Фенн отвернулась, улыбка мгновенно угасла.
— Четвертьэльфы.
— Извини — сказал я. — Я... Я не вкладывал очки в социальные способности.
— Всё нормуль — Фенн пожала плечами и снова повернулась ко мне. — Это всё всё равно фантазии, верно?
— Ты действительно не хочешь детей? — спросил я.
— Не думаю, что им придётся так тяжело, как мне — сказала Фенн. — Есть места получше чем Рогботтом, и я бы держала их подальше от эльфов, но... может быть, возможно, гипотетический четвертьэльф может скрыть, кто он есть, и сойти за человека. Как получится. И даже если они не смогут это скрыть, возможно, они окажутся среди славного народа, которому нет дела до такого. Я не знаю. Мир — хреновое место по множеству причин. Я изначально не хотела приводить в него ребёнка.
— Ладно — сказал я. — Первым, что я сделаю, когда возвышусь к божественности, это наступлю миру на лицо и скажу "эй, относись к полуэльфам получше".
— Но чтобы это сделать, тебе нужно возвыситься к божественности — сказала Фенн. — То бишь, не останавливаться.
Я помедлил.
— Я не то, чтобы особо целеустремлённый парень — сказал я. — Я не какой-нибудь герой историй, у которых потребность отправиться исправлять пороки, или переворачивать несправедливое общество. Я не был таким на Земле, и не думаю, что буду таким здесь.
— И с этим — пробормотала Фенн, не встречая моего взгляда.
— И с этим, — продолжил я — я верю, до глубины души, что в конце всего этого меня ждёт Артур. Я пойду на что угодно, чтобы вернуть его. Он был моим лучшим другом. Я ему обязан.
Сказав это, я почувствовал вину, поскольку сижу тут на полянке с красивой девушкой, словно забыл про всё это.
— О — сказала Фенн. — То есть... Никаких маленьких домиков в лесу с твоей очаровательной подружкой Фенн?
— Ну, это мы, конечно, устроим — сказал я. — Просто сперва нужно позаботиться о горе всякой хрени.
— Ладно — кивнув, произнесла Фенн. — Не то, чтобы я прям уж хотела остановиться, или что мне не стало бы скучно, но... было это у меня на уме.
— А теперь мне достаётся поцелуй, за ответ на вопрос? — спросил я. — Очень особый поцелуй, как я слышал?
— Да — сказала Фенн. Она чуть помедлила, нерешительно. — Прошлой ночью, всё было... была причина, почему ты удовлетворился, ну... тем? Это было...
— Я получил достижение за это — сказал я. — В смысле, я не пытался его получить, почему и остановился, оно просто выскочило после того, как ты закончила. Это меня, типа, выбесило, что игра влезает.
— О — произнесла Фенн, чуть расслабляясь. — А я была... — Она помедлила, словно я мог закончить фразу за неё, чего я совсем не мог. — Я была в пределах твоих ожиданий?
— Я обожаю прикасаться к тебе — сказал я. — Я обожаю смотреть на тебя, когда прикасаюсь к тебе.
Я не совсем понимал, о чём она спрашивает, понятно было только, что это связано с её сложностями с сексом. Подтверждение её желанности вкупе с долгими ночами внимательных занятий любовью казалось лучшим способом иметь дело с этим. (Насколько я мог судить по прикосновениям, полуэльфийская топология гениталий значительно отклонялась от человеческих норм, но это было не одним из наиболее странных сценариев, которые я был готов принять; на мой взгляд, это не то, из-за чего стоит напрягаться, если только тебе всю жизнь не говорили, что стоит).
— Ладно — сказала Фенн, выдыхая и расслабляясь. — А теперь, чтобы подобающе принять мой особый поцелуй, тебе придётся лечь на спину и снять штаны.
Я парень простой, и сделал как говорят.
