— Ты кто такой?..
-Нуменорец, — хрипло выговорил Айдис и понял, что здорово простудился: голос сел. — Меня тёмные везли на крылатом коне, в плен, но в коня молния попала... искать будут, я подвергаю вас опасности... мне надо куда-то идти, или спрятаться, или...
— Нуменорец?.. — она окинула взглядом по-новому его перепачканную в грязи одежду. — Ну да, похоже... Так, ладно, — она, видно, приняла какое-то решение, — пошли в дом, дождь еще не кончился, нечего тут валяться. Встать можешь?
-Сапоги скользят, — отозвался Айдис и попытался подняться. В том, что он сразу потерял равновесие, впрочем, сапоги были виноваты лишь отчасти: у него всё плыло перед глазами.
Женщина подхватила его — рука у нее оказалась по-мужски крепкая — и потянула за собой.
В доме было тепло, и пахло чем-то... то ли молоком, то ли хлебом... Здесь было уютно — бревенчатые стены, лавки по стенам, накрытые грубыми одеялами, на столе — букет полевых цветов в кувшине, горела лампа... Женщина, видно, ужинала — на столе лежал разломленный хлеб, в кружке — молоко.
— Садись, — скомандовала она. — Вымыться бы тебе, да пока воду нагреешь... Сейчас принесу тебе переодеться в сухое. Сиди, — и она скрылась в соседней комнате.
-Я тут тебе всё испачкаю, — сказал он ей вслед и остался стоять. — Спасибо...
Она появилась вскоре.
— Держи, — подала ему сверток. — Это мужа моего одежда. И вот тебе полотенце, вытрешься насухо вначале. Давай, я выйду пока, переодевайся...
Он торопливо стал переодеваться. Муж, вон оно как. Лучше бы, чтобы он застал его тут одетым.
— Его нету тут, — проговорила она из соседней комнаты. — У вас он, служит... Далеко... Ты рассказывай пока. Как тебя угораздило к темным попасться?
-Всё, заходи, — Айдис почти упал на стул. — Как попался... По дури. Был на задании, был ранен, рисковал остаться калекой. Решил спастить от этого — податься в Воины Эру, с другом. А там поговорил с племянником, который уже Воин, и как-то расхотелось... но жрецам было на моё мнение наплевать. После первого испытания нас обоих оттуда украли тёмные, им, видать, тоже Воины Эру были интересны... Вот так.
Она покачала головой — видно, не поняла, о чем он толкует. В самом деле, откуда ей было знать про воинов Эру?..
— Ничего себе темные, — сказала она, — что, прямо из вашей крепости украли?.. Ладно, я тебе сейчас молока горячего... — она захлопотала у очага.
-Прямо из нашей. Если б я знал, как... Ты вот что, — он глянул за окно, залитое дождём. — Смотри в оба. У тёмных тут крылатый конь грохнулся, который меня вёз, у него крыло молнией перебило. По нему меня найти можно. Вот только я не знаю, где мы упали, сколько я шёл...
— Темные... — она поставила рядом с ним кружку дымящегося молока. — Пей давай. Шли через нас темные недавно. Страху мы натерпелись...
-Куда шли? — насторожился Айдис. — Давно это было? Расскажи!
— Так у них же война была, с Эрегионом... Хотя вроде перемирие вышло. И вот они через нас шли, — женщина села, подперла щеку рукой. — Огромная армия, орки здоровенные, жуткие, люди тоже... Мы думали — все, вырежут всех и не заметят. Нет, пронесло. Не тронули.
-Выжечь бы из всех, — неожиданно резко сказал Айдис. — Как они в легендарной Дагор Браголлах. Чтобы тихо стало. А эльфов — в Аман. А то так и будут по людям туда-сюда ходить. Сейчас не тронули, а в следующий раз — что?
— Они сильные. Их не выжжешь... — женщина смотрела на него. — Вот что. У меня тут есть захоронка... если и придут тебя искать, вряд ли отыщут. Пересидишь там. А потом ты куда направишься?
-Не знаю, — вздохнул Айдис. — У меня жена и сын в Нуменоре, но мне туда путь закрыт: жрецы Эру будут искать меня.
