— Не уверена, что сейчас подходящий момент, Джун — сказала Фенн.
— Всё нормально — сказал Грак. Провёл рукой по своей бороде. — Джунипер, ты относишься к миру так, словно он тебе что-то должен. Ты относишься ко мне так, словно я должен тебе внимание, привязанность, и лояльность.
Я на секунду задумался, подбирая слова, прежде чем ответить.
— Ой, да не надо этой хрени — сказал я.
Грак фыркнул, с заметной под усами лёгкой чуть самоуверенной ухмылкой.
— Я вложил в это столько усилий — сказал я. — Больше, чем с кем-либо ещё в партии. Я постоянно пытаюсь найти некие общие интересы, или поговорить с тобой, или просто... не знаю, что-то, что позволит прийти к взаимопониманию.
— В этом его проблема — сказала Фенн, вмешавшись в разговор. — У него, типа, такое чувство, что если попытался поговорить, то это делает друзьями, а потом раздражается, когда это не работает. И поскольку он считает, что поговорить пытаешься только с этими ожиданиями, у него изрядная сопротивляемость к тому, что пытаешься сделать.
— Спасибо, Фенн — сказал Грак, кивнув.
— Это тупо — сказал я. — Я получаю штраф за то, что пытаюсь? Ни одна разумная социальная система не может так работать.
— Речь не о приложенных усилиях — сказал Грак.
— Смотри, я реально думаю, что стоит выложить карты на стол — сказала Фенн.
— Твои усилия всегда направлены на получение награды для тебя — сказал Грак. — И я должен обеспечивать награду, иначе ко мне претензии. Это коробит.
Я поднял руки.
— Ты попытался решить эту проблему за пять минут — сказал Грак. — Подумай об этом.
Я взглянул на гарцующую с Валенсией на спине Шестиглазую Лань. Они не приблизились к нам. Солэс была способна слышать всё в домене локуса, и я предполагал, что к локусу это тоже относится. Даже если оно не понимало полностью то, что мы говорили, оно, вероятно, способно понимать тон, так что держалось поодаль — и держало поодаль Вал. Хорошо.
— Ладно — сказал я. — Тут как ты сказал, мы семья. Мы друг друга не выбирали.
— Я тебя выбрала — сказала Фенн.
— Это... спасибо — ответил я. — Но я имел в виду нас с Граком. Если бы система ничего не сказала, мы бы использовали его, чтобы подняться в башню Ауманна, спасли Амариллис, а затем отправились дальше без него, оставив в канаве.
— Ну, это, бл*, грубо — сказала Фенн, нахмурившись.
— Это был твой план — ответил я.
— О, точно — сказала Фенн, осветляясь лицом. — Давно было.
— Вода под мостом — кивнул Грак.
— Но суть в том, что единственная причина, почему Грак — часть группы, это потому что система так сказала, и единственная причина, почему он остаётся с нами — это потому, что мы ему платим — сказал я. — И даже если он установил связь с вами обеими, со мной он её не создал — никогда не пытался, но это и не удивительно, поскольку попытка, как выяснилось, грех.
— Я открылся тебе — сказал Грак. — Похоже, ты не считаешь это существенным.
Я уставился на него.
— Когда? Если это какое-то глупое непонимание...
— В Вейк Хандум — сказал Грак.
— То... та история про твоих, эм, друзей в афинее? — спросил я. Я едва не сказал вслух, но в последнюю секунду понял, что возможно это на самом деле не то, чем он делился с другими. Мы говорили об этом группой? Я не помнил, но попытавшись перебрать проведённые вместе недели, к своему потрясению понял, что похоже что нет.
— Да — сказал Грак. Его руки были сложены на груди. — Всё нормально. Такой уж ты. Это не вдохновляет на лояльность.
— Дай мне секундочку — сказал я. В моей голове кипели мысли, но я не хотел разбираться с ними, оставаясь социально ущемлённым. Я нырнул в свою душу, действие, ставшее почти автоматическим, и переместил очки с Mental в Insight, а затем открыл глаза и попытался продолжить думать.
