Точно, как же он мог забыть! Эта история у Гринграссов была практически семейным преданием — с настоящим злодеем, с рыцарем-спасителем и с прекрасным принцем в конце. Дафна её несколько раз пересказывала, вот только ни разу она не добавила “Паркинсон” после “дядя Дэйв”!
— А почему никто из вас мне про них не рассказал? — напряжённо спросил он. — Почему ты мне не рассказала?
— Ты стал бы искать правду ради чужого человека? — грустно откликнулась она. — Ты бы стал помогать, услышав “Паркинсон”?
— Хорошего же ты обо мне мнения! — прошипел он сквозь зубы, вскакивая. — За кого ты меня принимаешь?
Пераспера тоже вскочила и бросилась на него, беря в захват.
— Прости, милый, — сказала она. — Глупо, правда?
— Глупо то, что вы с Дэниелом отдали дочь за человека, которого, как выясняется, вы совсем не знали, — раздражённо выпалил он, чувствуя однако как постепенно остывает. — Вдвойне глупо, что упорно сватаете за него вторую.
— Прости, Гарри, — умоляющим голосом повторила она и подняла голову, заглядывая ему в лицо: — Так ты попробуешь узнать?
— Куда же я теперь-то денусь? — спросил он. — Землю буду рыть!
— А что это вы тут делаете? — раздался над ухом удивлённый голос мистера Гринграсса.
Да уж, положение вышло весьма глупое — не то, чтобы они прятались, но с натяжкой место можно было назвать укромным, а то, как крепко его обнимала Пераспера, и вовсе выглядело пикантно. Особенно в глазах человека, который требует, чтобы он спал в гостевой комнате на другом конце дома от спальни очень взрослой дочери, мотивируя это требованиями приличий.
— Ты ему скажешь? — не растерялся Гарри. — Нет? Ну ладно, тогда я. Вот Перри мне жаловалась на то, какой ты тиран и деспот, умоляла убить тебя на дуэли и просила взять третьей женой в гарем. Я ничего не перепутал?
Пераспера, распахнув от удивления глаза, даже не знала, что ответить.
— А ну, марш на кухню! — сердито сказал Дэниел. — Муж голодный, а она тут обнимается со всякими проходимцами!
Пераспера сразу же отпустила Гарри и поспешно сделала пару шагов назад.
— Слушаюсь, мой господин! — покорно сказала она, опустив ресницы.
— Совсем распустилась в последнее время! — проворчал мистер Гринграсс.
— Класс! — с завистью присвистнул Гарри. — Мне в этом направлении ещё работать и работать!
— Не переусердствуй! — по-отечески посоветовал мистер Гринграсс, весело ему подмигнув. — А то можно самого ценного лишиться!
И он изобразил пальцами ножницы, что-то отрезающие.
— Гарри очень огорчился, когда узнал, что мы его не попросили найти Дэйва с Деми, — пояснила Пераспера. — Обиделся, что мы его совсем не знаем. Сильно обиделся.
Мистер Гринграсс шагнул вперёд и заключил Гарри в объятья, похлопав его по спине.
— Прости, сын, — сказал он. — Не со зла.
— Да ладно, проехали, — пожал плечами Гарри, высвобождаясь.
— В дом зайдёшь? — спросила Пераспера.
— Нет уж, я к Астории, — покачал он головой.
— А с ней попозже зайдёте? — предложил мистер Гринграсс. — Приходите к ужину!
— Она теперь моя, — усмехнулся Гарри. — Сдали мне на руки? Привыкайте!
Едва он переступил порог дома на Гриммо, как с радостным воплем слетевшая по ступенькам Астория сразу запрыгнула на него и впилась в губы поцелуем. Тёплое чувство охватило его — он и вправду вернулся домой. Когда она, распалившись, начала дрожать от нетерпения, он спустил её на пол, с трудом оторвав губы от своих.
— Погоди немного, — попросил он. — Сначала в душ. Я пыльный и голодный.
— А я соскучилась, — заявила она, взяла его за руку и побежала вверх по ступенькам, утягивая за собой в спальню.
Поужинать удалось, лишь когда уже наступил глубокий вечер. Пока его не было, Астория закупила продуктов, навьючив их на Кричера, и занялась готовкой. В результате ужин получился вкусным и обильным. Он вспомнил про Панси, которая совершенно точно сейчас сидит в одиночестве, вышивая очередную свою картину, и задумался. Астория ему не мешала, молча потягивая чай — должно быть, чувствовала его настроение. Ему вообще казалось, что она очень хорошо его чувствует, словно успела изучить. Он накрыл её руку ладонью и с мечтательной улыбкой стал вспоминать, как они как-то раз вместе ездили на море — с Дафной и Асторией — ещё в ту пору, когда он за Дафной лишь ухаживал. Астория всё обещала, что тоже поедет с поклонником, но в итоге оказалось, что поклонник куда-то пропал. А может, его и не было вовсе?
