"Сейчас самое время закричать — не стреляйте, я сдаюсь, и у меня есть важные сведения!" — решил Хеллборн. Но в этот раз ему не пришлось унижаться.
— Достаточно, достаточно! — закричал уже другой голос, по-французски. — Милосердия. Подберите раненых. Всех уцелевших взять в плен.
"Сегодня я утопил очередной вражеский корабль, снова прошел через Зеркало, поймал еще одну пулю и опять попал в плен, — подытожил Джеймс Хеллборн. — Вне всякого сомнения, день удался!!!"
Глава 35. Родина помнит, родина знает.
"Пуссикэт", теперь уже честно украшенный флагами Доминации Спаги, снова двигался на север. Карфагенские полководцы приняли решение отправить трофейный бронепоезд на реконструкцию и модернизацию, а захвативших его парашютистов из Испанского Иностранного Легиона — перебросить на другой фронт.
Обеденный стол в броневагоне-ресторане был снова украшен белой скатертью, закусками и напитками, но балланс сил заметно сместился в сторону Солдатской Республики. На этот раз Драконию представляли всего три офицера — Аттила (с повязкой на левой руке), Тетлок (с перевязанной головой, незначительная царапина) и Хеллборн (с забинтованной ногой и тросточкой). Все остальные офицеры либо погибли, либо находились в лазарете с гораздо более тяжелыми ранениями. Простых солдат (среди уцелевших снова была Патриция! альбионцев так просто не убить! она всего лишь сломала нос при падении на рельсы) на обед не пригласили. Доминацию Спаги представляли полтора десятка офицеров из вышеназванного Испанского Легиона. И не только.
Распоряжался за столом старый знакомый — сбитый летчик-митраист Ганнибал, освобожденный из драконского плена испанскими легионерами. Побежденных драконцев он встретил как старых друзей и отвел им почетные места.
— В прошлый раз мы не договорили, — заявил Ганнибал, предлагая своим "друзьям" все новые и новые угощения.
— О чем вы? — равнодушно спросил Аттила Кун.
— О борьбе миров! — воскликнул митраист. — О бесконечной войне! Разве сам факт вашего поражения не породил в ваших головах мыслей о возможном превосходстве нашего пути, Пути Воинов, над вашими сладкими сказками о возлежащих волках и ягнятах в якобы грядущем мире победившего коммунизма?!
— Поражение? — переспросил Аттила. — О каком поражении идет речь? Дракония сражается.
— Я имел в виду конкретно вас, экипаж бронепоезда, — нетерпеливо пояснил легионер.
— Ах, вы об этом, — натужно рассмеялся комиссар. — Ну что ж, мы разменяли один свой бронепоезд на один ваш, плюс индоокеанский корабль, плюс цеппелин тамплиеров, плюс несколько механических "рыцарей". Наше поражение? Ваша победа? Гордитесь, вы превзошли царя Пирра — он был один, а вы добились аналогичных успехов в составе целой международной коалиции! Превосходство пути? Вы имеете в виду индоокеанский культ Посейдона или тамплиерский культ бога Смерти?
— Я все еще надеюсь, что вы, как солдат, сможете понять меня, — надулся Ганнибал. — Как солдат солдата...
— Нет, — покачал головой Аттила, — именно как солдат солдата я отказываюсь вас понимать. Я воюю с двенадцати лет — и мне надоело воевать. Я устал. Я отправился на эту войну только потому, что надеялся — она окажется последней. Когда мы одержим победу, больше никому не придется воевать.
— Наступит вечный мир? — с иронией в голосе заметил Ганнибал.
— Что-то в этом роде, — равнодушно пожал плечами Аттила.
— Усталость профессионала оканчивается смертью, — задумчиво пробормотал майор Колменарес, командир испанских парашютистов.
— Но обратите внимание, — воскликнул Ганнибал, — вы все-таки начали эту войну, потому что...
— Мы ее не начинали, — перебил его комиссар, — мы всего лишь обороняемся.
— Конечно-конечно, — радостно закивал митраист, — и это не ваши люди мутили воду во всех соседних державах в последние двадцать лет.