Было очень мало персональных деталей, которые я знаю о Гракуиле Лидбрэйдс, и большую часть их я узнал из его биографии. Единственная персональная история, которую он когда-либо мне говорил, была тогда в Вейк Хандум, история, которая, как я думал, была просто проявлением его крайней прямолинейности насчёт странной хрени, до которой мне нет дела, способом сказать мне не спать с Фенн. И моим ответом на это было сказать "угу", а затем уже на следующее утро Фенн дразнила его, очень подробно, как именно у нас не было секса. Что ещё хуже, я начал прикладывать какие-то усилия к повышению его лояльности только после того, как узнал о Сдвоенных Душах; вообще-то у меня не было такого намерения, но понимаю, как это выглядело.
— Бл* — произнёс я. Закрыл глаза, чтобы не видеть остальных, что отвлекало, и скривился, пытаясь найти какой-то ответ. — Ладно, теперь понимаю. Буду надеяться, что на какой-то момент смогу объяснить, что творится в моей голове, но мне понадобится какое-то время, чтобы всё обдумать, как это выглядит с твоей перспективы, и где вмешивается разница культур. И даже если я смогу описать это идеально, вероятно, этого будет недостаточно, поскольку с тобой я облажался. Мне просто нужно... больше слушать, полагаю, и меньше сосредотачиваться на целях, по крайней мере когда это касается нашей кхарасс.
Я открыл глаза.
Лояльность повышена: Фенн, ур.22!
Лояльность повышена: Амариллис, ур.16!
Лояльность повышена: Грак, ур.10!
Разблокирована пассивка компаньона: Сдвоенные Души (Грак)!
Честно говоря, эта стопка сообщений несколько сбила мой настрой. В каком-то смысле это было словно извинение бросили мне в лицо, то же чувство, как если кто-то берёт твоё признание вины, что был неправ, и тыкает им тебе в лицо. Не то, чтобы они это делали, поскольку сообщения были от системы, но всё равно немного царапало.
— О — сказал Грак. Он опустил взгляд на свои толстые, мясистые руки с чем-то напоминающим восхищение во взгляде. Я внимательно наблюдал, как он достал свой монокль обережника, на секунду поднёс к глазу, а затем медленно вернул его обратно в карман. — У меня зрение обережника.
Я попытался вспомнить, что читал в (совершенно бесполезном) "Путеводителе обывателя по оберегам", но ничего не приходило на ум.
— Монокль обжигает сетчатку, если его слишком много использовать — объяснил Грак. — Он больше мне не нужен. На то, чтобы развить зрение, требуется тридцать-сорок лет интенсивного обучения. Это метка истинного мастера.
— Поздравляю! — сказала Фенн. — Возможно, сможем как-нибудь заскочить в Афиней Барьеров, сможешь попоказушничать перед друзьями.
— Этот навык незаслужен — сказал Грак. Он осматривался, быстро крутя головой и изучая увиденное. Что бы там ни было с его глазами, он ещё приспосабливался к этому. — Я ему рад, но он не заслужен. Я не стану притворяться мастером из-за этого дара.
— Ну, лично я собираюсь продолжать выигрывать состязания лучников — сказала Фенн.
— Я рада за тебя, Грак — сказала Амариллис. Она глянула на Шестиглазую Лань, приближающуюся к нам с Вал на спине. — Похоже, они наконец закончили. Как раз вовремя.
Вал спрыгнула со спины лани, приземлившись на мягкую землю. Из-за развевающегося платья это выглядело легко и беззаботно.
— Я ей нравлюсь — с застенчивой улыбкой сказала Вал. — И она мне нравится.
— Хорошо — сказал я, кивнув. — Однако нам придётся поработать.
— Она попыталась втиснуться в мою пасть — сказала Вал.
— Оно... что? — переспросил я.
— Она видела, что я пуста — сказала Вал. — Так что она попыталась втиснуться в меня, просто чтобы изучить. Мне пришлось держать пасть открытой, чтобы не укусить её.
