Гэлмор отпрянул, — в глазах метнулся то ли страх, то ли удивление, то ли неверие... несколько мгновений он не отрывался от глаз королевы, — огромные глазища, светло-карие, с зеленью...

-Вы... просите... меня? — переспросил совсем тихо, от сердца. — За что? за эту мнимую смерть? за это — не надо... За что?

— За все. Я королева Нуменора, и взяла на себя ответственность за то, что происходит и происходило в этой стране... За то, что вы стали заложниками чужой войны. Положа руку на сердце, я даже в этом — эгоистична... Просто, возможно, мне станет немного спокойней, если я буду знать, что хотя бы кто-то из вас не держит на меня зла.

-Ах, вон оно что, — Гэлмор вздохнул. — А я думал...

Он уткнулся лицом в колени.

Помедлив, она все же коснулась его плеча.

— Ты же сам хотел правды. Сейчас я открыта перед тобой. А что, Саурон... не извинялся за эту затею?

-Он... по-другому, — Гэлмор не поднимал лица. — Мыслями. Там как-то... всё не так... Всё не так.

— Мыслями лучше, — вздохнув, согласилась Мириэль. — Но мыслями у нас с тобою, вероятно, не получится. Да и вряд ли бы ты захотел прикасаться к моему сознанию.

Гэлмор медленно поднял глаза.

-Вы хотите, чтобы я не держал на вас зла... Вы хотите — чтобы не было ненависти, неприязни... Чтобы в моей душе было к вам... что?

— Ничего, — она поднялась, чуть прикусив губу, выпрямилась. — Прости, что вдобавок ко всему я вознамерилась еще и плакаться тебе в жилетку.

Гэлмор кивнул.

-Не вы первая. У меня, наверное, такое свойство... Рано или поздно это происходит... ну, со многими, да. Я же Старший...

— Ты Старший, ты обладаешь телом-фана и умением говорить мыслями и можешь передать это остальным. Об этом я тебя прошу.

Гэлмор опустил глаза.

-Я передам. Но скажите мне... Скажите только одно. Вы хотите — хотя бы хотите — оказаться на свободе, вне всего... всего этого? Хотя бы на время? Хотя в самой глубине души — вы хотите не врать? Ну скажите же, что вам это хотя бы не нравится...

— Я хочу быть уверенной, что Нуменору не грозит война и бедствия. Это важнее, чем мои желания.

-Нет! — вскрикнул Гэлмор. — Никакие великие цели не стоят того, чтобы жизнь превращалась в пустоту... Не стоят, поверьте. Я сам... сам убил немало людей, ради великой цели, и... я это знаю точно.

— Что же, по-твоему, мой душевный комфорт важнее тысяч смертей? — осведомилась Мириэль. — Ты бы думал, что говоришь.

-Неужели это обязательно — превращаться в мертвеца? Как вы тогда сможете творить жизнь, если сами будете мертвы, живым мертвецом? куда вы их поведёте?

— Если бы я была мертвецом, я не пришла бы сюда. Это ваш Саурон считает, что человек на троне не имеет права на чувства.

Гэлмор вздрогнул.

-Простите. Я как-то... не додумался до такого. Я не могу требовать с вас того, что требовал со своих, — вы не из наших, у вас другие законы, всё другое... кроме одного. Есть один закон, который обязан оставаться единым для всех. Это закон человечности. А Саурон... Гортхауэр... Я не буду оправдывать его. Но знайте. Если он пойдёт против человечности, я первым... я ему первым шею намылю. Вот и всё.

— Он давно уже пошел против человечности.

Мириэль окинула камеру взглядом.

— Тебе оставить светильник и плащ?

-Нет уж, спасибо, — в голосе Гэлмора просверкнула ирония. — Не стоит оказывать милость прислужнику Саурона, а то, глядишь, и задумается, стоит ли оставаться его прислужником, и вдруг он избавит вас от повода его казнить.

— Причем здесь милость... Просто — холодно ведь, а я все равно не могу надевать испачканный плащ. Хотя ты теперь, должно быть, не чувствуешь холода?

-Неважно, — он словно закрылся, во взгляде как будто встала непроницаемая стена. — Идите, Ваше Величество. Вас, наверное, ждут.

