В нашей настолке он играл Бачевином, крепкой молодой женщиной, пытающейся вернуть утраченную её семьёй честь. Он был не очень хорош в отыгрыше, хотя быстро освоил мою (полностью самопальную) систему, и после нашей второй сессии составил довольно конкретные идеи о том, что из себя представляет Бачевин, которыми подробно поделился со мной. (Все мои попытки помочь он отверг, и лояльность так и не изменилась).
* * *
Большую часть времени я, очевидно, проводил с Фенн. Было так, словно вся эта хрень с "проклятьем возлюбленных" не нависала над нами, хотя она покидала комнату каждый раз, когда Амариллис хотела поговорить со мной об этом, и иногда я ощущал, как она прижимается ко мне, когда мы лежали вместе. Мы это не обсуждали, потому что она не хотела, и неразговаривание об этом помогло подняться её настроению, так что, возможно, это просто её подход к вещам. Будь мы на Земле, народ бы, наверно, сказал "это такая эльфийская фишка?", но после выяснения про полуэльфийскость сказали бы, что это нездоровое отношение к проблемам. Однако я знал, что невозможно силой заставить кого-то разбираться с проблемами, с которыми нужно разбираться.
(В конце концов, теория нарратива оставалась недоказанной, и даже будь она таковой, "сюжетка с мёртвыми возлюбленными" тоже была недоказана. Проблема в том, что не было никаких доказательств роли "истории"; все события выглядели естественными последствиями того, что было раньше, и относительно женщин в жизни Утера это было ещё более заметно, нежели с угрозами, с которыми он имел дело как Король Англицинна).
В конце концов я привык ценить подход Фенн отгораживаться. Учитывая, сколько времени у меня уходило на тренировки, чтение, и обсуждение теорий, было приятно, что есть кто-то, кто по крайней мере делает вид, что ей нет дела до происходящего. Моё время, проведённое с ней, в основном тратилось не на серьёзные разговоры, а с оберегом от шума вокруг нашего алькова мы могли беседовать о довольно интимных вещах.
Со стороны Фенн это были в основном рассказы о её времени в Землях Восставших, пересыпаемые историями о ярких персонах, с которыми она имела дело, продавая добычу. Это было не самое счастливое время её жизни, но это было безопасной темой, поскольку хотя это и происходило с ней, но было не особо личным. Не то, чтобы это были истории ни о чём, но Фенн рассказывала о себе, не открывая о себе. (Мне понадобилось немало времени, чтобы это понять, и было несколько фальстартов, когда я спрашивал её о её родителях, или каково было расти между двух миров; вопросы, от которых она ловко уклонялась). Так что я слышал много чего об убиении зомби, подпольной активности, сомнительных торговцах, и ничего, что рассказывало бы мне о Фенн что-то, чего я не знал.
Когда я рассказывал, старался уходить от темы настолок. Я не упоминал Артура, даже когда он участвовал в истории; частично из-за моего отношения, и частично потому, что в этом мире он был реален, и говорить о нём — значит говорить об Утере. Так что вместо этого я в основном рассказывал о Земле, описывая чудеса, которые она (вероятно) никогда не увидит. Всё это бледнело в сравнении с Аэрбом, но это потому, что все детали Аэрба, в которых была заметна моя рука, были преувеличенными или усиленными версиями того, что я видел. Единственным исключением были технологии, но хотя технология и её воздействие на общество были моим любимым коньком, и она не отказывалась послушать, но не думаю, что её это особо интересовало, так что была некая неловкость. Однажды ночью я так ей и сказал.
— Мне нравится всё в тебе, Джунипер — сказала она, похлопав меня по груди. — Если ты хочешь говорить об межштатовой системе Эйзенхауэра, буду рада послушать.
Она довольно вздохнула.
— Думаю, мне бы понравилась Земля, даже если кое-в чём она кажется скучной, и даже если у вас кругом ядерное оружие. Мы могли бы вместе сходить в МакДональдс.
— Надеюсь, МакДональдс — не единственное, что ты извлекла из сказанного — пробормотал я.
— Джунипер, они обслужили сотню миллиардов, это стоит уважать — прошептала она. Её речь всегда превращается в шепот, когда она засыпает, и иногда она несколько минут ничего не говорит, а потом снова лениво заводит разговор, возвращаясь к теме, но засыпает на середине фразы.
В наших настолках она играла Аднарим, воровкой-пронырой и убийцей, случайно оказавшейся в бизнесе различных подработок. (Фенн сделала себя сестрой-двойняшкой учёной Амариллис, Миранды, что изначально вызвало возражения от принцессы, но в итоге оказалось изрядно весело).
* * *
Осталась Амариллис, первая из моих компаньонов, и та, с кем я больше всего ссорился. Наше с ней время в основном проводилось или в тренировках и спаррингах, или в работе над так называемыми "нарративными паттернами", или мы делились обзорами прочитанного. Я почти никогда не оставался с ней наедине, и даже когда были, это никогда не было приватно, поскольку дом открыт и просматривается. Было то, что я хотел знать, но о чём не хотел спрашивать.
