Джеймс Хеллборн - Разрушитель Миров. Том 2

Не иди

Дотянись до него рукой, дотянись до него рукой...

— Пошли отсюда, — резко поднялась Патриция. — Хорошего понемножку. Достаточно малоприятных воспоминаний для одного дня.

На соседней улице они остановились возле очередного бетонного купола. У входа маячил бородатый мужчина в белом хитоне и фригийском колпаке.

— А вот и храм Митры, — заметила мисс Блади. — Заглянем?

— Не стоит, — покачал головой Хеллборн. — Я добрый альбионец, который должен верить в святую троицу Авраама, Исаака и Иакова. Вернемся домой.

— Домой, — эхом отозвалась Патриция, и в ее голосе было столько горькой иронии, что Хеллборн счел за благо промолчать.

* * *

У калитки уже прогуливалась Келли Робинсон со своим Навуходоносором; когда Патриция выбралась из машины, кадет-лейтенант бросилась ей на шею. "Женские розовые сопли".

— Нет-нет, — возразила Келли, когда Патриция предложила ей посетить скромную конспиративную квартиру, — в другой раз. Пойдемте ко мне. Мама приготовила обед, она будет рада видеть моих новых друзей.

"Возможно, здесь не принято отказываться от подобных приглашений", — подумал Хеллборн и поплелся вслед за девушками, на ходу почесывая за ушком боевого вавилонского кота. Кот беззвучно зевнул и показал клыки. "Какое счастье, что я не коммунист!" — констатировал Джеймс. А вот если выставить Набукко против саблезубой альбионской кошки — кто кого завалит?...

* * *

Миссис Робинсон оказалась такой же стройной голубоглазой блондинкой, 45-летней (или около того) версией своей дочери. Язык не поворачивался сказать "постаревшей", скорее — "зрелой". Она и в самом деле была рада видеть гостей. Похоже, почтенная дама откровенно скучала в этом языческом уголке бывшей испано-французской Африки.

— Понимаете, — сказала радушная хозяйка, — здесь так редко можно встретить приличного альбионца...

Только невероятное усилие воли позволило Хеллборну сохранить спокойствие и понять, что миссис Робинсон имеет в виду оригинальное, первоначальное значение термина "Альбион" — "остров Великобритания". Стоит вспомнить, что и антарктическая колония сэра Фрэнсиса Дрейка когда-то называлась не просто "Альбион", а "Новый Альбион". С веками приставка "Нью" потерялась и потеряла смысл, ибо "оригинальную" Британию никто больше "Альбионом" не называл — ни "старым", ни каким-нибудь другим. На той, прежней планете.

Как видно, отставная библотекарша Патриция тем более была в курсе особенностей здешнего британского сленга, потому что она незаметно наступила Хеллборну на ногу.

— Давно вы перебрались из старой доброй Англосферы в благословенную Солдатскую республику? — продолжала госпожа Робинсон.

— Мама, — внезапно вмешалась Келли, — не задавай глупых вопросов! Разве ты не понимаешь, что они только что вернулись с холода?

При слове "холод" Джеймс первым делом вспомнил снежные равнины Нового Альбиона, и ему снова стало нехорошо. Потребовалось дополнительное усилие воли и мысли — нет, Келли и не думала намекать на южный полярный материк. Это опять какой-то переносный смысл.

— Да-да, конечно, — поспешила согласиться миссис Робинсон. — Прошу всех к столу!

Слава Митре, ничего общего с бегемотными консервами. Хотя Хеллборн так и не понял, из какого животного был приготовлен сей роскошный обед.

Все-таки это был не самый стандартный английский дом. Остро не хватало дворецкого, а пожилая служанка из аборигенов (берберка? мавританка?), менявшая блюда, была одета явно не по форме. Английская служанка в брюках?! — вот теперь Хеллборн окончательно и бесповоротно поверил в свое прибытие на чужую и далекую планету.

После обеда был чай с сигарами в библиотеке (впрочем, курила только хозяйка) и возвышенная беседа о современной политике. Джеймс в очередной раз призвал на помощь все свое вдохновение и непрерывно сыпал штампами и стереотипами:

— ...война не затянется надолго. Драконский фронт окончательно рухнет через месяц-другой. Красные переоценили свои силы. Когда с ними будет покончено, у дельфинских союзников не будет другого выхода как признать наши завоевания и заключить мир.

— Месяц-другой... — повторила миссис Робинсон. — Но потери!...

"Потери неизбежны", — собирался ляпнуть Хеллборн, но вовремя прикусил язык. Похоже, в этом доме не принято равнодушно относиться к потерям.

В одном из углов библиотеки (и почему он заметил это только сейчас?!) на полке стояли два портрета в траурных рамках.

— Мой младший брат и моя старшая дочь, — проследила за его взглядом госпожа Робинсон.

"Готов поспорить, ты ей тоже кого-то напоминаешь".

— Мама! — снова возмутилась Келли.

