— Я понимаю, — откликнулся он. — Но не принимаю. Я был готов за любого ученика в школе сражаться и думал, что все должны быть такими же… На голову ударенными.
— Думала… если Поттер простит, то и остальные, — вздохнула она и снова поглядела на него. — Я знаю, Поттер. Была в отчаянье. Крыша поехала. Зациклилась. Никто не разговаривает — я молчу. Поттер добрый…
Она замолкла и прикрыла глаза, отдавшись ощущениям.
— Погоди, — покачал он головой. — Я не верю. Ты же не могла придумать себе, что я волшебным образом приду и решу все твои проблемы? Скрашу одиночество, затащу в постель, возьму замуж?
— Больше никто, — вставила она, облизывая губы.
— То есть я по твоему мнению был единственный, кто стал бы с тобой разговаривать? — не поверил он.
— Сам подумай, — предложила она и сжала его руку на груди. — Кто ещё?
Он понимал, что она права — действительно, Гриффиндор единодушно её ненавидел, а остальные либо были того же мнения, либо просто побоялись бы оказаться замеченными в её компании. Кроме Поттера, беспечно храпящего в Визенгамоте и ломающего… э-э, столы Министру, действительно некому.
— И ты влюбилась в своего выдуманного спасителя? — спросил он.
— Нет, — откликнулась она. — Просто дала право.
— Ворваться в твою спальню и надругаться? — покачал он головой.
— Как сейчас? — спросила она.
— Нет, сейчас мы занимаемся любовью, — возразил он. — Ну хорошо, я понял. Ты мне дала право заниматься с тобой любовью. Ты ведьма и не позволила бы ничему случиться против твоей воли. Но почему ты занимаешься любовью с тем, кого не любишь?
— Ты меня? — спросила она. Он не ответил, и она прокомментировала: — Жаль!
— Ты же меня тоже не любишь, — ухмыльнулся он.
— Почти доброжелательно, — возразила она. — Кто знает.
Из уст Панси Паркинсон это был настоящий комплимент — она к нему относится почти доброжелательно. А любовью с ним она занимается, потому, что решила, что не против, если это будет он. Так же, как он с ней занимается любовью, потому что совсем не против. Дураком, в общем-то, нужно быть, чтобы отказаться. Или иметь другие обязательства. И действительно, кто знает, как изменится её “почти доброжелательно” в будущем?! Он крепче её прижал, и она первой подставила губы, обхватывая его голову свободной рукой.
Когда он проснулся утром, она ещё спала, и ему удалось выскользнуть из постели раньше неё. На этом везение и закончилось — уже на выходе из комнаты он задержался, не в силах совладать с соблазном, и поцеловал её в губы. Конечно, она сразу же сонно заморгала глазами и потянулась. Он снова не удержался и обнял её, уткнувшись носом в волосы.
— Поттер, — сказала она.
— Лежи, — попросил он. — Поспи ещё немного или просто поваляйся с утра в постели.
— Завтрак, — напомнила она.
— Полежи, — повторил он. — Не волнуйся!
Он натянул трусы и побежал вниз, по пути думая на ходу, что последнее замечание было, пожалуй, лишним — она всегда была непробиваема, как танк, по крайней мере, внешне. На кухне поставил чайник, из пары десятков апельсинов выдавил около полутора литров сока, взболтал омлет на двоих, покрошил лука, сладкого перца, помидоров и итальянских колбасок, слегка всё поджарил, залил омлет и засыпал сверху сыром. На другой сковородке один за одним поджарил в сливочном масле тосты, каждый раз очищая сковородку. Заварил чай и сварил кофе, разложил всё по тарелкам, разлил напитки, поставил это всё на найденный большой поднос для завтрака в постели и понёс наверх.
Казалось, она даже не двинулась, всё так же лёжа в постели, но ему сразу бросилось в глаза, что она как минимум успела умыться и причесаться, а потом вернуться в постель и притвориться спящей. Да ещё и изогнувшись, как умеют только кошки и желающие продолжения вчерашнего девушки. Он склонился и ещё раз её поцеловал, и она повторила свои сонные потягивания на “бис”, наконец разглядела у него в руках поднос, распахнула глаза и рывком села.
— Что это? — спросила она.
— Завтрак, — улыбнулся он. — Ты прости, я немного похозяйничал у тебя на кухне…
— Поттер, — произнесла она, как ему показалось, немного ошарашенно.
Он поставил поднос ей на колени и подтянул ещё одну подушку, укладывая ей под спину. Она устроилась поудобнее, укутываясь в одеяло, и склонилась к подносу, разглядывая, что на нём. Собственно, завтрак был совершенно незатейливым, но ему показалось, что глаза её горят огнём, когда она, сложив ладони вместе, будто прицеливается к неземному лакомству.
— Вот, смотри, тосты, а к ним у тебя нашёлся сыр и паштет, — пояснил он, усаживаясь рядом с её ногами. — К манчего я обнаружил айвовое варенье, вот я положил в розетку. Тебе сока налить?
Она встряхнула головой с необычной для неё энергией и взяла в обе руки чашечку с кофе.
— Это мне? — спросила она на всякий случай.
— Нет, — покачал он головой. — Но я подумал, что тебе будет приятен запах…
Она поднесла чашечку к носу и зажмурилась, вдыхая. Он совершенно явно увидел, как уголки её губ поползли вверх. Это настолько его потрясло, что он даже выпал из реальности, вытаращив глаза, а она, заметив его взгляд, снова нацепила на лицо бесстрастную маску.