— Подождут, — ответила она. Подняла светильник, толкнула дверь — та была незаперта. Сказала тише: — Прощай. Дай тебе Эру никогда не быть королем...

Она вышла в коридор. Плащ так и остался валяться на полу.

Гэлмор молча посмотрел ей вслед. Вздохнул.

"Гортхауэр... Зря ты с ней связался, правда. Но, наверное, другие варианты ещё хуже... Честно говоря, я не знаю, остался ли здесь кто-то живой, в этом Нуменоре... Так больно, знаешь... очень больно."

"Гэлмор, ты жесток, — отозвался знакомый голос. — И она совершенно права в моем отношении."

"Ну вас всех, — грустно отозвался Гэлмор. — Давайте вы поскорее меня убьёте, а?"

"Всему свое время. Она не так уж плохо держится, учитывая, как резко на нее свалился этот груз. Но она либо научится идти по лезвию меча между человечностью и долгом, либо — на троне ей будет не место. Второй сумасшедший на троне нам не нужен."

"Если в душе нет человечности, то никакой "долг" не поможет. Это уже так... просто оправдание. Послушай... почему она так уверена? Ты как-то защитил её? да?"

"Не я. Мелькор. Он там, в Нуменоре, рядом с ней."

"Мелькор?! — Гэлмор, похоже, и обрадовался, и расстроился, и было что-то ещё, острое, отчаянное... — Да что такое... Я столько ждал, и вот — даже и не встретились... и теперь тоже самое будет... а сколько наших умерли, так и не узнав..."

"Вы-то еще встретитесь. Не век же он будет в Нуменоре... Но мы должны были хранить эту тайну — и хранили до тех пор, пока это не стало невозможным. Риск был слишком велик, Гэлмор. То, что сейчас происходит, связано с тем, что тайна раскрыта. В этот год судьба Эндоре может решиться на тысячелетия вперед."

"Завтра... Знаешь, когда я умру... Странно звучит, да? В общем, у меня есть только одно желание... Я хочу его увидеть, просто... Глупо, да? Но я столько ждал, всегда этого хотел..."

"Можно попросить его прийти к тебе... к вам. Ты же не один, вас таких десять человек... Снова десять, да. Как и в тот раз."

"Сейчас?! Нет, не надо... Не надо ему нас провожать, это слишком тяжело... Я просто... Я просто хотел увидеть, какой он. Ты же ему помог, да? И шрамов не осталось... или?.." — он сжался.

"Нет. Не осталось. Он теперь — как тогда, давно... как будто совсем молодой. Только он ведь под чарами облика и не может раскрываться... "

Гэлмор кивнул, хотя Гортхауэр не мог его видеть.

"Ладно. Что поделать... может быть, когда-нибудь... когда всё станет лучше, чем сейчас."

"Гэлмор, поменьше уныния и обреченности. Никуда Мелькор от вас не денется, — Горт мысленно улыбнулся, — да, и завтра, когда все начнется, постарайся не злиться на этих людей. Ты в таких ситуациях еще не был, по первому разу это больно... не физически. Я буду рядом с вами. А сейчас — лучше постарайся заснуть. Я учил тебя, как это сделать по своей воле..."

Присутствие майа исчезло.

...Мириэль успела распорядиться о том, чтобы всем "прислужникам Тьмы" дали — хотя бы на эту ночь — теплую одежду, еды и вина... и перевели всех в одну камеру. Чувствовала, что им так будет легче пережить часы последнего ожидания.

Встреча с Гэлмором облегчения не принесла, наоборот, стало только хуже. Но волю чувствам она не давала до тех пор, пока не вошла в свои покои. Открыла окно... теплый ветер ворвался в комнату, но ей все равно было холодно, бил озноб — словно холод подземелья впитался в саму кровь.

"Мелькор, — позвала она. — Приди, если можешь... И захвати теплый плащ. Холодно..."

В темноте как будто сначала ничего не изменилось, — а потом словно тёплый ветер возник, живой и чуткий, неслышный, проникающий сквозь любой холод, сквозь любую даль... и не было ему преград.

А затем ей на плечи легла тёплая ткань, — мягкая, домашняя, уютная, — и рука легко коснулась волос.