— Локус... пыталось использовать одержимость? — спросил я. Я бросил взгляд на Амариллис, нашу эксперта по всему, но она выглядела такой же ошарашенной, как и я.
— Она ничего такого не имела в виду — сказала Вал, заметив мой взгляд. — И когда я всё объяснила, она отступила. Она — она не дьявол, я не хочу, чтобы вы так думали, мы просто в её домене, и она обладает силой здесь, и эта сила может проникать в меня, потому что я пуста.
Она перевела взгляд с меня на Амариллис, и выглядела слегка огорчённой.
— Если я что-то сделала не так...
— Нет, ничего — сказала Амариллис. Её голос был мягким. — Локус — загадочная сущность, мы просто не ожидали, что между вами будет взаимодействие. Это... возможно, первый раз в истории, когда нонанима встречается с локусом.
Амариллис нахмурила брови. Я задался вопросом, не о Второй Империи ли она думает.
— И, это. Может локус... Блин.
Я не знал, как это сформулировать. Возвращение к локусу и старание учитывать его желание оставаться окутанным тайной действовали мне на нервы. Я хотел знать, может ли локус наделить силой Валенсию, и если может, то может ли это работать вне бутылки, пока она достаточно близко, раз это работает у друидов. Но локус восставал против определений и описаний, и я не хотел разрушать эти странные магические отношения между ними чрезмерным анализом.
— Нам не нужно знать больше — сказала Амариллис, похоже, уловив моё направление мысли. — Мы будем стараться не изучать его слишком глубоко, и не задавать слишком много вопросов без ответов.
— Ладно — сказала Вал, всё ещё переводя взгляд между нами и сохраняя обеспокоенный вид.
Фенн шагнула вперёд, с бутылкой в руке. Душа Солэс, белая как лилия, двигалась внутри.
— У нас плохие новости — сказала Фенн. — Солэс...
Локус подняло свою голову к небу и закричало — странный звук, от которого сводило зубы. Это продолжалось какое-то время, пока Амариллис не шагнула вперёд и не обняла локус, положив голову ему на грудь. Когда Шестиглазая Лань опустила голову, из всех шести глаз текли слёзы, абсурдно большими каплями, словно поверхностное натяжение вышло из под контроля — каждая слезинка размером с мой кулак.
(Оно не знало, или это как мать, увидевшая прибывший из-за моря гроб сына, выплеск эмоций, когда смерть стала реальной?)
Грак слегка подтолкнул меня, и это заставило меня двигаться. Мы окружили лань, утешая её, и в итоге оно легло. Я чувствовал себя неловко и некомфортабельно, поглаживая её, и изо всех сил старался бормотать что-то утешающее, но у меня всегда было плохо со скорбью.
* * *
Тифф надела чёрное платье, спускающееся до лодыжек, и чёрные туфли с небольшим каблуком. Она вошла в мою комнату без стука, и села на кровать рядом со мной, не сказав ни слова. Её губы дрожали; судя по её глазам, она плакала, и хотя её щёки были сухими я сомневался, что они останутся такими.
— Почему ты не пришёл? — спросила она. Её голос дрожал.
— Я — начал я, а затем остановился, поскольку не хотел плакать. На мне были чёрные носки, чёрные штаны, чёрный галстук, и белая рубашка, застёгнутая на все пуговицы. Это был наряд, который мы выбрали вместе с Артуром, когда я был свидетелем на предварительном слушании. Он считал, что это будет весело, нечто, что мы можем сделать вместе, но я этого не понимал.
— Люди спрашивали, а мы не знали — сказала Тифф. Она протянула руку и положила её на мою.
— Никогда не считай человека мёртвым, пока не увидишь его тело — сказал я. — Он любил это цитировать. "Дюна", кажется.
Я пытался звучать цинично, находить утешение в отстранённости. Это не работало.
— Джун — сказала Тифф. — Ты мне нужен.