— Что "мама"? — в свою очередь возмутилась почтенная леди. — Одна глупая война за другой, такими темпами от нашей семьи... — она не договорила.

— Как ты можешь такое говорить, в то время как сам генералиссимус...

— Наш генералиссимус — напыщенный солдафон! — отрезала миссис Робинсон.

"Что это — вольнодумство генеральской жены или я просто недооценил здешнюю свободу слова?" — не понял Хеллборн.

— Твой отец считает, что ему по-прежнему двадцать лет, и носится по джунглям, как зеленый лейтенант! Мог бы уже иметь собственный кабинет в Генштабе, или даже два кабинета....

— Мы тоже скоро возвращаемся туда, — осторожно сказал Джеймс.

"Как бы не так! У нас своя война... и мы даже не имеем представления, как далека она от завершения".

Хозяйка достала кружевной платочек и промокнула глаза.

— Как вы могли такое подумать! — в ее голосе прозвучала искренняя обида.

"Что я такого подумал?" — удивился Хеллборн.

— Послушайте старую женщину...

"???!!!"

— ...старую женщину, не возвращайтесь на фронт. Разве вы еще не навоевались?! Патриция, милая, как давно вы смотрели на себя в зеркало?!

"У нее нет на это времени, пока она ходит через зеркала".

— Мама, как ты можешь!

— Извините меня, я сама не своя. И так каждый раз.

— В таком мире мы живем, — примирительно заметил Хеллборн.

"В таких мирах, если быть совсем точным".

— Мой отец погиб на войне, когда мне было шесть лет. Мать очень переживала... и ненадолго пережила его, — поведал Джеймс.

"В кои-то веки — чистая правда".

— Но почему вы решили избрать военную карьеру? — поинтересовалась миссис Робинсон. — Семейная традиция?

— Не только, — признался Хеллборн. — В свое время на меня произвел очень сильное впечатление разговор с одним сержант-майором. Когда я спросил его, почему он не уволился после очередной войны и остался на сверхсрочную службу, он ответил мне примерно следующее: "Когда все началось, нас внезапно призвали и бросили в мясорубку. Мы не знали куда идти, что делать, в кого стрелять, кто наши враги, кто наши командиры и как нас зовут. Когда все начнется в следующий раз — а начнется неизбежно — я хочу быть на своем постоянном месте, в своем легионе, на привычной должности". И он был прав, все началось снова.

"Вот только я не всегда был на своем привычном месте".

— Скорей бы оно уже завершилось, — прошептала хозяйка.

— Нам остается молиться и надеяться на лучшее, — неуверенно сказал Хеллборн.

Тут в библиотеку заглянул Навуходоносор, и Патриция ловко превратила его в тему разговора. Келли под большим — ТСССС! — секретом сообщила, что "вавилонский боевой кот" является побочным продуктом абсолютно секретного военного проекта, закрытого ограниченными штабными бюрократами. А ведь тысячи боевых котов, оснащенных по последнему слову техники, могли самым серьезным образом склонить чашу весов... и все такое прочее.

— Последнее слово техники? — рассеянно уточнил Хеллборн.

— У него короткий, но очень сильный хвост, — пояснила девочка, — это специально, чтобы дергать за спусковой шнур пулемета. Пулемет можно закрепить на спине.

— А когда патроны закончатся? — не поверил Джеймс.

— Тут уж ничего не поделаешь, сам он перезарядить не сможет, — согласилась Келли. — Придется прибегнуть к помощи товарищей!

— Кошачьих или человеческих? — не понял Хеллборн.

— А какая разница? — удивилась кадет Робинсон столь искренне, что Джеймс не решился задавать новые вопросы.

— Все девочки как девочки, — проворчала миссис Робинсон, — платья, куклы... у этой вся комната набита солдатиками, лошадками, самолетиками... И сестра ее такая же была...

— Мама!

— Молчу, молчу.

Простились очень тепло, обещали заглядывать и впредь.

* * *

Незапланированный отпуск в Ла-Марсе явно затянулся, понял Джеймс примерно через неделю. День проходил за днем, но ничего из ряда вон выходящего не происходило.

Каждое утро Хеллборн извлекал из почтового ящика свежую газету. Перемены на Северном фронте. Перемены на Восточном фронте. Перемены на Американском фронте. Далее везде.

Кроме того, он отыскал в одной из комнат пыльный, но работающий радиоприемник (шнур, вилка, розетка на 210 вольт) и теперь мог наслаждаться бравурными маршами и сладкими голосами дикторов пяти или шести дельфинских и саксонских радиостанций. Особенно умиляла станция Сицилийского Королевства — красивый язык, хорошо поют, и ни одного понятного слова.