— Что ты сейчас замышляешь с таким хитрым видом? — поинтересовалась она.
— Вспомнил нашу поездку в Малагу, — ответил он.
— Когда я даже выдумала себе ухажёра, лишь бы набиться к вам в компанию? — потупила она глазки.
— Точно, — кивнул он.
— Ты мне тогда окончательно разбил сердце, — вздохнула она.
— Когда сделал предложение Дафне? — улыбнулся он.
— А я, глупая, всё думала, что ты и за мной тоже ухаживал, — посетовала она.
— Я на всём свете, кроме неё, никого не видел, — сказал он.
— А я — кроме тебя, — пожала она плечами.
Он знал, что ни в чём не виноват, и ему не за что извиняться. Астория улыбнулась ему, будто снова уловила его мысли.
— Что дальше, Гарри? — спросила она.
— Дальше? — повторил он.
— Да, что будет дальше? — повторила она.
Этот вопрос его тоже волновал. Может, даже больше, чем её. Что он будет делать, когда он добьётся своего, сломит упрямство Панси, и она вручит ему ключ — нет, не от сердца — от живописно увитой плющом и оттого совершенно незаметной калитки в непреодолимой стене, которой себя окружила. Что будет, когда она пустит его в совершенно беззащитный крепостной двор и станет сама до предела уязвимой? Ведь в сущности этого она и боится — остаться перед ним без защиты.
— Ты можешь мне рассказать содержание нашего свода правил в отношении брака? — поинтересовался он.
— Конечно, могу, — улыбнулась она. — Но мне будет легче, если ты заранее скажешь, что тебя интересует.
— Меня интересует, есть ли у нас легальная возможность жить втроём, — пояснил он.
— А меня ты даже не спрашиваешь? — прищурилась она. — Хочу ли я делить тебя с другой?
Он внимательно на неё посмотрел, обошёл стол, так же не опуская руки, и опустился перед ней на колено.
— Астория, — сказал он. — согласишься ли ты навек сделать меня счастливым и отдать мне свою руку?
Она развернулась к нему и склонилась, щекоча лоб выбившимися из причёски прядями волос.
— Ты какую руку просишь? — тихо спросила она. — Правую или левую? Где будет моё место подле тебя? Где будет место Панси? Ты же ведь по-прежнему будешь с ней спать? Хоть ты мне и говоришь, что её не любишь, но влечения-то своего не стесняешься? Я дура, да?
— Ты счастлива, Тори? — спросил он, глядя ей в глаза.
— Как ни странно, да, счастлива, — вздохнула она. — Конечно, в душе я хотела бы тебя для себя одной, но… Ты знаешь, если бы всё, что сейчас происходит, происходило без Панси — я всё равно не была бы ещё более счастлива, чем сейчас. Мне хорошо рядом с тобой, а всё остальное…
Он поцеловал её руку и встал.
— Мне пора, Астория, — сказал он.
— Ты ведь к Панси? — спросила она, тоже поднимаясь. — Значит, нам пора.
— Она меня снова не пустит, и я опять буду сидеть ночь на крыльце, привалившись к двери, — улыбнулся он.
— Значит, я буду сидеть рядом с тобой, — сообщила она. — Так и будем втроём ночь коротать, но вместо мягкой постельки будет холодное крыльцо.
— Не забудь подушку на попу привязать, — посоветовал он.
Подушку решили сделать на месте из подручных материалов. После десятка минут пешей прогулки по засыпающему городу они остановились у двери дома Панси.
— Может, постучать? — спросила Астория, заметив, что он явно чего-то ждёт.
— Погоди, — попросил он.
И действительно, через пару минут он почувствовал, что Панси уже здесь.
— Панси? — позвал он.
— Поттер, — вздохнула она.
— Я тоже здесь, — сообщила Астория.
— Тори, — подтвердила Панси.
— Не пригласишь на чашку чая? — поинтересовался он.
— Тори — могу, — откликнулась она. — Не тебя.
— Я тебе кое-что принёс, — сказал он.
Панси ничего не ответила, поскольку он не задавал ей вопроса. Он с лёгкостью представил себе, как она сейчас бесстрастно смотрит сквозь дверь, сложив руки на животике.
— Мне хотелось бы тебе как-нибудь это передать, — сказал он. — Ты не могла бы приоткрыть дверь? Я обещаю, что не войду без твоего разрешения.
Дверь, конечно, не была заперта — по крайней мере, лязга замка он не услышал. Да и какой ей смысл запираться, если он в любой момент может воспользоваться заклинанием или даже аппарировать сразу в прихожую? Она всё-таки ему доверяет, если может вот так попросить оставаться снаружи и её не тревожить. Осторожно открыла, оставив щель, чтобы могла пройти рука. Он просунул туда припасённый ещё днём пакет, и дверь опять закрылась. Может, толкнуть и войти? Нет, тогда ключ от калитки он не получит никогда — так и будет вечно ходить вдоль стены, нащупывая заветный проход. Она недолго шуршала упаковкой, а потом затихла. Он достал свой телефон и набрал номер. За дверью запиликало.