— Мы оборонялись, — упрямо повторил Аттила. — Или это не ваши люди подстрекали к восстанию мятежные племена на нашей территории?
— Именно так, мой дорогой белый брат, — ухмыльнулся Ганнибал. — "Мятежные племена", надо же! Что вы там говорили про коммунизм и братство народов? А у вас есть "Максим"?
— Я просто пытаюсь говорить на понятном для вас языке, — поморщился комиссар, — разумеется, не "мятежные племена", а "черные бригады" зулуфашистов.
— Действительно, лучше говорите на понятном языке, — согласился митраист. — Вся эта словесная мишура, и то, что вы пытаетесь за ней скрыть...
— Усталость, — напомнил Колменарес.
— Именно так, усталость! — подхватил Ганнибал. — Говоря откровенно, меня не могут не радовать пораженческие настроения в ваших рядах, но я хотел бы понять...
— Вы можете попробовать, — снова перебил его Аттила. — Вы можете попытаться — понять. Боюсь, это невозможно. Вами движет ненависть, а нами движер любовь. Поэтому мы победим. А вы — уже проиграли.
— Мне кажется, или мы теряем нить разговора? — нахмурился пилот-митраист.
— Вы знаете, я не должен был здесь находиться, — сказал Аттила. — Ведь я стоял в тот день у окна.
— Стояли где? — удивился Колменарес.
— У окна, — повторил Аттила Кун. — В кабинете председателя Тунгстена. Просто огромное окно. Оно выходило во двор, но окружающие здания были гораздо ниже, поэтому из окна открывался прекрасный вид на весь Кейптаун. Когда мы вошли, Тунгстен рассмеялся нам в лицо. Было видно, что он испуган, но не хочет в этом признаваться. "Вы не посмеете", сказал он. И тогда мы выбросили его вниз. С пятого этажа. И он был только первым из многих. Машины прибывали к парадному входу, гвардейцы из Особого Комитета поднимали арестованных на лифте. Им задавали стандартные вопросы и говорили обычные вещи — "революция в опасности", "спасение республики", "общественное благо". Некоторые из них покидали кабинет через другую дверь. Но были и такие, которые не соглашались спасти Республику. И эти последние отправлялись в окно. Знаете, даже приземлившись с пятого этажа на бетонный плац, человек может уцелеть. Особенно если он падает уже не на бетон, а на кучку своих товарищей по несчастью. Но внизу уже стояли гвардейцы и помогали им умереть. А потом пришел полковник Гафний...
— Маршал Гафний, Мастер Огнеметчиков? — уточнил Колменарес.
— Тогда он был простым полковником, — продолжал Аттила. — Ему очень хотелось что-то сказать, что-то пафосное и подходящее моменту, но его хватило только на жалкое: "Вы далеко пойдете, молодой человек". Мастер Огнеметчиков никогда не славился своим краснословием. У него были другие таланты. А я только рассмеялся ему в лицо. Совсем как покойный Председатель за несколько часов до этого. Гафний не обиделся. Он просто заметил, что мне не стоит задерживаться у открытого окна. Свежий бриз, сквозит, так и простудиться недолго.
"Разумеется, — сказал я ему, — так и должно быть. У врат преисподней ветрено".
Комиссар Кун замолчал и надолго припал к своему бокалу.
— Все это очень трогательно, — нарушил наступившую тишину полковник Ганнибал, — но я не понимаю, какое отношение...
— Мы просто ведем светскую беседу, — вежливо пояснил Аттила. — Заполняем воздух пустыми словами. Ваша очередь.
— Вы пытаетесь меня оскорбить? — уточнил пилот-митраист.
— Нет, — возразил драконский комиссар, — я просто пытаюсь объяснить, что мне надоело смотреть, как люди вылетают из окна. Мне надоело стоять у врат преисподней и вглядываться в бездну. Потому что...
— Если бездна вглядывается в тебя, — поспешил перебить его Ганнибал, — нужно вырвать этой суке наглые глаза!
— В следующий раз я так и сделаю, — спокойно пообещал Аттила.
