— Мир стоит на грани войны. Две великие силы готовы прийти в движение снова. Сейчас судьба поставила меня направлять одну из них и пожинать плоды за многие столетия деяний, сделанных не мною. Выбор, который мне посылает долг, будет означать смерть для многих тысяч с обеих сторон. Но мне всегда хотелось верить, что среди людей материка есть те, кто мыслит так же, как и Верные. Кто ставит жизнь превыше смерти, честь превыше жизни, свет превыше тьмы. Те, кому я могла бы протянуть руку, кто не отверг бы ее в злобе и презрении, как свойственно... — она запнулась, и закончила: — многим из вашего народа.
Денна смотрел на неё — удивляясь всё больше. Она обвиняет. Обвиняет — нас. Смело...
-Ваше Величество, трудно поверить в искренность открытой ладони тех, кто только что держал рубивший тебя меч. Если защитой от такого "света" становится Тьма, — кто будет искать света? Но вы сказали — жизнь и честь. Что сами вы хотели бы и могли сделать ради них?
— Нуменор един для вас, — произнесла она утвердительно. — Не так ли?
-На материке мы видели лик Нуменора, который вряд ли можно назвать дружественным, — Денна горько усмехнулся. — Другой Нуменор, — тот, который горел на кострах или молчал, который продолжал считать своей королевой законную наследницу, а не её супруга, — остался далеко от нас. Мы не видели его, а если и видели — то в сравнении с тем, другим ликом, этого было очень мало.
— Мой покорный супруг некогда узурпировал власть, принадлежавшую мне по праву наследования. Я приняла отвественность за его деяния — но это не значит, что я одобряю их. Ар-Фаразон собственными руками вырыл для себя могилу... в которую теперь готов упасть весь Благословенный Остров. Мы сами превратились в зло. Но разве от этого Тьма перестала быть Тьмою, а Свет — Светом? Разве не так же наши сердца боятся огня и мрака? Разве не так же стремятся они к миру и красоте? Я не хочу войны. Но не хочу и того, чтобы ваш народ смел нуменорцев на материке, залив наши земли уже нашей кровью. Я не хочу ничьей крови. Но знаю, что Ханната будет рада отомстить.
-Вы правы, — тёмные глаза Денны казались бездонными. — Ханатта сейчас — это огнедышащая гора, и каждую секунду она может извергнуть огненную реку. Но если сердце ваше, ваша душа говорит сейчас вашими устами, если ваши желания действительно таковы, — что мешает вам осуществить их?
Он налил себе вина.
-Ваше Величество. Над любой пропастью можно пройти, не сорвавшись. Если я покажу вам эту тропу, — ступите ли вы на неё?
— Вы смотрите лишь с вашего берега, господин Арахна, — ответила Тар-Мириэль. — Так же, как и я со своего. Покажите мне вашу тропу. Но по какой из троп идти, я выберу сама.
Денна задумчиво посмотрел вдаль.
-Вам нужен мир в Ханатте. Вам нужен материк, — ибо Нуменор не выживет без него. Но знаете ли вы действительно, что вам нужно? Знаете ли вы, от кого и от чего вы этого хотите? Вы — новый лик Нуменора, которого не знаем мы? Чем ненавидеть друг друга в темноте, не лучше ли зажечь хотя бы маленькую свечку? Сейчас я — здесь, я же — не весь материк и даже не вся Ханатта, но говоря со мной, вы можете почувствовать дыхание того, далёкого, услышать биние его сердца, его голос. Вы хотите, чтобы мы не равняли вас с недавним прошлым Нуменора, — так дайте же и нам увидеть это настоящее.
