-Куда же ты пойдёшь...
— В землю Ана... например, — ответил Аннатар. — Я жил там после войны, меня помнят. Или в Семь Городов... Или в Мордор, на востоке.
-Почему же ты сразу туда не пошёл? — тихо спросил Келебримбор. — Почему — к нам?
— Вы квенди. Бессмертные. Они — люди... Они уходят, а ты провожаешь и снова остаешься один.
Келебримбор задумался. А ведь он неправ. Если этот Аннатар, Гортхауэр, уйдёт, — вот тогда точно будет война. Мордор, чёрная Земля... её недаром называют чёрной. Он невольно вздрогнул: вспомнил балрога. И это только один-единственный балрог при воспоминании о Войне Гнева едва не разнёс всю Морию... А что будет, если их найдётся сотня? Кто знает, что ещё уцелело от тех времён? Неизвестность всегда страшнее, а уж далёкая неизвестность тем более... лучше бы он был здесь, на виду... Но — как быть с остальным? Или — ему только кажется, что этот майа его друг, а на самом деле всё иначе?.. Он понял, что запутывается.
-Не уходи. Останься.
Тот вздохнул.
— Да мне тоже уходить не хочется. Но тебе придется врать. Вернее... не врать, умалчивать. Я тоже ведь напрямую не врал... И потом — тень страха. Я это уже сейчас вижу в твоих глазах. Нельзя жить в мире с Врагом, нельзя даже говорить с Врагом, он искушен в обольщениях, он отвратит от пути Света, и так далее, и так далее... А знаешь, сколько в Эрегионе тех, кто жил — тогда? Здесь, да еще в Имладрисе — все нолдор, которые остались. Здесь таких больше половины. Кто из Гондолина, кто из Нарготронда... Если они узнают — не приведи Небо.
-Да, — сказал Келебримбор и поднялся. — Значит, ты всё решил... Тогда — последний вопрос. Надеюсь, ты ответишь.
— Я еще не решил, — он вскинул на Келебримбора взгляд. — Если ты не против, я бы остался... во всяком случае, пока.
-Наугрим будут спрашивать о тебе, — Келебримбор посмотрел в сторону. — Будут говорить: а где Аннатар, который защитил Морию от балрога? И что мне — сказать, что я его прогнал, потому что это никакой не Аннатар, а Гортхауэр Жестокий? Каждый нолдо плюнет мне вслед: пригрел на груди врага и не заметил... Хорошая жизнь, нечего сказать. Лучше бы всё оставалось по-прежнему... скажи, о какой надежде говорил тебе балрог?
Аннатар помолчал.
— Я не знаю, — сказал наконец. — Я правда не знаю. Какая тут надежда, на что? Снова объединять всех вокруг себя, чтобы через это вызвать опасность, чтобы на нас вновь начали нападать, чтобы вновь в "светлых" зарождался страх — вот, возвращается Тьма? А только так и выйдет, если я перейду к привычному делу. Прожить бы обозримое время в мире, продержать его как можно дольше...
Келебримбор шагнул к двери.
-Пока — оставайся. Что будет дальше, мне неведомо... Я не знаю, что будет. Самому интересно...
Он помедлил ещё мгновение — и вышел за порог.
...Келебримбор не знал, как быть — теперь. Он чувствовал, что внезапно проснулся на краю пропасти, как будто — как тогда, в Мории, — один шаг, и он полетит в неё. Он знал, что скрытность не принадлежит к его умениям, что у него, как говорится, на лице всё написано... а это значит, что скоро его будут спрашивать: что же случилось между тобой и Аннатаром, король? Он ждал и боялся этого момента, а потому заперся у себя в мастерской. Сказал остальным — будет работать с новым металлом... Это была почти правда, но от этого "почти" ему уже было муторно.
А металл действительно стоил тех восхвалений, что воздавали ему наугрим. Однако то, о чем тогда обмолвился Аннатар — создавать амулеты для использования силы стихий — требовало какого-то иного подхода. Может быть, умений майар... Может быть, того, чем некогда владели голлори в Нарготронде.
Но Келебримбор не был из их числа. И потому кольца оставались лишь кольцами — пусть прекрасными, но неживыми.
