-Ладно, пора в путь-дорогу на местный Черкизов. Трогай. — Благосклонно разрешила я. Эльф покосился на меня, пробурчав: 'Что именно мне трогать?', и пустил коня вперёд по улице. Я задумчиво повертела в руках еще один пирожок, потом решила заделаться пофигисткой и укусила.
* * *
Хруст раздался неожиданно.
Не в силах стряхнуть с себя утренний сон, я придремала, витая где-то в облаках, примостившись на уже свое привычное место — спину спутника, пока эльф рассматривал свой кинжал. Тот самый, с хищным кончиком. Причем так, словно видел в первый или второй раз в жизни. Неужели опять у кого-то спер? Все, со мной точно едет редкое явление — эльф-клептоман. Хотя, должна признать, тащить чужое у него получается очень даже неплохо...
Хрусть.
Это что?
Я встряхнулась и заозиралась.
Хр-русть.
-Динар.
-Ммм?
-Там есть кто-то.
-Где?
-Там — Я подумала и доверительно сообщила: — В кустах.
-Да? — Эльф оторвался от меча и недоуменно уставился в чащу. — Да вроде бы нет. Не слышу никого...
-Гр-ря!!!! — Сообщила нам непонятная маленькая зверушка, молнией вылетевшая из кустов, целясь на мою ногу. Я тут же ее поджала, подло подставив сочное конское бедро.
Динар автоматически выставил лезвие тварюшке навстречу. Может, он просто хотел поздороваться, а то, что в руке держит оружие, забыл? По крайней мере, так можно было подумать, глядя на его удивленное лицо, когда он брезгливо рассматривал зверька, нанизавшегося на кинжал, как шашлык на шампур. Маленькая головенка печально поникла, скаля акульи зубки. Тонкий крысиный хвостик с шипом на конце болтался пожеванным шнурком.
Запах был такой, что я пожалела об утраченном насморке.
-Это называется 'ни-ко-го'? — Мой голос так и сочился ядом.
-Ну... она же неживая.
-Я вижу.
-Ты не поняла. — Он стряхнул тварь резким движением лезвия, и поискал, обо что бы его вытереть. Покосился на мой плащ, но я сделала стррррашные глаза. Эльф вздохнул и соскользнул на землю, принявшись тщательно оттирать лезвие травой, продолжив мысль:
-Она и до этого была дохлая.
-То есть как это? — Слишком сильно перегнувшись, я чуть не свалилась с седла и схватилась за что попало.
Наверное, Фореста уже задолбали мы оба с нашими заботами по его причесыванию. Конь возмущенно заржал и принялся брыкаться. Естественно, я вцепилась в гриву еще крепче, перепугавшись окончательно! Эльф едва поймал уздечку, которой размахивало это чудовище, и утихомирил коняку. Я подняла лицо от лошадиной гривы с тем же вопросом:
-Как это — дохлая? По-моему, дохлые так не скачут, они смирно лежат и разлагаются!
-Тогда откуда берутся упыри?
Я задумалась.
-Что, неподалеку колдовал некромант?
-Не обязательно. — Диннариэль как-то ухитрился легко взлететь в седло впереди меня и не задеть ни коня, ни мое драгоценное тельце. — Мертвые оживают, когда происходит всплеск магического фона, вызванный темной магией. Причем первым делом встают существа помельче. Выходит, недалеко кто-то не особо умный баловался темными чарами и не убрал за собой. Оставшегося излишка на тех, кто лежит на кладбищах, не хватило, а зверушка оказалась рядом.
-Хм... Но тогда получается, что такие вот 'зверушки' будут встречаться еще чаще, чем упыри? Если на человека дозы не хватит, а на каких-нибудь крыс — с лихвой?
-Нет. Наоборот, это редкое явление, и говорит о том, что колдовали совсем недалеко и недавно. Ты не учла того, что мертвый зверек быстро исчезает, не залеживается, а на кладбище трупы находятся годами. На мой взгляд, зря. У нас, например, умерших положено сжигать, не портить землю. Мы плохо поддаемся некромантии, но мало ли что.
Боже мой, куда я попала...
Глава 11.
Ксайф.