— Господин Арахна, — она облокотилась о стол, сплела пальцы в изящном жесте. — Представьте на моем месте себя. Перед вами — остров, потерявший способность к самостоятельной жизни. Знать, которая стала ему обузой — но которая издавна упражняется в умении плести интриги, а также — убивать исподтишка. Народ, жаждущий новых развлечений и все большей сытости. Военные, которые мыслят себя лишь в том, чтобы нести свет Нуменора, — она горько усмехнулась, — туда, в ваши земли. И все это держится на спинах народов материка. Стоит мне дать слабину, стоит отпустить вожжи, выбросить кнут — и те "Низшие", на ком сейчас стоит Нуменор — обратятся против нас. И это будет кровь. Много крови. Как на Острове, так и на материке. Я отдала приказ, согласно которому за чрезмерно жестокое обращение с рабами полагается смертная казнь. Я устроила несколько публичных казней негодяев... наслаждавшихся издевательствами. Но я не могу освободить рабов — это приведет к крови. Все, что я могу сделать здесь и сейчас — дать им вздохнуть посвободнее. Я остановила армии, готовые продвигаться вглубь материка. Я уменьшила подати в колониях. Я пытаюсь проследить за тем, чтобы эти приказы исполнялись, чтобы наместники не клали эту разницу себе в карман, все так же обдирая материк... Но я — здесь, а они — далеко. У меня не так много верных людей. Чего же еще вы от меня хотите?
Денна помолчал. Где-то вдали кричали чайки.
-Я бы предложил вам, королева, совершить поездку по землям Эндорэ, принадлежащих Нуменору. Посетить и старые ваши колонии, и те, что были присоединены недавно. Увидеть — своими глазами. И пусть увидят — вас. Ваши же наместники. Люди, живущие там. Это может оказать очень сильное воздействие... на всё.
Она поднялась, и подошла к нему. Чуть нагнулась — на красивом лице ни одной морщинки. Спросила тихо:
— Скажите честно. Вас послал — Он?
Денна улыбнулся — неожиданно открыто и искренне.
-Нет. Это моя идея.
Она отвела взгляд.
— Я не верю, что ваш визит мог проходить без Его ведома.
-Вы правы, — негромко сказал Денна. — Он знает. И, честно сказать, он не верит, что вы согласитесь. Единственное, в чём он уверен, — это в том, что я вернусь.
Она улыбнулась, отошла к розовым кустам, к лестнице, ведущей вниз. Сказала:
— Пойдемте... здесь стало прохладно.
Денна встал, неслышно очутился за её спиной.
-Это ещё не прохлада, Ваше Величество. На острове нет смены времён года, здесь не бывает зим... здесь вечное лето.
— Я знаю, — тихо сказала она, спускаясь по лестнице вниз. — Следят...
Внизу был сад, разбитый на широкой, большой террасе, тоже не на земле — тоже высоко над нею. И все же здесь все утопало в цветах.
Тар-Мириэль остановилась ровно посередине — видимо, для того, чтобы ее слов не мог расслышать никто из придворных.
— Что вы хотите показать мне на материке?
-То, что не доходит до вас через наместников. То, что не хотят видеть и признавать нуменорцы. И — если вы рискнёте — то, что не покажут королеве, но то, что сможет увидеть простой смертный. Жизнь. Жизнь тех, с кем Нуменор боролся все эти века... — он не добавил: безуспешно. — Ту жизнь, которая скрывается даже в тех землях, которые Нуменор давно считает своими. Это далеко не всегда жизнь под гнётом унижений: не мне вам рассказывать, как можно при любом тиране сохранить свою внутреннюю свободу.
— Кто же покажет все это мне, королеве? — она улыбнулась и покачала головой. — А если уйти неузнанной... Это опасно. Все скажут: это ловушка, вас хотят убить. Или заманить в лапы Темного.
-Страх... Да, страх, укоренённый за многие тысячи лет, очень силён. Но победить его возможно. Однако я умолкаю, Ваше Величество. Решение будете принимать вы, и только вы.
Опустив глаза, Тар-Мириэль прошлась вдоль белых тюльпанов, поднимавших вверх свои головки. Ветер раздувал широкий подол ее платья.
Повернулась.
— Хорошо. Я согласна. Через пару дней я буду готова отправиться.
Денна кивнул. Так просто...
-Ваше Величество, у вас, наверное, есть вопросы ко мне — человеку с другого берега? Я готов отвечать вам.