Как-то утром я проснулся, выбрался из постели, и застал её сидящей у стола, размечающей цветными карандашами карту жизни Утера, состоящую в основном из арок различных конфликтов, возникающих и решаемых. Мы оба обратили внимание на заметную деталь: было несколько важных "сюжеток", или "арок повествования", оставленных Утером, когда он исчез, но причина этого была нам непонятна. Она с первого дня готовилась к следующей части нашего приключения; и это была её итоговая карта жизни Утера, на которую она будет ориентироваться, взяв с собой, дистилляция нескольких дней исследований.
— И как оно? — спросил я, пройдя через невидимый барьер от звука. Обычно я просыпался с рассветом, но Фенн оставалась в постели ещё час-два после того, как я встал.
Амариллис глянула на меня и нахмурилась. Я был в своих шортах, Фенн позади была нага.
— Ты потерял вес — сказала она.
— Разве? — спросил я, глядя на свою грудь. С первого взгляда было заметно, что она права, но в этом в общем-то не было нужды, поскольку я и сам заметил пару дней назад. Потеря веса, в этом контексте, штука скверная. Повышение уровня скинуло меня на физическое состояние, в сущности, лучшее в моей жизни, и теряемый вес был, фактически, мышцами, за неимением лишнего.
— Ты нормально ешь? — спросила она.
— Ну да — ответил я, и сам заметил, что это звучит, как будто я защищаюсь. — Ты же за каждым обедом можешь слышать, как Фенн меня обхаживает.
— Она беспокоится, — сказала Амариллис — и я тоже.
Она опустила взгляд на раскрашенную карту истории Утера.
— Если бы я не хотела есть, но это было необходимо для выживания моего и партии, я бы перетерпела неприязнь и заставила себя.
— Как-то очень прямолинейно — сказал я.
— Что? — нахмурившись, спросила Амариллис.
— Извини — сказал я. — Я думал, ты... намекаешь.
— О — произнесла Амариллис. — Это. Нет, я просто говорила, что тебе не следует полагаться на повышение уровня. Если только мы не столкнёмся с быстро последовавшей серией существенных угроз, или квестов, которые проще чем кажутся, но всё равно щедро вознаграждаемы, нам, вероятно, понадобятся недели, а не дни до следующего. Ты теряешь мускульную массу, что означает потерю боевых способностей.
— Я знаю — сказал я. — Я... Ты не думала, что возможно моя пищеварительная система не в порядке, и просто не воспринимает питательные вещества? Мне кажется, я много ем.
— В таком случае дело хуже, чем мы думали — спокойно заметила она. — Нам нужен кто-то, кто сможет исправить нанесённый твоей душе урон, но эта профессия контролируется куда строже большинства других. И что важно, нам нужно найти кого-то надёжного. Если только мы не наткнёмся на ещё одного компаньона, чья специальность именно то, что нам нужно, нам останется или отправиться к кому-то с хорошей репутацией и надеяться, что сможем подкупить, чтобы молчали, или отправиться к кому-то с плохой репутацией и надеяться, что нас не поимеют.
Я был уверен, что она вспоминает мага татуировок.
— Конечно, если мы найдём кого-то, кого можем подкупить, это будет означать, что он изначально ненадёжен.
Я бросил взгляд на амулет, лежащий на столе рядом с ней. Обычно она держала его спрятанным. На этот момент я уже видел несколько раз, как она беседует с ним; с моей стороны это выглядело, словно она задумалась, с сияющими синим светом глазами, в то время как температура в комнате падает на пару градусов.
— Есть советы от прадеда? — спросил я.
— Разговоры с ним изрядно раздражают — сказала Амариллис. — Вообще, он засранец. Наши с ним отношения — не "предок помогает своему потомку", а "он пытается навязывать миру свои ценности из могилы".
— И эти ценности настолько несоответствуют твоим? — спросил я. У меня было впечатление, что призрак её прадеда скорее чрезмерно осторожен, чем ведёт себя наперекор.
— Он поддерживал Вторую Империю — сказала Амариллис.
— О — произнёс я. — Да уж, понимаю, как это может усложнить дело. Но у него есть совет? Если они были известны работой с душой, то может у него есть чем поделиться?
Амариллис нахмурилась и взглянула на амулет.
— Если я скажу тебе, и у тебя появится квест, то можем мы согласиться основательно обсудить с остальными, а не решать, что это хороший вариант действий просто потому, что система так говорит?
— Ты собиралась мне не говорить? — спросил я.
— Нет — сказала Амариллис. — Я стараюсь быть открытой. Я просто хотела времени обдумать это, прежде чем сообщать, желательно всем.
— Ладно — сказал я. Но она всё равно пытается контролировать информацию. Старые укоренившиеся привычки, или что-то другое? — Давай, колись.
— Вторая Империи коллапсировала в 324 ПИ — сказала Амариллис. — К тому моменту она уже какое-то время хромала, в основном в результате экономической политики. Военная интеграция и схемы реформ истощали бюджет, но смертельным ударом стало превращение столицы в карантинную зону.