Солнце скатилось к горизонту, и небо окрасилось в немыслимые цвета, бархатно-багряные с золотом. Птицы зачарованно притихли, оставив право голоса за соловьем, и тот от души заливался на всю округу. Ветерка не было, деревья стояли неподвижными, лишь нежный голосок соловья... Лес замер, словно природный храм, хранящий древние мудрости, тишину и покой. Нужно только прислушаться, проникнуться, и понять...
Но я почему-то это не ценила, с руганью сквозь зубы отдирая клятый балахон из когтистых лап дикого орешника и хлюпая слишком большими и насквозь промокшими сапогами.
Вместе с хорошим настроением за спиной осталось болото, с его коварными топями, ненадежными тропками, букетами гнилых запахов и зверски голодными, огромными комарами. Изголодавшиеся по крови (в болото такие дураки, как я, забредали редко) рыжие твари вцепились в меня алчной тучей хуже диких ос.
Мерзкое место за проход отобрало у меня новые сапоги (один засосало, а ставший бесполезным второй я со злости выкинула), вывалившийся из сумки сверток чистой одежды и бодрость, взамен переполнив впечатлениями до конца недели. После недавнего ливня трясина распухла и 'съела' почти все тропки, став вообще непроходимым и непролазным местом. Если бы не дружба с водой, позволяющая топать по самой топи аки посуху, я утопла бы к чертям болотным. Правда, коварная жижа все равно просочилась в запасные сапоги и теперь мерзко чавкала при каждом шаге.
Ох, если бы не откат и потеря сознания, так просто бы эти тати лесные скрылись. К лучшему или нет, не знаю — вроде и я целой осталась, и так ничего не выяснила. Еще и струсила, чуть саму не повязали. Попадись они мне еще...
Вырвавшись из орешникового плена, я торжественно развернулась, чтобы продолжать свой нелегкий путь, и очередная ветка врезала мне по лбу, вызвав словесный взрыв, даже сраженный соловей притих.
Я вывалилась-таки на дорогу, огляделась, пытаясь выровнять дыхание. Приложила ладонь козырьком ко лбу и прищурилась.
По тракту, вдалеке, тянулся обоз из телег, как раз в мою сторону. Уже лучше. Накинув капюшон на рыжие волосы, кое-как убранные в хвост, я с надеждой поспешила к дороге и встала возле нее, в ожидании, пока обоз подтащится. Э-эх, да я так, дожидаясь, в землю верстовым столбиком врасту!
Вздохнув, отошла в сторонку, уселась на траву, сняла сапоги и зажав нос, по очереди вылила их содержимое на землю. Из левого на траву шлепнулся комок тины, из правого вывалилась осоловевшая лягушка, очевидно, нанюхавшаяся сапог. Приквакивая невпопад, несчастное животное прыжками поспешило к кустам, порой сигая в сторону, плюхаясь на спину, и дрыгая лапами в попытках встать.
Я смутилась.
Сапоги вообще-то были не мои. И далеко не новые. Я стащила их у какого-то рассеянного мужика с маленьким размером ноги, и амбре из них шло непередаваемое. Я все лелеяла надежду на то, что в поселении куплю себе новые, получше, а эти выкину, или вообще в сердцах сожгу.
Сняв плащ, я печально посмотрела на обметанные грязью края. Да и штаны ниже колена не лучше, а про сапоги вообще молчу, они из этой грязи словно слеплены. Ладно. Плащ я надела, снова спрятав голову в капюшон, и с непередаваемым отвращением натянула обувку обратно. Эх, вот тебе и жизнь вольная, самостоятельная!
Первая телега поравнялась со мной, я вскочила и пошла с ней наравне:
-Эй!
-Чего надо, оборванец? — Хмуро откликнулся сонный, толстый и лысый мужик, держащий в руках вожжи. Те обвисали, и лошадь, видя такое дело, все норовила отщипнуть травы с обочины, упиваясь временной безнаказанностью.
-Можете подвезти до города?
Мужик брезгливо смерил меня взглядом и скривился. Неудивительно, я бы себя тоже сейчас не взяла.