— Я так привыкла ко лжи, — сказала она. — Я не знаю вас. Откуда мне быть уверенной, что вы ответите правду? Быть может, вы действительно просто хотите заманить меня в руки Темного. Не исключаю.
...В руках у лорда Мораны был предмет, в котором королева сразу же опознала клетку для птиц. Клетку, накрытую тканью.
Начальник тайной стражи начал сразу, не размениваясь на церемонии:
— Я должен показать вам нечто важное, Ваше Величество. Вы позволите?
-Да, разумеется, — в голосе королевы не проскользнуло ни намёка на то, что явление лорда Мораны её встревожило. Даже не явление, — утренний доклад был делом обычным...
Он поставил клетку на стол и сдернул ткань.
Птицы. Много разных птиц, мелких — те, что во множестве водились в дворцовых садах. Мертвые.
— Из сада, примыкающего к покоям господина Арахны. Найдены вчера, в утренние часы.
Первым, что мелькнуло в глазах королевы, была отчаянная жалость: бедные создания... Затем — взгляд стал предельно жёстким и сосредоточенным.
-Что это был за яд?
— Два вида, оба не имеют противоядий. Во всяком случае, мне противоядия не известны. Птицы полакомились крошками со стола господина Денны. Смерть наступает в течение двух часов... от паралича сердца.
Королева медленно накрыла клетку тканью, — так закрывают глаза покойным.
-Я предупреждала, — ровно сказала она. — Что те, кто не желает изменения положения дел на материке, захотят избавиться от принца Ханатты. Вы допустили эту попытку отравления, и в связи с этим у меня два вопроса. Первый: почему вы это сделали? И второй, — который, думаю, задали себе и вы, лорд Морана. Почему яд не подействовал. Вы можете начать отвечать с любого, с какого вам удобнее.
— Это была последняя проверка, Ваше Величество, — Морана убрал клетку со стола, поставил ее у двери. — Эльдар, как помните, предупреждали вас, что доверять этому человеку не стоит. Но все не так плохо: благодаря этой попытке дворцовым интриганам придется искать новых посредников для исполнения своих замыслов, а найти надежных людей — дело долгое и сложное. Те же, кто найдется, будут работать на нас, сами того не зная, — он улыбнулся. — Посредники этого дела — те, кто угрозами заставил одну из служанок подсыпать в пищу господину Арахне этот яд — арестованы, а дальнейшее — дело техники. Но вернемся к проверке.
Он сделал паузу и чуть наклонился над столом.
— Ваше Величество, тот, кто называет себя принцем Арахной — не человек.
Королева молчала. В мыслях — как-то отстранённо и холодно, как будто это-всё-не-со-мной — пролетали варианты: это сам Саурон, это кто-то из улаири, это какая-то ещё сотворённая Врагом нежить...
-Владыка Элронд предупреждал меня, что Враг будет пытаться вести со мной разговор через посредников, если я откажусь от использования палантира. Он был прав.
— Лучше бы вам отказаться от поездки на материк, Ваше Величество. Враг хочет не просто говорить с вами — он хочет делать это на своей земле. А это может значить только одно: диктовать условия. Остерегитесь.
-Лорд Морана. Я подумаю над этим. На всякий случай... — она чуть прищурилась, — представьте мне список претендентов на престол Нуменора, которые имеют право взойти на него следом за мною.
Он кивнул.
— Я не думаю, что вас хотят убить. Если б было так — они могли бы сделать это так же, как с вашим супругом.
-Нельзя исключать возможности, что они могут захотеть это сделать.
— Разумеется. Я предоставлю список. Желает ли Ваше Величество выслушать мой совет?
-Да.
— Не показывайте виду, что вы знаете об обмане. Он играет — играйте и вы. Я полагаю, все это затеяно с целью склонить вас к решениям, выгодным Мордору... и, конечно, Ханнатте как его союзнику. В нынешней ситуации у нас могут найтись точки пересечений. Вопрос лишь в том, чтобы при этом вы не стали марионеткой в руках Темного. Посему — если вы все же решите отправиться на материк, я пошлю с вами надежных людей. Доверяйте им и прислушивайтесь к их советам. И, конечно, не вздумайте отправляться куда-либо в обществе этого... Арахны.