— Именно так! — подхватил Ганнибал. — Не позволяй врагу рассмотреть тебя и найти твои слабые стороны! Не стой на месте — двигайся! Покой — это смерть! Движение — это жизнь! Жизнь — это война!
— Война — это смерть, — заметил комиссар. — Круг замкнулся.
— Война — это битва до победного конца! — возразил пилот-митраист. — Победа — для тебя, конец — для твоих врагов!!!
— Достаточно, достаточно, — Джеймс Хеллборн наконец-то покончил с десертом, вытер губы салфеткой и теперь был готов присоединиться к беседе. — Вы меня убедили. Я хотел бы вступить в ряды Иностранных Легионов Солдатской Республики и принять посильное участие в Бесконечной Войне. Больше того, у меня есть важные сведения, которые я должен сообщить вашей контрразведке...
Аттила Кун уставился на Хеллборна неверящими глазами.
— Что за шуточки, Джеймс? — прошептал мадьяр.
— Никаких шуток, — отрезал Хеллборн. — Мистер Ганнибал, мистер Колменарес, я жду. Кто здесь старший офицер контрразведки?
— Неужели мое первое впечатление было настолько верным? — почти прошипел комиссар. — Неужели ты и в самом деле дешевый аристократик-авантюрист, способный так легко предать? И это после всего... Мы вместе сражались, мы задержались из-за тебя в малайских развалинах...
— Ах, как быстро ты поверил в мое предательство, — усмехнулся Хеллборн. — Запомни, я своих людей никогда не предавал.
— Понятно, значит мы никогда не были твоими людьми, — кивнул Аттила, бросив на альбионца особенно нехороший взгляд. — Маккорд, Белгутай, Уаскар, Креспо, Намибия — все они погибли, а ты, мерзавец...
— Майор Намибия? — спохватился Ганнибал. — Эта очаровательная черная амазонка? Нет, мы не нашли ее тело. Похоже, ей удалось бежать в лес.
"И слава богу", — с непонятным облегчением подумал Джеймс. Хотя, если подумать, ничего особенного их не связывало...
— Я убью тебя вилкой или столовым ножом, — пообещал комиссар Кун. — Вот прямо сейчас.
— Бесполезный разговор, — нахмурился Хеллборн. — Мистер Колменарес?
— Да, разумеется, — спохватился командир испанских легионеров, — вас проводят, мистер Хелл...
Комиссар-подполковник Аттила Кун слов на ветер не бросал. Мгновение спустя он уже летел через стол, вооруженный ножом и вилкой одновременно. Неизвестно, чем бы закончилось столь зловещее покушение, но Хеллборна спасла тарелка с мелко нарезанным салатом, на которой драконский офицер подскользнулся. Еще через секунду его скрутили сидевшие за столом легионеры.
— Мы до тебя все равно доберемся, негодяй, — пообещал комиссар, пытаясь вырваться из крепких рук испанских парашютистов. — Эта планета слишком мала, чтобы скрыться от нашего возмездия!
— Это не единственнвя планета во Вселенной, — хладнокровно заметил Джеймс.
А если бы кто-то вздумал спросить, что Хеллборн имеет вы виду, то получил бы банальный ответ — "Земля, Венера, Марс, Юпитер..."
— Джеймс Хеллборн? — внезапно услышал альбионец у себя за спиной. — Я ищу драконского офицера Джеймса Хеллборна. Он здесь?
— "Hablando del Rey de Roma, por la ventana se asoma", — пробормотал Колменарес. — Помяни черта... Вот и наша контрразведка. Да, капитан, он здесь, вы можете забрать его.
— Слава Митре! — воскликнул тот же голос, наконец-то узнанный Хеллборном. Альбионец обернулся, дабы убедиться в своих подозрениях.
Так и есть, перед ним стоял капитан четвертого ранга Патрик Мак-Диармат, следователь Драконского Центрального Комитета Бдительности, с которым они мило беседовали 8 мая 1940 года в 227-м кабинете Кейптаунского отделения ЦКБ.
Сегодня капитан Патрик Мак-Диармат почему-то носил легионерскую униформу и совсем не походил на военопленного.