-Тобой не иначе, болото мешали? Товар попортишь. — Я сделала жалобные глаза, и он смилостивился. — Вона там, подальше мужик с бабой своей едет, пустой телегой, на закупки. И так уже какой-то полоумный валяется, глядишь и тебя примут. Шестыми идут.
Я остановилась, поджидая нужную телегу. Обоз тянулся медленно, но пыль, поднятая лошадьми и колесами, все равно встала столбом, клубами рассеиваясь по обочине. Я закашлялась.
— И... кхи, извините... Кха-кха, да, вы. Возьмете на телегу? Только с болота выбралась, ноги уже не несут!
Мужеподобной комплекции баба, правящая старенькой лошадкой, тоже окинула меня беглым взглядом, но кривиться не стала. Не спрашивая сонного мужика, еле держащегося рядом с ней на краешке сиденья, кивнула себе за спину.
— Забирайся. Что нам, жалко, что ли. Все равно пустая... почти. — Она покосилась на мужчину, лежавшего среди редких золотистых былинок, и здорово смахивающего на не первой свежести труп. Я не заставила повторять дважды, и шустро перевалилась через борт телеги, плюхнувшись рядом с ним.
Хоть дело и шло к сумеркам, в воздухе парило нещадно, рубашка промокла почти насквозь, заставив меня окончательно проникнуться омерзением к себе самой. Оглядевшись, я решила, что кому какая разница, и стянула капюшон, а затем и плащ, подстелив его вместо подушки. Подумав, стянула стягивающий волосы шнурок, и позволила волосам рассыпаться по плечам. Все равно он их толком не держал. Хорошо...
Устроившись, таким образом, со всеми доступными удобствами, я посмотрела на 'сотележника'. Мужчина, лет под сорок, лицо осунулось. За сажень от него несёт перегаром. Кожа побледневшая, сам измученный, и щетиной зарос.
Что-то мне в нем показалось странным. Нехорошим.
-Что с ним такое?
-Леший его знает! — Женщина передёрнула плечами. — Подобрали по дороге, умолял довезти до города. Полчаса в бреду провалялся, как заснул, потом еще жар подскочил. Думай теперь, куда его определить, а бросить совесть не позволяет, будь она неладна... — Проворчала она мрачно, подгоняя халтурящего мерина.
Я наклонилась над больным и с любопытством потыкала в плечо пальцем, но не получила никакой реакции. Если бы не слабое дыхание, уже приняла бы за труп и предложила другим его выкинуть через борт, да прикопать под кустиком. Такого больного, наверное, даже тетя бы не взяла. Хотя бы из-за того самого нехорошего впечатления.
В воздухе свежело, и дышать постепенно стало легче. Я даже на некоторое время придремала, пока караван не подполз к воротам города. Хозяин повозки прихрапывал, клюя носом, его жена пошла вперёд, разбираться к стражам, так что я осталась одна с доходягой. Стоит ждать своей очереди здесь, на телеге, или лучше пойти своим ходом, быстрее минуя стражников? Пеших они не обшаривают, а две монетки за проход я уже заранее зажала в кулаке.
Доходяга вдруг повернул голову, вздрогнул, а потом резко открыл глаза и, метнувшись вперед, схватил меня за руку. Я от неожиданности дернулась и едва не вывалилась из телеги через край.
-Где он, где... не отдавайте меня ему, не надо! — Чуть не заплакал несчастный. Онемев от неожиданности, я молча выдирала руку из его хватки.
-Стой! — Он еще крепче сдавил моё запястье.
-Ай! Больно же!
-Он... он везде меня найдет. Бесполезно... — Мужик начал закатывать глаза, потом судорожно заозирался, но кроме тележной обрешетки, вечернего неба и моей физиономии, перекошенной от боли и усердия, не заметил. Руку вернуть не получалось. Да на что она ему сдалась, я и так слушаю!
-Он настигнет... дурак... думал, удача... надо было слушать... а я могу перехитрить! — Он внезапно расплылся в ухмылке, впечатлившей меня еще больше, и ухватился за меня второй рукой, как утопающий. Я взвизгнула от боли.
-Девочка, девочка, слушай! — Попросил мужчина, разжимая хватку. Я помассировала запястье, не отрывая от него напряженного взгляда. Сбрендил, окончательно.