"Я здесь..."

— Спасибо, — она закуталась в плащ. — Тяжело это — идти против совести. А этому мальчику, Гэлмору, я отвратительна, он просто не желает видеть во мне человека.

Мелькор усмехнулся.

-Понимаю. Знаете, поначалу очень тяжело быть Врагом Мира. Хочется кому-то что-то доказать, сказать — да нет же, неправда, вы не понимаете... Потом не то чтобы привыкаешь, но... есть те, для кого просто не хочется быть "хорошим". Противно. Для таких правильно — быть "плохим". Это — честь. А Гэлмор... Я думаю, вы оба — нуменорцы, и вы поймёте друг друга. Не можете не понять. У вас есть общее.

— Может быть, — она отошла от окна и села. — Я велела перевести их всех в одну камеру. Думаю, им так будет легче пережить эту ночь. Все равно, думаю, спать никто из них не сможет...

-Не смогут, — согласился Мелькор. — Я тут кое-что сделал... под видом лорда Мораны. Теперь историю с Алатаром знают... пока как слух, пока без подтверждений.

— И какова реакция? От одного слуха, впрочем, ничего не изменится.

-Пусть он лучше будет. Слухи, знаете ли, очень мощная вещь, надо только уметь ими пользоваться. В Первую эпоху, знаете ли, очень многие люди перешли на нашу сторону — по причине существования именно вот таких слухов. В них было больше правды, чем в том, что несли приверженцы Первого Дома.

— Да, это тоже верно. Мелькор, послушай, ты можешь помочь мне заснуть? Иначе, боюсь, я тоже всю ночь не сомкну глаз, а завтра мне нужны будут силы.

-Заснуть...

Он отошёл к окну, на фоне ночной черноты его фигура всё же не потерялась, — завораживающая часть ночи, живая, так-не-бывает...

-Знаете, как это, — когда твоя рука занесена над другими, когда ты можешь ударить насмерть... Когда ты знаешь, что это — правильно, что так и надо... И поиграть с этой мыслью: а если я не остановлюсь? Если огонь Дагор Браголлах прокатится не до границ, не только там, где ты наметил, а пойдёт дальше на юг, выжжет и горы, и реки, доберётся до земель, полагающих себя защищёнными завесой Мелиан... Знаете, как это — иметь власть над стихией и возможность убивать? Иметь возможность — лишить жизни? Когда остановить тебя не может никто и ничто — кроме тебя самого, когда любые слова со стороны замолкнут перед "я считаю, что так — надо"? когда никто не возразит? Я помню это...

Мириэль внимательно смотрела на него.

— А тебе ведь тоже нужна поддержка, такая же, как и мне. Правда? Надеюсь, Гортхауэр тебе помогает...

-Поддержка... Гортхауэр давно уже стоит на своих ногах, я ему не нужен. Как ни жутко звучит, но это очень хорошо, что ему пришлось самому встать во главе нашей страны — тогда, после первой войны, потом после второй. Боюсь, если бы я остался с ним, если бы он остался тем Ортхэннером, ничего хорошего бы не вышло.

Он резко развернулся к ней.

-Я не должен становиться для них всеведущим Учителем, к которому можно прибежать в любой момент, который всё за всех решит и сделает. Вот что страшно. Лишиться умения быть — самому...

— Был бы ты ему не нужен, он не затеял бы все это с твоим возвращением. Ты ему нужен как друг, а не как... костыль, — она улыбнулась, — это я в нем поняла давно.

Мириэль пересела на свою кровать, откинула тяжелое покрывало.

— Ты не возражаешь, если я разденусь? Думаю, ты — единственный из мужчин, с кем рядом я могу не стесняться... вряд ли ты увидишь что-то новое. А за день так устаешь от нарядов, положенных по этикету...

Мелькор улыбнулся.

-Я отвернусь...

Мириэль завела руки за спину и сама принялась распускать тугую шнуровку, удерживающую тяжелое платье. Наконец ткань соскользнула на пол, и Мириэль осталась в одной сорочке без рукавов; скользнула в постель. Холодно...

— Иди сюда, — сказала она просто. — Не бойся, я не пытаюсь тебя соблазнить. Годы жизни с мужем, по-моему, убили во мне женщину.

