...На небольшое поселение спускался тихий вечер. Если там, на юге, ещё цеплялось за землю уходящее лето, то здесь уже вела своё наступление осень, и золотые листья шуршали под ногами... Денна принял материальный вид довольно далеко от поселения. На всякий случай огляделся: выбирал совсем безлюдное место и не прогадал, в окрестностях не было видно ни одной живой души. Усмехнулся: можно подумать, что он-то живая душа... То есть душа-то живая, а вот сам... Он нахмурился и пошёл по дороге к поселению: надо полагать, здесь. как всегда в таких местах. центр жизни — трактир.

Поселение стояло на проезжем тракте, и, хотя путников в это время года было не сказать чтобы много — трактиру пустовать не приходилось. Добротное каменное здание помещалось в середине селения, и окна его уже приветливо мерцали огнями ламп, а у дверей маячило несколько то ли местных, то ли проезжих — разумеется, навеселе.

Денна оглянулся по сторонам ещё раз, — на него вроде бы никто не обращал внимания, — и вошёл внутрь.

Шум, дымный чад, тусклый свет множества ламп, запахи еды и вина — все это обрушилось на него, как горная лавина. Не то, чтобы было очень много народа, но шума хватало на сотню глоток.

Трактирщика видно не было, только сновали время от времени между деревянными столами две служанки.

Денна приглядел свободное место в углу, у окна, пробрался туда и подозвал служанку.

-Пиво, — сказал он. — И что-нибудь горячее. Я с дороги.

Служанка кивнула, кокетливо улыбнулась симпатичному парню — и унеслась, чтобы через несколько минут вернуться с пивом и жареным мясом.

Вокруг гудел народ. В основном разговоры были самые обычные — "за жизнь"; но были и другие новости. То тут, то там...

— ...это проклятие, точно тебе говорю, ну а как бы иначе он помер так вдруг? Золотоликий-то напортачил от большого ума, а разбирать теперь женушке...

— ...вот и гадают, что будет? будут его прислужники за владыку-то мстить? не кто-нибудь все же... ох, не приведи — снова война пойдет...

Денна принялся за еду. Мёртвым не надо есть, — призракам тем более, и к пище они прикасались редко. А готовили в трактире на удивление хорошо, по-деревенски. Он быстро расправился с мясом, взял кружку и незаметно придвинулся к беседовавшим.

-Да, война — это было бы ни к чему, — он постарался вклиниться в разговор так чтобы подвыпившие люди не заметили, что рядом с ними кто-то новый. — А что от границ-то слышно? Война вдруг не начнётся, должны быть приготовления какие...

— Да шут их знает, нуменорцы ждут, когда им приказы какие поступят, у них хоть крепости, а нам чего делать, они же не думают, — это говорил крепкий коренастый мужик средних лет, судя по всему, кто-то из мастеровых. — Вон говорили, еще когда было, уже и не упомнить, Темный всю эту землю пожег, с длинноухими дрался, а зачем, за что — кто их, бессмертных, разберет. Ну да тогда Нуменора испугались, прогнал Нуменор Черного, а сейчас что с них толку? Они, конечно, сила, да побирать поборы умеют хорошо, а вот воевать — кто их знает.

— У вас же вроде этот, как его, Лаурил вроде останавливался, вчера видели, — вмешался еще один, — вот этот даром что бездельник, а столько всего знает, аж жутко делается. Расспросить надо, что он обо всем этом кумекает, может, чего толкового и скажет.

-Как же ему удаётся-то? — Денна посмотрел на соседа честными глазами. — В наше время особо не побездельничаешь ведь, за сказки только менестрелей кормят, и то не всегда.

— А шут его знает. Шляется туда-сюда, много ли ему надо. Тут покормят, там нальют. Петь он поет, это да, и сказки всякие знает. Древние всякие, и были тоже. Эльфы, говорит, его тоже принимают, ну, может, и прихвастнул, нужен он эльфам...

Денна покивал.

-Неверное это дело-то, за еду петь. Как у людей тяжёлые времена настают, так и не до песен сразу... А вот сейчас, пока тихо, я бы тоже послушать песен не отказался. Только где сейчас тот Лаурил...