— Это же был Манифест, верно? — спросил я. Я прочитал "Принцип Отчуждения, Седьмая Редакция", и в процессе получил все убойные квесты в списке "Убийца Ужасов". Это было, мягко говоря, впечатляюще. Манифест — практически бессмертный тип, обладающий способностью массового контроля над населением, и тот факт, что он был ограничен теми, кто находятся в зоне отчуждения, был единственной причиной, почему он считается серьёзной угрозой, а не вестником апокалипсиса. (Пр. переводчика: интересно, это отсылка к тому, о чём я думаю?..)
— О — сказала Амариллис. — Верно, да. В большинстве наций-членов были антиимпериалисты, и когда Империя оказалась по сути обезглавлена, а множество империалистов — грубо порабощены Манифестом, произошёл стремительный сдвиг власти. Мой прадед удержался и смог избежать судов, через которые прошёл Англицинн, но другим не так повезло. Одним из таких был Фаллатер, маг души, заточённый с несколькими другими на самом маленьком из Зоришских островов — технически не их часть, но под их доминионом. Он был эльфом, так что должен ещё быть жив, но тюрьма брошена.
Она немного помедлила.
— Очевидно, будет самоубийственно глупо организовывать побег из тюрьмы, чтобы получить его опыт.
Квест принят: Преступления против души. Отправляйтесь в автономную тюрьму на острове Сулид и вытащите заточённого там преступника Фаллатера Вайтшелла.
— Ты действительно считаешь, что это будет самоубийственно глупо, или сказала это, чтобы активировать квест? — спросил я. — Квест я получил, кстати.
— Я думаю, что это неразумно — сказала Амариллис. — Нам всё ещё нужно выяснить, что думают о нас национальный аппарат Англицинна и интернациональные системы Империи, но... если будет известно, что мы как-то причастны, то это почти гарантированно зафиксирует нашу репутацию. Думаю, шанс того, что об это станет известно, невелик, но учитывать всё равно следует.
— А что насчёт самой возможности это провернуть? — спросил я.
— У нас есть ключ телепортации — сказала Амариллис. — Это единственная причина, почему я считаю, что это может сработать. Тюрьма на острове Сулид была построена архитектором в ремесленной горячке, это коварное место с опасной неизвестной магией. Туда отправляли только на пожизненное. После того, как Англицинн принял программу высшего суда испытаниями, её полностью прекратили использовать.
— Но она остаётся там, и продолжает действовать — сказал я. — В квесте она названа автономной.
Амариллис кивнула.
— Она разумна.
— В таком случае, пришпилим этот вариант, и посовещаемся с остальными — нахмурившись, сказал я. Вообще-то я не видел других реальных вариантов, разве что отправиться к кому-то из лицензированных Имперских магов души. — Думаю, Солэс это не понравится.
— Её всё устроит, если это путь к спасению локуса — сказала Амариллис. — "Понравится" не то слово, но, полагаю, она это примет, если мы решим, что это лучший путь вперёд. Нам нужно обсудить это всей группой.
Я подошёл взглянуть на разложенные ей бумаги.
— Хотел бы я, чтобы у нас было больше материала, с которым можно работать — произнёс я. — По крайней мере, более существенного.
Я оглянулся на Фенн.
— Как думаешь, насколько велика угрожающая ей опасность?
— Понятия не имею — сказала Амариллис. Она закинула руки за голову, переплетя пальцы. — У происходящего всегда были причины. Из двадцати было три, которые можно назвать неудачами, но в остальных случаях всегда была причина, это не было очевидно сверхъестественным. Ты всё спрашиваешь, как он мог продолжать подвергать других опасности, и на мой взгляд это просто не выглядит судьбой. Эльфийская удача в её крайних проявлениях видима, она почти ощутима, шанс один из ста происходит в девяти случаях из десяти. Это — она указала на бумаги — просто люди следуют своим убеждениям и побуждениям, вступают в конфликты, основанные и разрешаемые фундаментальными фактами реальности. Суть не в том, что кто-то оказался не в том месте не в то время, а просто... так уж сложились обстоятельства.
— Что и делает это таким коварным — сказал я.
— Мне это не нравится — сказала Амариллис. Она опустила руки и скрестила их. — Это подразумевает всеведение, или всемогущество, или то и другое. Если Чёрные Экспроприаторы внедрили агента в парламент Милуэ по внутренне резонным причинам, то как всё это может быть подготовкой к прибытию Утера три года спустя? Каким образом это может быть заготовленной сюжетом романтической линией, естественным образом приведшей к её смерти?
— Меня больше удивляет, что мы это раскрыли — сказал я. Взглянул на Фенн, которая ещё спала, приоткрыв рот. — Хотя, возможно, это должно быть предупреждением, или уроком, или подсказкой. Или, может, за теорией нарратива ничего нет, а Утер просто... — я помахал руками — может, это просто результат того, что он верил в нарратив.
Иронично, но это было бы самым ироничным поворотом.
— Возможно — Амариллис кивнула.
Мы молча взглянули на бумаги. Сегодня мы соберём всё это и засунем в перчатку Фенн, и скорее всего больше никогда не увидим. Мы потратили на это время и силы, но впечатление такое, что бесполезно, поскольку если нарратив существует, мы понятия не имели, как с ним справиться.