Келебримбор злился, но понимал: единственный, у кого он мог бы спросить совета, — Аннатар. А идти с вопросом к ученику Врага Мира... Он отчаянно жалел, что те времена, когда он мог вот так, запросто пойти к нему, ожидая, что его встретят так же, как он приходил, с открытой душой, — что те времена оборвались. И что теперь даже сама мысль о том, что тот, майа Моргота, был открыт перед ним, не вызывала ничего, кроме горькой усмешки.
Тот вел себя, как ни в чем не бывало. Окружающие видели, что он перестал общаться с Келебримбором, но тот только отшучивался, и объяснял — не надо мешать, лорд занят новой, не бывавшей еще работой.
Келебримбор — чувствовал его. После Мории между ними словно протянулась незримая нить; осанве, конечно же. Как волнами, накатывали не мысли — чувства... Чужие чувства. Аннатар скрывал от всех то, что с ним происходило, но тут было — не скрыть. Ожидание беды. Большой беды, которая сломает зыбкий покой, царивший здесь десятилетиями.
Келебримбор знал себя, знал, что он рано или поздно не выдержит этого напряжения, что рано или поздно сорвётся и пойдёт туда... к Аннатару. Не знал только — когда, на сколько его хватит.
Не выдержал — однажды ночью, когда в глухой тишине медленно тянулись часы, когда в очередной раз _не получилось_ — со стихиями... Он тихо затворил за собой дверь и вышел в яркое лунное сияние, где видно было каждую травинку, где всё казалось по-особому живым — или по-особому мёртвым...
Остановился у двери. Секундное колебание: постучать? Как же давно он тут не был... Всего несколько дней прошло, а кажется — целая вечность...
Ждать долго не пришлось; Аннатар сам открыл ему. Видимо, тоже чувствовал... Или просто — знал. Молча посторонился, пропуская внутрь.
Келебримбор вошёл. Нахлынуло: всё так же, ничего не изменилось с тех пор, как они весело пробовали здесь наугримский напиток... Доверие. Тогда оно было. И — как об этом забыть? Считать, что всё ложь? Но так не бывает... И так хочется вернуть то, беззаботное, ушедшее...
-Ты... — он долго думал, что спросить. — Чего ты боишься?
— Ты ведь сам знаешь, чего, — Аннатар аккуратно закрыл за ним дверь. Наверху засветился маленький шарик, отчего в темной комнате стало светло — магия, Аннатар всегда использовал такие мелочи, все уже привыкли. — Что вернется ненависть.
Келебримбор отвернулся. Вернётся... куда ж ей деваться.
-Сколько можно продержаться с этой тайной? Ты выдашь себя... или что-то случится, или вернётся балрог... я не знаю.
— Я-то сам себя не выдам, если не помогут, — Аннатар сел за стол. — Сколько уже живу. Балрог... Да. Нехорошо это, что он один и предоставлен сам себе. Они тоже разные, а у Нээре нрав... одно слово — огонь. Им было тяжелее, чем остальным, пережить итог Войны Гнева. Потому они и ушли в недра Арды — слиться с ними, забыть, не-быть, понимаешь?
-Нет, — покачал головой Келебримбор. — Я не понимаю... вас. Никогда не мог понять.
— Вы не могли понять потому, что боялись узнать. Это заблуждение... многие понимали, если решались отбросить страх. Это и ваши замечали, и так возникали жуткие рассказы о нолдор, зачарованных волей Врага. Проще — так, чем признать, что они просто увидели: там — не чудовища, там такие же люди и такие же квенди.
-А потом появлялись жуткие чудища, похожие на нетопырей, — покачал головой Келебримбор. — Нет... И ты — не просто так Жестокий... Я знаю только одно: нельзя вечно жить под враньём и страхом. Нельзя. Рано или поздно нервы сдадут, и ты сорвёшься — так, как даже и не предполагаешь.
Он помолчал.
-Сегодня днём про тебя спрашивали дети. Говорили, ты когда-то обещал научить их делать светящиеся травинки... или что-то в этом духе.
— Да... — он улыбнулся. — Надо научить. Дети... Как же плохо, что у вас сейчас много детей...
Келебримбор вздрогнул, как будто его ударили.