Он неслышно очутился рядом, — живая ночь обняла её, казалось, отошли в сторону, стали нестрашными все дневные тяготы, заботы, тревоги... Только остался тихий свет его глаз, и было непонятно — то ли это и вправду он, Властелин Тьмы, то ли это просто звёзды каким-то чудом оказались так близко... Ночь — летняя, тёплая, и сердце её билось рядом, протяни руку — и коснёшься...

Несколько секунд Мириэль смотрела в его глаза, потом отвела взгляд.

— Знаешь, придворные льстецы с детства воспевали мою красоту, — она смотрела куда-то в потолок, в полог роскошного балдахина над кроватью, — но я-то знаю, что я всего лишь обычная женщина. А вот ты — слишком красив. Это нечестно — иметь такое тело...

-Ну что ты... — его пальцы легко провели по её волосам. — Я всегда хотел быть ближе к людям... намного ближе, чем это позволено для моего народа.

— И в результате все женщины были в тебя просто влюблены, — заключила, по-прежнему не глядя на него, Мириэль. — Это уж наверняка... А эти твои бывшие шрамы, наверное, только все усиливали.

-Было такое, — согласился он. — Ты спи... Всё будет правильно, всё будет хорошо.

Она почувствовала, что он — рядом с ней, что она уже в его объятьях, и что мир грёз — не во сне, а наяву приблизился, и рядом запели неслышимые простым смертным мелодии ночи и звёзд... мелодии Арды, и вечного лета Нуменора, и колыхались в тёмном зелёном саду огромные нежные белые цветы, как когда-то давно, в детстве...

Сны в эту ночь были странными. Наверное, это был и вовсе не сон — душа отделилась от тела, и видела одновременно все — и звезды в высоте над вечным морем, и черноту дворцовой тюрьмы, и далекое Эндоре, и спящий беломраморный Арменелос... И ощущение чего-то большого, надежного рядом, отнюдь не темного по ощущению — хотя она понимала, что это и есть тот, кого называют Врагом Мира.

Сгустки враждебной, радостной злобы она видела тоже. Ощущала их, как, наверное, ощущают майар. Только не могла понять, что с ними происходит.

Потом над Островом забрезжили лучи рассвета, и к Мириэль вернулась тоска, потому что приближалось время, когда она должна будет играть свою роль в жестоком спектакле.

Она открыла глаза.

Еще не рассвело. Предутренняя полутьма...

Первое, что она почувствовала, — что тепла чужих объятий нет, и что впереди, — у выхода из её покоев — стоят три тёмные фигуры, двое против одного... и этот, третий, напряжён, как выхваченный из ножен меч, что он стоит, скрестив руки на груди... и ждёт.

Все осознала — мгновенно. Первым движением было — вскочить... Потом — замереть и сжаться.

Вместо этого она спокойно, как будто ничего не происходило, поднялась с постели и накинула на плечи длинный плащ.

— Они пришли за мной, — сказала спокойно.

Мелькор, не оборачиваясь, вскинул руку, — остановить её.

-Уйдите, — тихо сказал он тем двоим. — Вам не следует так позорить знамя, которое вы защищаете.

Если бы не Мелькор, — подумала Мириэль отстраненно, — Курумо и его воины могли бы сегодня убить меня саму... к примеру — казнить вместе с теми, остальными. Чары облика — и никто не узнает в очередном "прислужнике Тьмы" королеву. Какая, должно быть, была бы сладкая месть...

Один из тех двоих покачал головой.

-Отойти придётся тебе.

Мелькор коротко кивнул.

-Что ж. Я предупредил.

В следующее мгновение в предрассветном полумраке словно взметнулся вихрь, — двое пришедших отбросили с дороги неожиданную преграду. Мелькор позволил им это сделать: его отшвырнули лицом в стену, на миг он застыл, раскинув руки, затем стал медленно опускаться на пол... а те двое, рванувшись вперёд, вдруг обнаружили, что не могут переступить какой-то невидимой границы. Дальше — дверь на балкон распахнулась, в комнаты ворвались люди лорда Мораны, а чуть позади первой волны вошёл и он сам.