Келли регулярно приходила в гости, и они с Патрицией шептались о своих женских/солдатских делах на втором этаже, в то время как Хеллборн прохлаждался в библиотеке. Здесь было что почитать. Подборка книг заметно отличалась от покинутой кейптаунской виллы, хотя "Марсианская трилогия" Уэллса присутствовала и тут. Но Джеймс до нее даже не дотронулся. Он вдруг вспомнил о своих служебных обязанностях офицера альбионской военной разведки и попытался составить доклад, включающий описание самых интересных и полезных достижений здешней военной мысли. Доклад продвигался настолько успешно, что Хеллборн начал всерьез искать ответы на два сложнейших вопроса: как доставить информацию домой и как объяснить дома ее источник?!

Первый вопрос разрешился довольно просто. Хеллборн еще раз прокатился в Карфаген, уже в одиночку (Патриция не желала лишний раз возвращаться в это мрачное место) и немного побродил по улицам. Похоже, он и в самом деле переоценил здешнюю диктатуру. Роскошный фотоаппарат в маленьком магазинчике ему продали совершенно свободно, открыто, и не задавая лишних вопросов. На своей родной планете Джеймс знавал державы, где для покупки самой примитивной фотокамеры требовалось разрешение политической полиции — не больше и не меньше...

Одна длинная ночь добросовестного труда — и масса полезной информации превратилась в капсулу с микропленкой. Не проблема спрятать где угодно на теле или даже... гм... внутри тела. А потом извлечь. Но это в самом крайнем случае!

Как объяснить источник информации дома? Не будем думать об этом раньше времени, твердо решил Хеллборн. Сперва надо вернуться.

Возвращение явно затягивалось. Шла уже вторая неделя их пребывания в Солдатской Республике. Мак-Диармат больше не появлялся, но зато в окрестностях по-прежнему исправно патрулировала черная машина с черным человеком. И это внушало надежду.

По ночам продолжали прилетать дельфинские бомбардировщики. Но Хеллборн, нанесший еще несколько визитов в столицу Доминации, не видел никаких последствий налетов. Нет, это вам не Кейптаун и не Харбин. Бедняг должно быть сбивали еще над океаном.

В одно из посещений добрался до порта, постоял на набережной. Даже море воинственные наследники вандалов заковали в бетон и окружили кольцом башенных орудий береговой обороны. Странное здесь море, подумал Джеймс, нет, это не наши южные океаны...

Но вот гавань очень напоминает древний карфагенский порт, вспомнил Хеллборн картинку в учебнике. Разумеется, античные финикийцы не злоупотребляли бетоном, а так — очень похоже. Идеально круглый внутренний бассейн; двойные ворота; ангары для кораблей, окружающие башню Адмиралтейства. Конечно, размеры даже и сравнивать смешно. Самый крошечный современный эсминец и деревянные галеры Гамилькаров и Ганнибалов...

— Любуетесь? — послышался за спиной знакомый голос.

А вот и один из них. Из Ганнибалов.

— И почему я не удивлен нашей встрече? — развел руками полковник Александр Ганнибал.

Хеллборн на всякий случай промолчал.

— Меня снова назначили на авианосец, — пожаловался пилот-митраист. — D.S.S. "Хайреддин Барбаросса". Но я надеюсь оспорить это назначение.

— Желаю удачи, — машинально ответил Джеймс.

— Взаимно, — раскланялся Ганнибал. — Всего хорошего, мистер Хеллборн. Увидимся как-нибудь.

Развернулся на 180 градусов и зашагал по набережной в неизвестном направлении.

И все?! Так просто?! Он действительно не удивлен?!

Или старый знакомый решил, что появление Хеллборна на карфагенской набережной в мундире Доминации — всего лишь закономерное последствие тогдашнего заявления в вагоне-ресторане? "Отведите меня к вашему вождю... тьфу, к ближайшему контрразведчику"?

Чертовщина какая-то. Но пусть у других голова болит.

Этим вечером Джеймс вывесил на калитку заранее оговоренный условный знак. Уже совсем глубокой ночью "стрелок-водитель" Гюуэчт постучал в дверь и молча и выслушал рассказ о встрече на столичной набережной.

— Это не проблема, — коротко заявил африканец. — Совсем не проблема. Забудьте. Спокойной ночи, сэр.

Как скажешь, товарищ.

— А наш корабль... — начал было Хеллборн.

— Еще не пришел. Ждите. Спокойной ночи.

"Он все так же лаконичен", — заметил Джеймс.

На следующий день снова заявилась Келли:

— Я боялась, что вы уедете раньше срока, и поэтому не хотела заранее говорить...

— Похоже, мы задержимся еще на несколько дней, — промямлил Хеллборн. "О чем это она? Раньше какого срока?"

— ...завтра, тридцать первого мая, у меня день рождения. Тринадцать лет! Разумеется, вы приглашены!!!

— Ой, — Патриция была в своем новом репертуаре, — разумеется мы придем!!!

— Что мы ей подарим? — обратилась мисс Блади уже к Хеллборну, когда кадет Робинсон удалилась.

"Мисс Блади? — подумал Джеймс. — Такое впечатление, что это не мисс Блади, а миссис Хеллборн спрашивает супруга, что бы такое подарить любимой племяннице..."