Королева улыбнулась, — улыбка преображала её лицо, Тар-Мириэль как будто сбрасывала ту тяжесть, которая легла ей на плечи за долгие годы...
-Рада, что мы мыслим схоже. Благодарю, лорд Морана.
...Не трогали его уже давно. Сколько времени прошло с тех пор — Гэлмор не сумел бы сказать, хотя и пытался отмечать проходящие дни на стене камеры... царапать — следить по тому, как раз в день приносили миску с едой, больше похожей на помои, и кружку воды. Это он делал вначале; потом — перестал.
Неправду говорили, что времени в темнице не было. Оно было, мучительное, растягивающееся по секундам, вмещающее в себя лишь одну реальность — холод и боль.
Болело, кажется, все. Какой-то огненный еж поселился в груди, и не давал спокойно дышать: каждый вдох отзывался в груди острой болью. Болело тело — не хотели заживать ожоги и следы от кнута — еще с тех, первых дней... продолжали покрываться коркой, все это мокло, гнило и болело. Только в первые дни, пока за него не взялись всерьез, Гэлмор чувствовал какую-то даже гордость — когда на шее защелкнули железный тяжелый ошейник и прикрепили к нему цепь: как будто — Учителю... Потом, когда он кричал и плакал, словно ребенок, и называл имена всех, кого знал — он не думал ни о чем. А еще после пришел стыд. Не выдержал, сломался. Сейчас он уже совсем измучился и от стыда, и от ошейника, из-за которого кожа под ним покрылась язвами, и от вечного холода, сырости, боли... То, что всех их, кого он выдал, давно приговорили и многих уже сожгли — он знал. Знал, что придет и его очередь. Не знал только, когда. И мысленно молил — скорее бы.
Когда впервые то ли во сне, то ли в том полу-бреду, в котором он пребывал постоянно, уже почти не отличая одно от другого, — впервые явился один из казнённых, — он даже не удивился. Только горячей волной навалилось: я не могу смотреть в эти глаза, укоряющие, безмолвным обвинением придавливающие к каменному полу... Он молчал. молчал долго, мучительно, и только когда фигура стала медленно растворяться, из груди вырвался хриплый мучительный шёпот: прости...
И он знал, что прощения — не будет. Ни здесь, ни там, за Гранью, куда уходили души погибших. Когда-то — страшно давно, почти нереально, — он сам убивал их, чтобы выложить Учителю дорогу домой... сейчас он отправил туда всех. Не своими руками...
А затем явилась Эалинде, юная, строгая, серьёзная, и как будто золотое сияние исходило от её рук и лица...
Гэлмор застонал, закрыл лицо руками... но продолжал её видеть.
Эта череда казалась ему бесконечной. Лица, лица, лица... все они — молчали. Просто смотрели. Все они были знакомы ему — хотя бы смутно. Ко всему можно привыкнуть...
Из окружающей черноты выступил силуэт. Темный, он был почти неразличим в маленькой камере, лишенной даже намека на источник света, хотя находился на расстоянии вытянутой руки. Только вдруг сразу стало словно еще холоднее, и откуда ни возьмись накатил страх, и желание бежать, бежать без оглядки, куда угодно, только чтобы не находиться рядом с ЭТИМ...
Но бежать было некуда. Гэлмор вдруг понял, что он очнулся, что это — наяву, что пелена бреда, обволакивавшая и искажавшая все ощущения, слетела. И что именно вот настолько твёрд склизкий каменный пол, именно вот так — привычной мерзкой тяжестью врезается ошейник, именно вот так саднит и болит содранная кожа...
Тот, стоящий перед ним, вдруг надвинулся, наклонился над ним, и Гэлмор ощутил прикосновение — ледяное настолько, что ему на пару секунд показалось — он сейчас умрет. Но тут же исчез и холод, и страх. И даже боль. Он вдруг понял, на что это похоже — давняя сказка, легенда о Снежной Деве, которая похитила мальчика, тот тоже замерзал, а она его поцеловала — и он замерз совсем, но уже ничего не ощущал...