Она жалостливо вздохнула.
— Одежду твою прежнюю нужно сжечь. На всякий случай. Я тебе припасов в дорогу соберу, если что...
-Сожги, — согласился Айдис. Допил молоко, — его по-прежнему знобило, но как-то стало... легче, что ли...
-И, ты уж меня прости, — он решил сразу всё сказать, — я не смогу уйти сразу. Мне бы хоть пару дней отлежаться.
— Да это понятно, — сказала она, — я бы тебя такого и не пустила. У тебя ведь жар... Ладно. Давай-ка поспешим, а то темные с их конями этими... сам знаешь... Иди сюда, — она поднялась и поманила его за собой.
Он поднялся, пошёл за ней, хватаясь за стены.
В дальней комнате у стены стояла массивная, дубовая, по виду, кровать; женщина подошла к ней и велела:
— А ну, помоги мне сдвинуть вбок, тяжело одной.
Айдис наклонился, — перед глазами заплясали чёрные точки. Сдвинул кровать с трудом.
Оказалось, там пряталась крышка — вроде как в подпол. Женщина откинула ее, сказала:
— Лампу возьми. И осторожнее, там крутые ступеньки, — и первая, наощупь, полезла вниз.
Айдис стал спускаться. Как гномы, — мелькнула насмешливая мысль. Вот кого ещё никогда не приходилось видеть. Хоть эти-то, хотелось бы верить, не из разряда всемогущих и бессмертных?..
Спустились вниз довольно глубоко. Оказалось — тут что-то вроде подпола, погреба, небольшого — пустая нора, земляной потолок с балками, подпорки в нескольких местах... и пол тоже земляной. Было здесь довольно холодно.
— Я тебе сейчас тюфяк притащу и одеяла, — сказала она, — и молока с хлебом. Отсидишься тут. Лампу оставлю, конечно... а то что ты в темноте. Будем надеяться, не найдут, если искать станут.
Айдис без сил привалился к стене прямо возле лестницы. Упасть бы в забытьё... если удастся.
И вдруг — как резануло: а как же Илатар? Его там ведь убьют, в этом проклятом форте, а он будет тут валяться, за тридевять земель, в деревне...
Он стиснул зубы.
Женщина уже полезла снова наверх по земляным ступеням — и вернулась скоро, принесла тюфяк с одеялами, потом слазила наверх еще раз — вернулась на этот раз с кувшином, от которого поднимался пар, и большой миской, где лежал хлеб, а в миске стояли две мисочки поменьше, с маслом и с медом.
— Устраивайся, — сказала она. — Давай, молока горячего выпьешь, поешь — авось пройдет твоя хворь, ты просто застудился, всего скорее. А я пойду... да, — она показала на низенькую, в полроста, дверцу, — это ход наружу, ведет в лес соседний, мало ли что...
Айдис еле-еле расстелил себе тюфяк, свалился на него, укутался чуть ли не до носа.
-Спасибо, — слабо сказал он. — Не дай Эру, придётся удирать через эту твою дверь...
— Ну, будем надеяться на лучшее, — успокаивающе сказала женщина. — Ты молоко пей с медом, горячее, оно помогает. Ладно, я пойду... Кстати, меня зовут Анита, а тебя как?
-Айдис, — он вздохнул, закрыл глаза. — Я... я буду пить, ты не волнуйся, я это дело знаю... мне бы сейчас просто... немножко полежать...
...В приграничном форте всё было построено только для одного — для войны, и найти подходящий для суда зал оказалось сложно. Собрались в покоях командира форта, и сейчас там яблоку было негде упасть
Хорошо, что Айдису удалось бежать. Да, они правы, эти ханнатцы: здесь было, за что судить... с их точки зрения. Правда, они сами — разве не устраивали тех же дел в нуменорских колониях, когда удавалось? Устраивали. И мало кто мог остановить гневную руку, когда дорывались наконец до мести... Жертвы и ненависть копились с обеих сторон.
Внешне Илатар был спокоен, но сам не знал — услышат ли его, если он попытается объяснить? Вряд ли... Айдис, наверное, просто молчал бы.