— Следуйте за мной, мистер Хеллборн, — приказал молодой, печальный и хмурый ирландец.
— Я вспомнил! — неожиданно закричал до сих пор молчавший связист Тетлок. — Вспомнил! "Когда мир застрелился!" Я вспомнил, откуда эта цитата! Это же...
Входная дверь вагона-ресторана пропустила Мак-Диармата с Хеллборном и с лязгом захлопнулась.
* * *
— Присаживайтесь, — предложил Мак-Диармат, когда они оказались в отдельном купе. Хеллборн опустился на кожаный диванчик и осмотрелся. Распотрошенный сейф в углу, шотландский флаг с серпом и молотом на стене — скорей всего, совсем недавно это купе принадлежало последнему из клана Мак-Коммунистов.
— Вы не представляете, как я рад, что вас нашел! — продолжал ирландец, присаживаясь напротив и опуская откидной столик.
— Я тоже, — кивнул Хеллборн. — Не представляю.
— Простите? — поднял брови Мак-Диармат, копавшийся в черном кожаном портфеле.
— Вы кто собственно такой? — несколько грубо поинтересовался Хеллборн.
Его собеседник отложил портфель и откашлялся.
— Если вы случайно забыли, мы познакомились 8 мая сего года... — начал было ирландец.
— Да, я помню, — согласно кивнул Хеллборн, — а что вы делаете здесь? В легионерском мундире?
— Если вы еще не поняли, я скажу об этом прямо, — губы Мак-Диармата тронула слабая улыбка. — Я драконский разведчик, нелегальный агент под прикрытием, внедрившийся в ряды карфагенского врага. Я достаточно ясно выражаюсь?
— Вполне, — снова согласился Джеймс. — А вы не боитесь, что нас подслушивают?
— Я тщательно проверил это купе, — успокоил его собеседник.
— А вы не боитесь, что я вас выдам? — продолжал Хеллборн. — Выйду за дверь и позову ближайшего настоящего легионера...
— Зачем? — удивился ирландец. — Разве у вас есть хоть одна причина так поступить? Разве вы не добровольно стали одним из нас? Разве вы больше не верите в наше общее дело?
"Похоже, он появился в ресторане слишком поздно и не слышал наш разговор с Аттилой и Ганнибалом", — подумал Хеллборн. — "Или?... Нет, эту мысль мы обдумаем чуть позже".
— Да, вы совершенно правы, — не стал спорить Джеймс. — Добровольно и верю. Я только одного не понимаю. Почему вы рады меня видеть? Кто я для вас? Я новый гражданин и рядовой офицер. Мы встречались один раз в жизни и разговаривали несколько минут. Почему вы так рады меня видеть? — повторил Хеллборн.
— Потому что я пришел к выводу, что вы представляете огромную ценность для Республики, для всего нашего общего дела, — поведал Мак-Диармат и вернулся к своему портфелю. — Узнаете?
На столик опустилась серая картонная папка для документов. Знакомый отвратительный герб, девиз "For God and Liberty", "Личное дело номер..."
— Эту папочку в числе прочих документов наши партизаны забрали из кабинета чиф-командора Ла Бенева, после того, как разгромили индоокеанскую базу и освободили вас из плена, — поспешил пояснить ирландец. — Жаль, она не сразу попала ко мне в руки.
"Этот парень когда-нибудь играл в карты? Он так просто и быстро избавился от своего козырного туза".
— Я внимательно ее прочитал, — продолжал Мак-Диармат. — Не стану вам лгать, я далеко не все понял. Что ж, под пытками люди иногда говорят самые странные вещи... Но не до такой степени странные. Я задумался и принялся наводить о вас справки.
"Мы были такими наивными, — подумал Хеллборн. — Молодая народная республика, коммунистическая романтика; спецслужбы, пережившие военный переворот и чистку... Как бы не так!"
— Вы человек без прошлого, мистер Хеллборн, — заявил ирландец. — Вы человек ниоткуда. Вас просто не существовало до того самого дня, когда вы появились в кабинете Ла Бенева. Нигде. Ни в Грифонии, ни в Индоокеании, ни в любой другой известной стране на нашей планете.