— Да, — раздалось из трубки.
— Панси, — сказал он.
— Поттер, — откликнулась она. — Такой телефон?
— Да, это такой телефон, — подтвердил он. — Так нам будет удобнее разговаривать.
— Зачем? — спросила она.
— Я хочу, чтобы ты больше говорила, — пояснил он. — Если уж я не могу сидеть рядом с тобой, то хоть так.
Он сел прислонившись к двери, и Астория с готовностью устроилась у него на коленях.
— Что ты хочешь услышать? — спросила Панси.
— Всё, — ответил он. — Что угодно. Расскажи мне про себя. Какая ты была в детстве, во что играла…
— Зачем? — спросила она.
— Сделай мне приятное, Панси, — попросил он. — Пожалуйста.
— Как все, — недоумённо ответила она. — Песочница, горка, мяч…
— Панси, — напомнил он. — Длинные предложения.
— Как все дети, — повторила она. — Была в детстве я. Совсем маленькая играла в песочнице, каталась с горки, лазала по лестницам и гоняла мяч.
— А кубики? — поинтересовался он. — Ты играла в кубики?
— Нравились головоломки, — ответила она. — Мы с папой вечерами… собирали… Строили из кубиков… дворец. Дракон… игрушечный… его рушил. Каталась на папе, в прятки… играла…
— Расскажи мне про него, — попросил он. — Про отца, я имею в виду.
— Зачем? — не поняла она.
— У меня не было родителей, — напомнил он. — Расскажи мне, как это.
Хотя она-то могла об этом и не знать.
— Прости, — отозвалась она после долгой паузы. — Я не знала. Мне очень жаль, правда!
— Спасибо, — сказал он. — Расскажешь?
— Он был такой… — замялась она, подбирая слова. — Большой, просто огромный. Настоящий великан!
— Великан? — засомневался он.
— Великан! — подтвердила она. — Я поначалу ему лишь чуть выше колена была. Он хватал меня в свои огромные ручищи и высоко подбрасывал — до самого потолка. А я смеялась и просила ещё, и он бросал и бросал, а мама стояла рядом и смеялась вместе с нами. Мне казалось, что папа такой огромный, что может вот так подбросить весь мир.
Речь её вдруг стала плавной и насыщенной, и совершенно для себя незаметно она постепенно разговорилась. Он про себя посетовал, что в школе не хватило ему жизненной мудрости разглядеть в ней — да и в ком угодно ещё, пусть даже и в той же Лаванде — эту радостную девчонку с папой-великаном и смеющейся мамой. Всё заслонило собой дурацкое противостояние, которое не только разделило их на четыре лагеря, но и отняло настолько много времени и сил, что даже и к своим-то, к гриффиндорцам, он толком присмотреться так и не успел. Мир оказался расколот на три острова “мы”, “они” и “те, что посередине”. И всё. Никаких игр, никаких компромиссов — только битва. И лишь двое близнецов наплевали на ведущуюся с серьёзными лицами войну и забросали школу бомбами-вонючками.
— С годами папа стал становиться всё меньше, — продолжала она. — Сначала я стала ему по пояс, потом — по грудь, но всё равно, как он ни уменьшался в размерах, он мог взять меня, подбросить в воздух, и как бы больно или обидно мне ни было, я сразу начинала смеяться. Однажды он мне сказал — “Какая же ты у меня красавица выросла, дочка!” И тогда я поняла, что я и вправду уже выросла…
— Твоя мама, наверное, очень красивая, — предположил он.
— Красавица? — удивилась она. — Да, я так считаю, но почему ты так подумал?
— Мне кажется, что ты должна быть на неё похожа, — пожал он плечами.
— Скажешь тоже! — откликнулась она. — Зачем ты так сказал?
— Я думаю, что ты красивая, Панси, — выдохнул он и почувствовал внезапную слабость — словно только что прыгнул с двадцатиметровой скалы в воду, выжил, и теперь организм пытается отойти от адреналинового шока. — Ты мне нравишься.
Астория тихонько хихикнула, а Панси молчала. Он уже было подумал, что спугнул её, и этот так хорошо складывавшийся разговор сейчас закончится.
— Спасибо, — сказала она после долгой паузы в несколько минут. — Приятно.
— У тебя был… друг? — осторожно спросил он и снова похолодел. — Или тот, кто был тебе дорог? Ведь наверняка тебе нравились мальчики…
Зная, что снова ступает на зыбкую почву, он тем не менее не мог удержаться, чтобы не задать такой вопрос. Она ему уже призналась, что он был первым… не просто первым, а даже первым, кто её поцеловал… Но мысль, что её сердце может принадлежать кому-то, в кого она влюбилась десяток лет тому назад, и кого до сих пор не может забыть, отчего-то доставляла ему беспокойство. Это было очень похоже на ревность — было бы, если бы он её любил… Панси издала неопределённый звук — словно подавилась.