— Да он придет, — сказал мужик. — Куда он денется. Чего ему вечерами-то еще делать. О, глянь! Да вот же, легок на помине! Эй, Лаурил! — заорал он на весь зал. — Давай сюда! Тут тебя хотят!

У входа стоял парень — не поймешь, сколько ему лет было; не юнец, но и зрелым не назовешь. В поношенной дорожной одежде, за спиной — лютня. Парень как парень... только в лице у него было что-то такое... странноватое.

Денна опустил глаза: знал, что в этот момент они стали у него как у хищника, почуявшего добычу. Нельзя. Не спугнуть. В душе вновь взметнулся вихрь: а ведь ему, наверное, нравятся эти сказки... про _такого_ Тёмного Властелина...

Спокойно.

-Мне тут рассказали, ты хорошо поёшь, — сказал он, овладев собой. — А знаешь что-нибудь из древних времён?

Парень сел — местные потеснились; скинул плащ.

— Знаю, — сказал он. — Я много чего знаю.

-Спой, — попросил Денна. — Ужин мой. Что-нибудь такое, что тебе больше всего самому нравится.

— Да мне многое нравится, — усмехнулся тот. — Древнее... Ладно.

Он расчехлил лютню, пробежался пальцами по струнам. Играл парень, надо было отдать должное, очень неплохо. Конечно, до эльфов ему было далеко, но рисовать мелодию он умел... Да и голос оказался красивым. Через несколько строчек все в трактире притихли — слушали. Видать, Лаурила тут знали.

Прощайте, Эльфы Света! Свет убит,

И это имя больше нам не нужно.

Пусть нолдор впредь куют уменье жить —

Последнее надежное оружье.

Воистину, о брат наш, твой урок

Надежно мы запомним. Если скалы

Прибрежные высокий свой порог

Нам в грудь не бросят лезвием кинжала,

И если звезд небесных двойники,

Земные звезды вьюги, льда и снега

Не станут нам, близки и далеки,

Постелью долгожданного ночлега —

Мы не забудем более огонь

Двух черных солнц, что опалили сердце

Нам, стынущим в спешнейшей из погонь

За славой, властью жизнью — или смертью.

Но если день придет и наконец

Сожму в руке песка земного стужу,

То вновь скажу: "Прости тебя Творец,

О Дух Огня, что лишь огню послушен!"

— Как всегда, — сказал мужик, внимательно слушавший песню. — Нихрена не разберешь о чем, но красиво. На, Лаурил, хлебни пива, что ли.

-Это точно, — кивнул Денна. — Но ты-то сам ведь знаешь, о чём песня?

— Ну, — кивнул Лаурил, отхлебнув пива. — Об Исходе Нолдор.

-Ага, — Денна совсем по-простому почесал в затылке. — А огонь двух чёрных солнц — это что такое?

— А ты как думаешь? — хитро прищурился Лаурил.

-Никак, — обезоруживающе улыбнулся Денна. — потому и спрашиваю. Знал бы — не задавал вопросов.

— Это Два Древа, убитые Морготом, — ответил Лаурил. — Так это объяснил Владыка Элронд.

Денна покивал с задумчивым видом.

-Послушай, Лаурил, а тебе-то кто эту песню спел?

— В Имладрисе эльфы пели, — пояснил Лаурил, — а я перепел. Я много разных знаю. Что помню, что записал, — он достал из поясной сумки маленькую книжицу в кожаном переплете, показал и снова убрал. — Вот, тут у меня много чего записано. Древние предания, от всяких людей и эльфов идущие, древние сказки и были. Откуда еще узнавать, что некогда случалось на земле?

-Да, повезло нам, что есть на свете эльфы, которые долго живут и могут рассказать, — серьёзно сказал Денна. Иронию в его голосе могли бы уловить только те, кто хорошо его знал. — А про времена, к нашим поближе, тоже есть? Я слышал, есть легенды про эльфов, героев, которые в плену у Врага побывали и сумели вырваться на свободу. Вот бы послушать!