-Возьми это... Девочка! Возьми! И спрячь... хорошо спрячь, никому не показывай! И не говори никому, что видела меня! На, держи...
Он силой впихнул мне в ладонь кулон на серебряной цепочке. Черный каменный ромб в середине просвечивал темно-красным. Он мне сразу не понравился, но камень уже вложили в мою руку, для верности еще и пальцы сжали.
-Все, иди... дарю это тебе, прими в дар... и не показывай... не говори про меня... Принимаешь? Не выкинешь!? — Он опять схватил меня за кисть и больно сжал.
-Да принимаю, принимаю, руку отпусти!
Он послушался и обмяк, бормоча себе под нос что-то невнятное. Я машинально запихнула кулон в карман, и тот сквозь ткань прильнул к коже как кусок льда, доставив не очень приятные ощущения. Но ощущения волновали меня меньше собственной безопасности. Я быстро перепрыгнула через бортик и поспешила к городу, то и дело оглядываясь через плечо: а ну как сзади бежит этот блаженный??
Блаженный не бежал.
Вытащила камень и покрутила перед глазами. На вид красивый, да и цвет редкий. Может, он драгоценный? А насколько? Гранат? Может, редкий черный алмаз? Хм... Надо будет проверить...
Пока что, чтобы не украли, я распутала цепочку и надела себе на шею, спрятав камень за воротник.
* * *
-То есть как мусор!? А цепочка!? Серебряная же! Се-ре-бря-на-я! А это черный алмаз!
-Это не алмаз. — Скучающе проронил седой гном за прилавком. — Это мусор дешёвый, на приисках его пруд пруди. Думаешь, я алмаз от обычного пещерного кристалла не отличу, если его огранить и отшлифовать? А цепочка не серебряная, а стальная. Такие не беру, тащись дальше.
-Да мне уже в четвертой точке отказывают!.. — растерялась я. — Что мне делать?
-И в пятой откажут — философски заметил гном. — Не дам я за него ничего.
Я с раздражением вымелась на улицу.
Поздней ночью народу в городе, казалось, прибавилось. То ли сегодня был какой-то праздник, то ли для них просто прошедший солнечный день был поводом для сбора, но народ заполонил все свободное пространство. Жонглировали горящими шарами факиры, зазывали к себе лавочники, перебирая начищеные, сверкающие побрякушки, тетки с пирожками сновали в толпе, распродавая выпечку и смываясь до того, как ее качество успеют оценить.
Я с ужасом метнулась от сверкнувшего в пяди от виска кинжала. Жонглеры чертовы! Парень расхохотался, уверяя меня вслед, что чем-чем, а уж ножом он бы меня не тронул. Дурак.
Всюду, всюду горели огоньки: факелы, светильники в палатках, свечи у лоточниц, да и факиров было очень уж много на мой взгляд. Вокруг цыган вообще было не протолкнуться, там и гадали, и играли на барабанах с бубнами, и даже танцевали. Я бы даже приняла участие, если бы не поганое настроение.
А так, протолкавшись по рядам, я нашла лавку ведуньи (не проезжей, местной, успевшей обустроиться в отдельном деревянном домике, вплотную с палатками) и просочилась внутрь, оттеснив какую-то толстую бабу, как раз нацелившуюся на вход. Та охнула и только собралась разразиться гневной тирадой о пользе очереди и вреде тех, кто ее нарушает, как я захлопнула дверь. Я была уверена, что мое дело более срочное, чем тёткин наговор на кур, о котором она рассказывала соседке.
В лавке было темно и как-то мрачно, совсем не как дома. Единственным источником освещения были четыре свечи — по две на подсвечнике, на краях стола. С потолка мохнатыми вениками свисали пучки травы (сомневаюсь, что целебной, обычное сено для красоты) и такие же пучки вперемешку с чьими-то зубами, когтями, перьями и лапками, развешаны по стенам. Амулеты, обереги, кольца и цепочки блестели на прилавках, маленькие полки, словно чешуей, были уставлены пузырьками с загадочными снадобьями, и посреди всего 'великолепия' слабо мерцал пресловутый хрустальный шар. Куда ж без него.