* * *
Какое-то время спустя я вернулся в дом, а Фенн отправилась кататься на Шестиглазой лани, обычное дело. Похоже, все симпатизировали магическому оленю куда больше, чем я, и я никак не мог понять, почему. Я знал свои проблемы с ним, такие как то, что оно может лишь выражать примерные эмоции, или то, что оно слишком часто за мной наблюдает, или то, что я вообще не люблю оленей как вид (хотя оно, очевидно, только имеет форму оленя). Чего я никак не мог понять, так это почему остальным оно нравится.
Я задумался, насколько это просто вопрос общей культуры, к которой я был слеп, или культурного веса Второй Империи и их истребительной кампании. Я не мог подобрать применимую земную метафору. Что-то вроде новооткрытия додо, и внимания, которое это получило бы со стороны людей, рассматривающих это как символ колониальной эксплуатации? Или, может, вроде того, как американская культура относится к аборигенам америки, словно они источник концентрированной духовной мудрости, а не бродяги с потрёпанной культурой. Или, может, это как увидеть номер на руке старухи и ощутить шокирующее понимание того, что с ней, видимо, произошло.
Даже Граку, похоже, Шестиглазая Лань была симпатична; он гулял с ней, и вставал на цыпочки, чтобы похлопать её по крупу. Я был порядком уверен, что дворфы с их подземными кланами практически никак не связаны с оставшейся после Второй Империи разделяемой культурной ответственностью за то, что произошло с локусами, но тем не менее — вот он, налаживает отношения с ней.
Это было не совсем академический вопрос. Исторические записи показывают, что у Утера Пенндрайга было семь аналогов компаньонов, его Рыцарей Квадратного Стола (каждый раз издаю мысленный стон, когда думаю об этом названии). Однако, сколько бы ни было доступно компаньонов мне, Шестиглазая Лань занимает один из этих слотов. Больше того, я не знал, какой эффект может быть у повышения её лояльности, а ещё, возможно, для того, чтобы достать её из бутылки, понадобятся более сильные узы между нами. С Солэс я по крайней мере мог найти нечто общее, но с магическим оленем? В лучшем случае я мог практиковаться в медитации и в том, чтобы испытывать чувство трепета, или помогать поддерживать баланс домена в бутылке, но это, по идее очень медленный путь.
(У Амариллис, Фенн и Грака на системной вкладке "Компаньоны" была биография в параграф длиной, появляющаяся, как я уверен, после повышения Лояльности до уровня 2. После моего маленького эксперимента по испытыванию трепета и восторга я закрыл глаза и заглянул на неё, но обнаружил, что вместо текста у Шестиглазой Лани там картинка, уходящая за границы, в которых должна бы находиться. Это был первый раз, когда игровая система показала мне что-то кроме текста, символов, и линий, ограничивающих панели.
На картинке были разные сцены, лишённые чёткой хронологии и перетекающие друг в дружку там, где соединялись. Если всмотреться в неё, изображение увеличивалось, убирая остальную часть игрового интерфейса и заполняя моё зрение только историей в картинках Шестиглазой Лани. Большая её часть мало что для меня значила, поскольку картинки фокусировались на реках и лесах, с отдельными животными временами. Я сосредотачивался на разумных там, где мог их найти, и в итоге перед моим взором появилась полноразмерная оргия с извивающимися обнажёнными телами представителей сотни разных видов. С одной стороны, сверху справа, мужчины в доспехах шли и убивали народ, но ниже сидела группа беременных женщин, а ещё ниже различные женщины рожали, обнажённые дети шли по лесу, и некоторые надевали собственные кожаные доспехи, чтобы сражаться с напавшими.
Это была история локуса, словно бы рассказанная безумным художником, способным реалистично рисовать в масштабах йотапикселей, но понятия не имеющим о том, как обеспечить связное повествование. Мне понадобилось некоторое время, чтобы найти бутылку, стоящую наособицу, в стороне ото всех. Не было попытки показать это буквально; её размера едва хватало, чтобы туда поместилась Солэс, сидевшая скрестив ноги, с посохом на коленях. Она была совсем маленькой в сравнении с остальным, и в этом, вероятно, и была суть).