Илатара охраняли, он стоял среди воинов, со связанными руками, хотя сбежать даже чисто физически было бы непросто. Ненависть и жажду мести он ощущал очень хорошо... столь же сильно, как там, в Ост-ин-Эдиль, у феанорингов.
В зал вошёл командир форта, и все смолкли.
-Сегодня мы судим нуменорца, — без предисловий начал он. — Пусть выйдут свидетели.
Илатар знал наверняка лишь одно — устроить из мести издевательство не позволит уже сам Горт. Но — и только. Запретить им осудить на смерть — это было бы бесчестно.
Сквозь толпу протиснулся воин, — статный, немолодой. Лицо его пересекал шрам, терявшийся в густой шевелюре.
-Этот нуменорский гадёныш из отряда Торнара, — сказал он. — У них девиз: нуменорцам должно видеть только мёртвых ханнаттцев. Они шастают по нашим землям, мы постоянно сталкиваемся с ними. И вот! — голос его зазвенел. — В прошлое полнолуние мы отправили женщин и детей из двух приграничных деревень вглубь страны, потому что набеги этой сволоты стали слишком опасны. Они подстерегли караван и вырезали всех. Я видел трупы! Из тех, кто охранял их, не выжил никто, троих ребят мы не нашли и тел. Спросите у него, где они! Спросите у него, спросите!
— В нашем форте, — спокойно ответил Илатар. — Точнее я не знаю, это меня не касалось.
-Молчать, — резко сказал командир форта, ведший суд. — Ты будешь говорить тогда, когда тебе дадут слово. Кто ещё имеет что сказать?
-Я, — из толпы выбрался ещё один. — Я бы убил его, медленно, как он убивал наших людей, но не его одного. Сначала допроси его. Вдруг он скажет что-то, чего мы ещё не знаем об его отряде.
Илатар молчал. Нуменорцы, которых он успел узнать за это время, были обычными людьми — кто лучше, кто хуже; особого зла в них не было. Случалось, и они жалели и щадили врагов, случалось — были беспощадны, ибо истово верили, что с дикарями-Низшими невозможно договориться... большинство из них не знали толком ни языка "Низших", ни их обычаев, ни законов. Сами ханнатцы, дорвавшись до мести, не щадили ни нуменорских женщин, ни детей. Кто был более жесток?.. Трудно сказать. Одно лишь было незыблемым: Нуменор пришел на чужую землю, чтобы насаждать свои порядки, Нуменор был захватчиком.
А выдать отряд, чтобы его уничтожили... Один уничтожат. На его место придут другие. Ничего не изменится. Только Айдис потеряет единственных друзей.
-Это само собой, — командующий, похоже, даже удивился, что кому-то пришло в голову вообще говорить о таких вещах. — Теперь говори, нуменорец. Если посмеешь.
— Мне нечего сказать, — Илатар посмотрел на командира. — Я ваш враг. Вы тоже убиваете наших, и тоже не щадите ни детей наших, ни женщин, когда вам удается проникнуть в наши земли. Я знаю, что вы тоже люди, но мы враги, и этого не изменишь. Мстите. Но об отряде, уж простите великодушно, я с вами говорить не стану. Отряд Торнара — не единственный, уничтожите вы его — придут другие. А они мои друзья.
-У вас нет друзей, — яростно выкрикнул кто-то из толпы. — Вы — псы Эру, вы свора, спущенная с поводка на охоте! Вы не считаете нас людьми, вы мните себя выше нас, — но берегитесь: вам не жить! Вас тысячи, но нас — тьмы, и мы скинем вас в Море! Ваши бабы не будут успевать рожать мальчишек для войны, скоро вам придётся бросать на наши мечи всех подряд, но и это будет бесполезно! Мы уничтожим вас, вы обломаете зубы об Ханнатту, а ваш Остров превратится в пустыню, на которой будут доживать свой век старики!
Лис вздохнул. Он не испытывал сейчас ничего, кроме... Было как-то грустно, что ли... не так, как тогда, с феанорингами.
— Вряд ли, — сказал он. — И у нас тоже есть друзья. Вы не считаете людьми нас, мы — вас... это как раз самое простое. Хуже, когда понимаешь, что везде — такие же люди, и все равно убивать. Потому я не оправдываюсь. Вы в своем праве.