— Не легенды это, — возразил парень, — это все правда. Эльфы забывать не умеют, эльфы свою память передают дальше, и нам, людям, дают приобщиться, если мы спрашиваем. Много их погибло тогда, в давнюю пору, когда Неназываемый вторгся со своим войском в Эрегион. Много сгинуло в его застенках... а вырваться так никому почти не удавалось. Келебримбор, великий мастер, погиб, и сын его сгинул, настигнутый волей Владыки Мордора, но память о них остается.

-Сгинул, значит, — Денна словно был расстроен услышанным. — Эх... Значит, это действительно сказка, что он вырвался из плена и речь потерял... А мне-то рассказывали... Жаль.

— Не сказка это. Было это все. Только потом и след его потерялся. Или вот Маглор: тоже бродит где-то, может, и поныне, безумный, а кто знает, где? Тяжка судьба тех, кто осмеливается встать против Владыки Тьмы...

— Да сожгли этого Владыку, — поперхнувшись, вставил мужик, — нуменорцы и сожгли. И ничего он не сделал. Поплатился за деяния свои все-таки. Ну и туда и дорога: нечего зло совершать...

Лаурил кивнул и вновь пробежался по струнам. Запел — эта песня была уже печальной:

— Конь легконогий мчится быстрей, чем ветер,

Мыслью проворной обгонит его Келебримбор.

Темные вести с востока, темные вести:

Кольца ковавшим союзник готовит гибель.

В яркое золото скована древняя сила,

Речи страшнее в Остранне еще не звучали:

В древнем эльфийском наречьи проклятье могилы,

Черные цепи и знак вековечной печали.

Это сказание ветром полночным носимо,

Стерлось начало, и горы не помнят конца

О трех нерозданных, о четырех нехранимых

И об Одном, обманувшем надежы творца.

Мудрым в сомненье, в помощь людским раздорам

Сковано золото огненных рун узором.

Кто испытал его силу? Только ковавший.

Кто испытал свою доблесть? Только отдавший.

Кто испытал вашу мудрость, о мудрые?

В цепи свои попавший.

-Красиво, — признал Денна. Не мог не признать. — Эх, тебе бы к моему лорду... он знает толк в песнях, наградит тебя... по заслугам. Да и сам бы тоже поделился тем, что знает.

— А кто твой лорд? — спросил Лаурил, прихлебывая пиво. — Кто-то из эльфов? И сам ты кто? Настоящие лорды нынче только в Гаванях да в Имладрисе остались. Времена сейчас уже не те...

-Да, мой лорд из Бессмертных, — негромко сказал Денна. — Так вот оно сложилось, что я человек, а он — нет. Ничего, как-то вот... так получилось. Ну так как, поедешь со мной?

— Что, прямо сейчас, на ночь глядя? — Лаурил засмеялся. — Погоди, дай хоть пива выпить. А вообще поеду, отчего нет. Я дорогу люблю, и места новые люблю... и песни собирать тоже.

Служанка поставила перед ним новую кружку с пивом.

— Про менестреля спой, — попросила она. — Ту, старую, ну ты помнишь, что тогда пел...

Парень кивнул. Похоже, он был здесь и вправду душой компании: на грубых лицах местных было такое выражение, словно они прикасались к сказке — и вроде как посмеивались сами над собою, что впали в детство, и над парнем этим, что все без настоящего дела по земле шляется, а все же видно — нравилось.

— Когда менестрель коснется струны

И душу согреет старинный напев,

Белые звезды блеснут с вышины,

Впервые тебя сквозь листву разглядев.

Скажи, менестрель, ну, а лучше напой,

Ведь музыки ты не отделишь от слов,

Откуда ты взялся, печальный такой,

И что в тебе бродит за древняя кровь?

Ты песней заветной смиряешь вражду,

Твой голос, твой слог — он давно знаменит,

Но меч не зазубрен — тебе на беду —

С усмешкой глядит на тебя следопыт.

Тебе бы смолчать — и целее уйдешь,

Но вспомнилась песня, стара, как земля...

Немного помедлив, ты снова поешь,

И слезы блестят на глазах короля.

Там древнее золото, древняя кровь

И древние кличи на юной земле...