Дом в центре бутылки был создан из массивного дерева, которое словно само по себе выросло с внутренним пространством, приспособленным для проживания гуманоидов. Древесина не была вырублена или вырезана, она просто следовала собственному органическому течению, которое, так уж получилось, образовало проёмы для окон, проходы, соответствующие дверям, несколько ровных поверхностей, которые можно использовать как столы, и тянущиеся параллельно корни, на которых можно сидеть. В большой, изогнутой комнате в центре были различные альковы, до некоторых из которых нужно было карабкаться, в которых находились кровати. Слово "кровати" я тут использую примерно, поскольку определённо слово "текстиль" в лексиконе друидов не использовалось, и, разумеется, пружинных матрасов у них тоже не было.
Мы в последнее время заняли пространство на полу. Здесь стоял большой украшенный стол, принесённый из кабинета в Вейк Хандум (дело рук Фенн, очевидно), конфликтующий с остальной, природной, обстановкой. За ним сидела Амариллис, с упорядоченными грудами бумаг и раскрытой книгой перед ней. Она делала записи, а Грак наблюдал. Я слышал Солэс в той зоне, что служила кухней, но её видно не было.
— Что это за книга? — спросил я.
Амариллис положила свой карандаш и повернулась ко мне.
— Я правда не хочу сбивать тебе настрой, но не стоит ли нам установить определённые правила?
— Эм... — произнёс я. — В смысле?..
— Когда я ходила принести Солэс воды, я видела вас с Фенн — сказала Амариллис. Она не сказал, что мы делали, но я был не настолько тормознутым, чтобы не въехать, о чём она.
— О — произнёс я. — Я думал, мы, эм, достаточно далеко.
— Недостаточно — сказал Грак. Он шмыгнул носом. — Я установил оберег от звука вокруг вашего алькова. Но учтите, что он развалится, как только бутылка сдвинется с места.
— Извините — произнёс я, ощущая, как мои щёки краснеют.
— Ну, лично я считаю, что это чудесно — произнесла Солэс, с улыбкой выходя из кухни. — Это место слишком давно было лишено звуков удовольствия.
И тут я покраснел по настоящему, поскольку одно дело — оказаться дважды смущающе подловленным на чём-то, и совсем другое — получить за это от комплимент. Я бы назвал Солэс извращенкой, что подслушивает, но это вообще-то моя вина. Я мог бы попросить Грака об оберегах приватности, но у меня в голове всё ещё оставалось представление, что мы с Фенн продвигаемся неспешно — неправильность которого доказали последние полчаса.
— Я... предпочёл бы об этом не говорить — сказал я. — Мы постараемся учитывать тесноту.
— Это всё, чего я прошу — произнесла Амариллис. — Я правда не хочу вбивать клин — кажется, в её голосе что-то было, но мне могло и показаться — в ваше счастье.
— Так что это за книга? — спросил я, стремясь сменить тему.
— Переиздание "О природе нарратива" Утера Пенндрайга — ответила Амариллис.
Я чуть нахмурился.
— Позволь предположить — это часть обширной коллекции Фенн?
— Мы с Граком ходили в город — сообщила Амариллис.
Я уставился на неё, затем посмотрел на Грака, и наконец на Солэс.
— Мы так не договаривались — сказал я. — Использование ключа телепортации...
— Мы его не использовали — сказала Амариллис. — В последний раз, когда мы перемещали бутылку, я разместила нас в двух милях от непримечательного среднего города без камня касания. — Она чуть прикусила губу. — И ты прав, мне следовало сказать тебе, но у меня была клаустрофобия, и мне нужно было вдохнуть свежего воздуха.