Встал.
-Да, конечно, — горько сказал он. — Ведь придётся их убивать. Убивать — и жалеть... задним числом, жалеть — и всё равно убивать... Лучше бы я не знал тебя никогда, чем услышать вот такое.
— Не мели ерунды, — ответил Аннатар как бы вскользь, задумавшись о чем-то. — Это ваши в Дориате и Гаванях женщин резали и подростков, которые за мечи впервые в жизни схватились...
-А что тогда — жалеть? — резко бросил Келебримбор. — Думай, что говоришь...
Голос Аннатара впервые как-то странно дрогнул.
— Это у ваших вассалов, Трех Домов Эдайн, был закон — "не оставлять никого, кто мочится стоя". Вы, нолдор, жертвовали ими, этими "говорящими келвар", которые приняли вашу власть над ними, и не возражали против их дикарских обычаев — ведь все, что помогает Врагу, должно быть истреблено, и не лордам феанорингов придется рубить детей, которые хватаются за кинжал после того, как родителей зарубили на пороге их дома... Знаешь, сколько было такого — до Браголлах? До того, как мы с Мелькором решились смести вашу Осаду? Вы говорили о благородстве, а сами были... Стократ хуже любых чудовищ! Да, под моим началом были орки, но никогда мы не воевали с женщинами и детьми. А ты — ты отрекся от деяний отца, только что ты сделал, чтобы остановить его?
-А что я должен был сделать? Убить его? — голос Келебримбора зазвенел металлом. — Устроить новую Резню, но уже меж нолдор — чтобы вы радостно смотрели на наши дрязги, как вы сделали это, кинув Камень в Дориат? О да, мы прекрасно сделали за вас вашу работу. Получилось лучше, чем вы могли бы ожидать.
— Воспрепятствовать безумию, — глухо ответил Аннатар. — Сделать так, чтобы их дружины отказались выполнять безумные приказы о резне своих же собратьев-эльдар.
Келебримбор жёстко усмехнулся, было очень похоже, что он на грани срыва.
-Можешь посмотреть _моими_ глазами — в то время. Если решишься.
— Не хочу, — безжизненно ответил Аннатар. — Насмотрелся... Душу все равно не вывернешь напоказ, а так — видел я, видел и снаружи, и изнутри... Слушай, король. Пойми. Мне не из-за чего сейчас воевать с вами, что бы ни случилось. Узнают, выплывет — ну... Уйду. Вы живете, и живите себе дальше, но если начнется паника, если они решат, что сейчас на них придет орда орков... Останови их. Об орках с Мглистого заботьтесь лучше, ибо уйду я — они могут рискнуть поискать здесь легкой добычи. Сейчас не суются, боятся, они-то знают, что я здесь. Запугивать эту братию я умею...
Келебримбор впервые растерялся: слова об орках припёрли его к стенке. Попасть в зависимость от своего... врага? бывшего друга? и — бывшего ли? Или — не поверить, счесть шантажом... похоже на правду, да...
Майа поднял на него взгляд.
— Правда это, правда, — сказал он. — Ты что — и не знал? Ну, с наугрим-то рядом они не живут, а южнее — их много в горах. Но они боятся — силы. Им вы отпор легко сможете дать, в случае чего, только не будьте беспечны. Эти-то и вправду будут убивать просто из ненависти к вашему племени. К тому же, для них вы еще и еда.
-Это всё, или у тебя ещё припасены сюрпризы подобного рода?
— Мир — не моя собственность. Так что — не у меня... — Аннатар побарабанил пальцами по столу. — В общем, все. У меня сейчас один принцип поведения — на меня не полезут, не полезу и я. И пойми уже, Келебримбор. Да, кто знает... может, мне и придется создавать свою страну — там, на востоке, за оградой гор... Но я не подниму против вас оружия, если меня не вынудят к этому.
А потом никто не найдёт концов — кто первым поднял меч, подумал Келебримбор, но оставил эту мысль при себе. Он понимал: долго вот так продолжаться не может. Рыба гниёт с головы, и отношение народа нолдор, смотрящего на своего лорда, к Аннатару начинается — с него, с короля. Король затаил что-то нехорошее — рано или поздно это передастся и всем. И никого не обмануть молчанием, напротив: будут только сгущаться всякие слухи...