Но древнее золото вспыхнуло вновь.

Не ведая как, ты несешься в седле.

Когда менестрель берет в руки меч,

Не слишком ли плата его велика?

Не слишком ли тяжко для узеньких плеч

Нести этот груз, что копился века?

Но если нас ждут, пусть не гаснет свеча,

Но если нас ждут, мы останемся жить.

Но крови, увы, не отмоешь с меча,

И песни, увы, о себе не сложить.

Когда менестрель коснется струны,

И грустью эльфийской наполнит сердца,

Пусть слышат все те, кто услышать должны,

Что выбранный путь ты прошел до конца.

Денна улыбнулся. А ведь с него станется не испугаться. Было бы неплохо. Мысль о том, что и этот замкнётся и будет в страхе и ненависти выкрикивать Гортхауэру проклятия, была до боли неприятна. Он, конечно, уверен, что то, о чём он поёт, правда... а как иначе? не будешь верить, искренне верить в то, о чём поёшь, пишешь, — так и другие не поверят. Жаль только, что такой талант идёт во зло, воспевает ложь, хоть и приятную кое-каким душам. Встряхнуть бы его, чтобы открылись наконец глаза, чтобы осознал, что нет на свете ни страшного врага, ни выдуманных и с таким удовольствием описываемых пыток... Интересно, а что от него останется в таком случае? пустота? Сломается? Или наоборот — как при обвале разлетаются наносные породы и обнажается истинная, скальная — если она есть... Так есть она там, эта порода?..

Лаурил допел песню — с минуту в кабаке было молчание; потом он хлопнул кружкой об стол — и допил ее в три глотка.

— Вот теперь можно и снова в дорогу! — провозгласил он.

Денна встал.

-Ну, идём. Раньше отправимся — раньше прибудем.

— У меня коня нет, — предупредил Лаурил, — я сейчас пешком.

-Не беспокойся, — отозвался Денна. — Я тебя пригласил, а значит, это уже моя забота.

Лаурил бережно спрятал лютню в чехол.

— Ну, идем, — сказал он и первым пошел к выходу между столов.

На улице уже почти совсем стемнело, только светились окошки в домах и фонари у дверей.

Денна вывел его за пределы посёлка, — опять никого народу... Мысленный зов к дракончику, который, прикрытый заклятьем невидимости, мирно спал неподалёку: пора за работу. Когда тот, очутившись чуть ли не за спиной Лаурила, с весёлыми искорками в глазах наклонил голову набок, Денна достал из поясной сумки свёрнутые листы: ту самую рукопись.

-Это твоё, как я понимаю.

Лаурил, ничего не подозревая, сцапал листы, вгляделся — в темноте он почти ничего не видел — и воскликнул:

— Ну да, мое! Я переписывал, у меня люди спрашивали.

-Сам сочинил? — уточнил Денна.

— Какое сам, — в голосе Лаурила прозвучала обида, — быль это. Мне это рассказывали в селениях, что восточнее. Там это издревле передается. Ну, записал сам, да. И им оставил, и себе унес. Они же там все неграмотные...

-Понятно, — взгляд Денны вдруг стал острым, как кинжал. — А что с тем немым эльфом сталось — не знаешь?

— С сыном Келебримбора? Нет, не знаю... — Лаурил вздохнул. — Никто не знает. Потерялся след...

-Мой... лорд прочитал это, — сказал Денна и аккуратно положил руку... Лаурилу показалось, что на воздух. За его спиной, казалось, воздух стал медленно сгущаться, превращаться во что-то материальное.

-И очень захотел побеседовать с тем, кто это написал.

Под рукой Денны проявилась и стала вполне определённой здоровенная дружелюбная мордаха дракончика.

-Не кричи, никто не услышит. Я специально выбрал такое место.

Лаурил замер. Судорожно втянул воздух — все было слишком быстро, и он только теперь осознал, что происходит нечто из ряда вон выходящее.

— Это... — он несколько секунд оторопело смотрел на морду "коня", потом на Денну. Глаза у него расширились, в них впервые плеснулась волна страха. — Ты кто?!!