— Я знаю — сказал я. — Я просто... Я не могу. Я оделся, и весь вспотел, было такое чувство, что сейчас вырвет. Все эти люди. И они не знали его, как я, для них он просто кто-то, кого видели в коридоре.
— Он был во многих клубах — сказала Тифф. — Активность.
Я не был уверен, возражает она мне или нет.
— Угу — ответил я. Это должен был быть я. Он был краеугольным камнем. Если бы это был я, заметила бы только наша D&Dшная группа. Никто не понимал его как я, но он по крайней мере оставил свою отметку.
— Ты будешь в порядке? — спросила Тифф.
— Нет — ответил я. Непонятно даже, почему она это спрашивала.
— Пожалуйста, не говори так — сказала Тифф. Она наклонилась и обняла меня. Она плакала, с прерывающимся дыханием, и это были слёзы того, кто уже много плакал.
— Он не вернётся — сказал я. — Такого, как он, больше не будет.
Я не был уверен, что она понимает всё значение этого. Как она могла?
— Я не могу потерять и тебя — сказала она. Она мотала головой, и схватила меня за руку. — Не тебя тоже.
Самоубийство. До меня постепенно дошло, о чём она. На самом деле не "ты в порядке", а "ты не собираешься вредить себе". Я мог бы вспомнить наши прежние разговоры, если бы не был таким онемевшим. Те времена, когда я говорил ей, что чувствую потерянность и безнадёжность даже когда всё хорошо, стоя на краю дока у домика моего дяди и думая о том, как было бы неплохо исчезнуть под водой и больше не появляться. Лучше бы я молчал во время наших ночей вместе, не открывал так много о себе.
— Со мной всё будет нормально — сказал я. Это звучало как самая очевидная ложь в мире.
Тифф обняла меня, но это было неловко из-за того, как мы сидели. Это был не первый и не последний раз, когда она приходила ко мне в поисках утешения лишь чтобы осознать пропасть между нами.
В конце концов она потеряла и меня. Пришлось, ради неё самой.
* * *
Мы провели с оленем довольно долгое время, утешая его всей группой. Кажется, я был единственным, кому было неловко и дискомфортно, я не знал, как быть. Я не знал, сколько времени уделим локусу, то ли пять минут, то ли два часа.
После словно вечности моих неловких попыток приласкать оленя, я положил руку на него и попытался привлечь внимание Амариллис. В итоге она взглянула на меня, и я провёл рукой по боку лани, намекающе глядя на руку. Амариллис пожала плечами, и когда я поднял брови, оно коротко кивнула, демонстрируя то ли согласие, то ли одобрение. Так что пока мы все тут сидим, постараюсь проникнуть в душу локуса.
Попытка заглянуть в чужую душу без помощи короткого пути Сдвоенных Душ оставалась болезненно сложным процессом. Я надеялся, что с локусом будет проще, однако на самом деле было скорее сложнее. Я мог чувствовать душу у смертных видов, как она протекает сквозь кожу, течёт по венам, поскольку эти виды магии неким образом связаны с душой, манифестация через прокси, неразрывная связь — почему и нет латентной магии в крови, кожи или костях Валенсии. С локусом было иначе. Если у него вообще и была кровь, я её не чувствовал, и если можешь наплевать на физические законы с высокой колокольни, зачем заморачиваться кровью? Так что я пытался искать вслепую, пытаясь нащупать что-то, что похоже на душу.
Это заняло три часа. Валенсия была единственной, кто оставался рядом всё это время. Я изо всех сил старался отвлечься от происходящего вокруг, но видел, как остальные шляются по окрестностям, и временами шёпотом переговариваются, пока я работаю. Они держались поблизости, и я в чём-то предпочёл бы, чтобы они этого не делали, поскольку могло бы быть проще сосредоточиться, если бы до ушей не доносился едва слышимый шёпот. В конце концов, однако, моё чувство души наткнулось на что-то, и это ощущалось так очевидно, что я решил, что локус наконец поднял для меня некую мачту, чтобы можно было ухватиться.