-Это всё? — спросил его командующий. — Больше тебе нечего сказать?
Илатар помолчал.
— Нет. Нечего. Кроме, разве что, того, что у меня к вам ненависти нет. Но это не оправдание, скорее вина.
Командующий повернулся к своим, поднял руку.
-Властью, данной мне народом и королём Ханнатты, объявляю я приговор преступнику из Нуменора! За деяния его приговаривается он к смерти, и да узнает он сполна боль и мучения своих жертв, и не мгновенной будет его смерть! Перед тем же да будет он подвергнут допросу как воин врага. Да будет так!
Толпа отозвалась дружным и страшным — "да будет!"
Илатар все-таки вздрогнул, и ему впервые стало страшно. Он пересекся взглядом с Гортом, который молча стоял поодаль, среди прочих. Тот сразу же мысленно сказал: "Я помогу. Отменить это я не в силах, сам понимаешь".
"Знаю, — ответил Лис. — Хорошо, что Айдиса здесь нет."
Воины — словно заранее знали — враз покинули зал, выстроились длинной цепочкой. Лиса повели по живому коридору, командующий фортом шёл впереди.
Лис почувствовал, как незримая рука коснулась его фэа, проникла в сознание, по телу пробежала горячая волна — и тут же понял, что сделал майа: это как стена... чтобы не чувствовать боль. Вернее, _не так_ чувствовать, чтобы эти ничего не заподозрили...
"Лис, я буду следить, но не могу обещать наверняка, что удастся спасти именно это хроа. Если не выйдет — я создам новое. Держись за меня мысленно, это поможет."
Илатар не ответил.
Живой коридор простирался до небольшой площади в центре форта: командующий решил вести всё, что касалось пленника, открыто. Ясно было, что Илатар ничего не скажет на допросе, — поскольку ему нечего терять, — и что это всё просто начало казни.
Холод внутри становился все сильнее. Лис вспомнил то, что было недавно — феаноринги, искаженные ненавистью лица, обессиливающая слабость, невыносимая боль, лижущая спину... А настоящий Илатар — мертв, и Айдис не знает, что все это — обман...
Снаружи немилосердно пекло солнце, — после прошедшей грозы нахлынула дикая жара... Посреди площади были сооружены колодки, руки и голову Лиса заложили в отверстия, сверху захлопнулась деревяга. Командующий остановился перед ним.
-Сведения об отряде, — отрывисто сказал он. — Я задаю вопрос. Не отвечаешь — одна из твоих костей будет сломана. Костей у человека много, этого хватит надолго. Когда же они закончатся... мы перейдём к казни.
За его спиной раздался одобрительный гул.
"Не получится, — как-то отстраненно подумал Лис, — человек потеряет сознание от болевого шока... почти сразу... и вывести из него не выйдет... "
— Он же все равно ничего не скажет, — раздался вдруг знакомый голос — Горт. — Вам что, хочется уподобляться оркам?
-О нет, — командующий повернулся к Гортхауэру. — Если не скажет, — что ж, значит, и эти умеют быть воинами, а не слабаками, боящимися боли. Или ты забыл, что такое честь воина — по нашим законам? Если он не мог жить с честью, пусть хотя бы попробует с честью умереть. Таково милосердие Ханнатты.
Майа несколько секунд смотрел ему в глаза.
— Ты сам бы не выдержал, — сказал он наконец.
Потом повернулся и пошел прочь. Перед ним расступались, открывая дорогу.
Командующий сел на принесённый кем-то стул. Вопросы... они были грамотными, вопросы опытного воина, знающего, что нужно узнать от противника для того, чтобы достроить картину остального...
Лис просто молчал.
"Горт, — позвал он мысленно. — Знаешь... Вы разведайте. Если нас обвиняют в предательстве, Айдису не вернуться. Я подумал, если тело сбросить им туда... они уже не смогут обвинять нас в предательстве, и Айдис сможет вернуться к своим."
"И вдвойне возненавидит темных и Ханнатту, — ответил Горт. — И ты не сможешь его увидеть, он будет считать тебя мертвым. Иначе надо. Впрочем, слухи и так дойдут."