— Извини, но ты пытаешься отчитывать меня за непредупредительность, когда сама ушла, не сказав мне? — спросил я. — Котелок, чайник, т.п. (при переводчика: отсылка к поговорке Pot calls kettle black, аналог нашего "кто бы говорил"/"чья бы корова мычала, а твоя бы молчала"). Ты подвергаешь свою жизнь опасности, а значит и все наши.
— Из-за вашего шума секса это место кажется совсем маленьким — сказал Грак.
— На мой взгляд — мило и уютно — пожав плечами, сказала Солэс.
Я снова покраснел, но хорошего ответа у меня не было, поскольку возражения, что на самом деле секса не было не казались приемлемой защитой. Амариллис сказала, что рада за нас, но казалась немного одинокой, и... ну, да, мы были действительно несколько бесчувственны в этом плане.
— Извините — снова сказал я.
— Я тоже прошу прощения — вздохнула Амариллис.
— За что? — спросила появившаяся из двери Фенн. Она выглядела немного потрёпанной ветром; локус может бегать чрезвычайно быстро, даже быстрее, чем можно подумать по его длинным ногам.
Улыбка, что она продемонстрировала мне, была ослепительной, словно она сошла с самолёта и приветствует меня после недель разлуки.
— За шум прошлой ночью — сказал я.
При этих словах Фенн запунцовела. Она очень привлекательна, когда краснеет, и это напомнило мне цвет её щёк, когда она целовала меня.
— Ну, вините Джунипера — сказала Фенн.
— Угх — произнёс я, хватаясь за грудь. — Предан самым верным компаньоном.
— Утер был одержим нарративом — произнесла Амарилис, чуть быстрее и громче, чем нужно. Она вернулась ко столу и смотрела на книгу. — Этого не заметно в его работах, но если предположить, что большинство этих новелл и пьес были плагиатом или по мотивам земных, то можно ориентироваться на его нехудожественные произведения, которые вероятно тоже основываются на земных идеях, но в его собственной трактовке.
— Амариллис ищет смысл нашего путешествия — сказал Грак.
— Да, но нет. Утер искал смысл своего путешествия — сказала Амариллис. — Его персональная история жизни неплохо совпадает с построенной им моделью универсального нарратива, который современные редакторы воспринимают просто как аспект мифотворчества Утера, или, может, что работы Утера отражают его личность и его путь. Однако когда я читаю это, мне становится довольно очевидно, что Утер не просто абстрактно рассуждал — он что-то уцепил.
— То есть это подсказка? — спросил я.
— Не всё — подсказки — в один голос произнесли Фенн и Грак. Она подошла хлопнуть его по руке, и он неохотно принял жест. У меня начало закрадываться подозрение, что Фенн была популярнее, чем я.
— Да, я думаю, что это подсказка — сказала Амариллис. — Я не думаю, что мы сможем многое предсказать, подгоняя наши приключения под некую структуру повествования, хоть и начала такой процесс, но я думаю, что это может подсказать, как мыслил Утер, и от этого, может быть, удастся оттолкнуться к тому, куда он делся.
Она перелистнула несколько страниц назад, и указала мне подойти ближе.
(Мне казалось немного нечестным, что Амариллис не стала менее красивой теперь, когда у меня была Фенн. Не поймите неправильно, я был с головой в этих новых отношениях, но Амариллис была ошеломительно шикарна, и моё сердце билось быстрее, когда я стоял рядом с ней. Я хотел бы, чтобы в моём мозгу был некий переключатель влечения, который можно выключить, но увы).
— Вот — произнесла она, указывая на страницу. — Это круг. Герой начинает на вершине, в месте комфорта, а затем принимает зов приключения...
— Угу — сказал я. — Это содрано с "Герой с тысячью лиц" Джозефа Кэмпбелла, не отличается от того, что там было.
Я его прочитал только потому, что Артур настаивал. Ещё одно доказательство того, что Утер и Артур — одно лицо, не то, чтобы в нём была нужда.