— Пошли в мастерскую, что ли... — сказал вдруг Аннатар. — Ты же про кольца хотел спросить, а я тебе тогда так и не успел показать. Ты просто не инголемо, у тебя навыков нужных нет, потому и не выходит пока... Научу.
Келебримбор провёл рукой по лбу. Как тогда... когда ещё ничего не стояло между ними. И отчаянно захотелось — забыть, кинуться обратно в тот омут... Согласиться. Чем бы этот порыв ни обернулся потом...
-Пойдём, — отозвался он едва слышно, от сердца.
...Это была птица. Обычный голубь, не "почтовый даже". Голубь спланировал чуть ли не на голову Келебримбору, когда тот просто шел к своему дому, и завис перед ним, забавно хлопая крыльями. К одной из голубиных лапок был привязан небольшой, в ладонь размером, свиток — по виду, плотная бумага.
Нолдо заулыбался, — впервые за много времени что-то такое... как будто из других, мирных времён... Протянул руку к свитку, взял.
-Спасибо, мой хороший, — сказал он голубю. — Жалко, ты не разговариваешь... Ты симпатичный. Ты знаешь, наверное...
Он развернул свиток. Интересно, кому пришло в голову использовать такой странный способ? Кто-то из не владеющих осанве, надо полагать...
Он узнал этот почерк сразу — почерк Аннатара, четкий и ровный.
"Если тебе, лорд Келебримбор, дорога судьба своей страны — завтра, на рассвете, приходи на берег Гландуина. Один."
И подпись: Гортхауэр.
Уже не Аннатар.
Келебримбор резко смял лист, швырнул себе под ноги. Да, конечно... Надо было сообразить сразу. Одному, как же... чтобы стало — как с Майтимо, да?
Как с Майтимо. Только в отличие от него, надеяться захватить в плен Гортхауэра они не будут: глупо. Силою Трёх Колец... Нет. Не так надо действовать. Совсем не так.
Он мысленно позвал Келеборна.
Тот откликнулся сразу, и в его мысленном голосе была тревога. Оба они, и Келеборн, и Галадриэль, сейчас находились в Лоринанде, по ту сторону Мории и Мглистых Гор.
"Что случилось?"
"Гортхауэр Жестокий угрожает моей стране, — коротко сказал Келебримбор. — И вызывает меня на переговоры — завтра. У нас мало времени. Я хочу, чтоб Три Кольца были надёжно скрыты, причём так, чтобы даже я сам не знал о том — как. Они лежат в моём доме, в серебряной шкатулке, в потайном ящике шкафчика у кровати. Чтобы открыть его, надо повернуть ключ три раза на запад и один раз на восток. Ключ я оставлю под подушкой. Завтра, на рассвете, когда я уйду, пусть тот, кому вы доверите спрятать Кольца, придёт за ними и заберёт."
Некоторое время Келеборн молчал. Потом проговорил:
"Хорошо. Послушай, ты... Что — ты пойдешь?"
Келебримбор вздохнул. Поднял с земли брошенный лист, пробежал глазами, — чтобы Келеборн там, далеко, тоже услышал.
"Это угроза, Келеборн."
"Но это же безумие! Он убьет тебя... или — надеется захватить, выведать, где Кольца. Ты что, хочешь разделить судьбу Маэдроса? Или ты думаешь, он не нападет на вас, когда не узнает желаемого?"
"Я пойду не один. Что же до нападения... Боюсь, это неизбежно. Мы готовились к войне, мы ждали, что рано или поздно это настанет. Увы. Будущее рано или поздно становится настоящим."
"Не ходил бы ты. Себя погубишь и ничему не поможешь."
"Если я не приду — после будут говорить: вот, он струсил перед Врагом, он не посмел встретиться с ним, подозревая ловушку. Раз всё равно суждено погибнуть, пусть лучше с доброй славой. Нет, Келеборн. Я пойду. А ты сделай, как я прошу."
"Феаноринг ты все же, Келебримбор, до мозга костей, — в сердцах сказал Келеборн. — Ладно. Ты не ребенок, сам знаешь, как поступать. Мы сделаем, как ты просил."