— Нет, — помотал он головой, когда этот слабый намёк на улыбку опять исчез.
— Что? — переспросила она.
— Верни, пожалуйста, — попросил он. — Это ведь ты улыбнулась, правда? Я снова хочу это видеть!
— Показалось, — качнула она головой.
Он сполз с кровати, вставая рядом с ней на колени.
— Прошу тебя, Панси, пожалуйста! — взмолился он. — Улыбнись ещё раз. Улыбнись мне!
Она некоторое время строго на него глядела, а потом смягчилась, и на лице её появилась слабая смущённая улыбка. От избытка чувств он вскочил и обнял, чуть не своротив с её колен поднос. Она легонько оттолкнула его, и он вернулся на место, давая ей возможность приступить к завтраку. Вот, казалось бы — всё предусмотрел, ан нет! Взял только нож для паштета, и теперь она чуть ли не с осуждением на него смотрела, примериваясь, чем намазать масло.
— Я сейчас, — вскочил он, но она успела поймать его за руку.
— Не уходи, — попросила она. — Пожалуйста. Справлюсь.
Он снова сел на место и приступил к омлету, ломая его вилкой под её неодобрительные взгляды. Когда уже всё оказалось съедено, он забрался на кровать рядом с ней, пока она не торопясь смаковала остатки апельсинового сока.
— Тебя слишком много, — сказала она, глядя сквозь стену напротив.
— Лучше улыбнись ещё раз, — попросил он.
— Тебя слишком много, — отрезала она.
Он ждал, что она ещё вернётся к этому разговору — по её картинам было видно, что она упряма и настойчива, и такая мелочь, как его попытка отвлечь близостью, не могла повлиять на её решимость. Поэтому он был готов.
— Я понимаю, что ты отвыкла быть с кем-то ещё, — сказал он. — Если тебе нужно, я могу оставить тебя до вечера, а потом вернуться…
— Нет, — возразила она, снова пригубив стакан с соком.
— Нет — не уходить? — не понял он.
— Не приходить, — пояснила она.
— Я не понимаю, Панси, — сокрушённо покачал он головой, усаживаясь к ней лицом. — Почему ты хочешь, чтобы я ушёл?
— Привыкла одна, — пояснила она, чуть двинув плечами.
— Но ты же теперь не будешь одна, — возмутился он. — У тебя есть я и будет ребёнок.
Она не сразу ответила ему. Несколько минут маленькими глотками молча прихлёбывала сок, и он ждал.
— Это не твой ребёнок, — вдруг сказала она.
Он почувствовал, что в глазах темнеет. И не только потому, что уже привык к мысли, что скоро станет отцом, и уже не собирался так просто с этой мыслью распрощаться. Нет, помимо этого он неожиданно осознал, что мысль о том, что она была с другим, не то, что ему неприятна — она болезненным холодом уколола сердце, одновременно плеснув яростью в голову.
— Ах, вот, как, — выдавил он, борясь одновременно с желанием закричать на неё во всю мощь лёгких или схватиться обеими руками за голову, чтобы больше вообще ничего никогда не слышать.
Он вспомнил, что где-то у неё была бутылка отличнейшей ледоводки, которую она заботливо припасла для него, вскочил с кровати и, не обращая внимания на шум за спиной, ринулся вниз, чтобы скорее снова впасть в спасительное забытьё. Два лестничных пролёта до первого этажа заняли ровно четыре секунды. Он пулей влетел на кухню, сразу найдя взглядом бутылку, с ходу схватил её и другой рукой отработанным движением мазнул по горлышку, заставив крышку прокрутиться на резьбе и взлететь в воздух. Сделать он успел лишь несколько глотков — потом ледяные иглы впились в горло, мешая даже дышать, а извилины мозга промёрзли ледяными торосами, тормозя и останавливая все мысли. Он осторожно выдохнул, предчувствуя, как сейчас волной накатит забвение, но ничего такого не произошло.
— Панси? — спросил он, открывая глаза.
Убедившись, что отрезвляющее заклинание подействовало, она опустила палочку и отобрала у него бутылку.
— Это мой ребёнок, Поттер, — недовольно сказала она, ища, чем бы прикрыться.
Даже несмотря на пафос момента, он не отказал себе в удовольствии полюбоваться на обнажённую девушку, лихорадочно перебирающую безнадёжно маленькие кухонные полотенца, и сел, откидываясь на спинку стула. Наконец, она просто надела передник, отчего сделалась ещё более соблазнительной, и тоже уселась напротив, всё ещё пытаясь прикрыться. Потом сдалась и расслабилась, возвращая на лицо обычную маску.
— Это мой ребёнок, — повторила она. — Ты… помог. Не более.
— Я так не согласен, Панси, — покачал он головой.
Дурацкая ревность теперь казалась глупой. Он опять забыл, что она ему говорила, и это ей следовало на него обижаться. В её жизни не было никого, кроме найденного в сугробе рождественского Поттера, и неуклюжесть её формулировки не оправдывала его собственной глупости. Он был благодарен ей за великодушие, с которым она не стала тыкать этим ему в глаза.
— Это мой ребёнок, и я его люблю, — твёрдо сказал он.
— Тебя слишком много, Поттер, — грустно сказала она. — К хорошему привыкаешь. Ты уйдёшь… Будет больно. Лучше сразу. Прошу тебя.
— Я никуда не уйду, — покачал он головой. — Я хочу быть здесь, Панси. Сейчас здесь моё место.
— Пари? — предложила она.
Отчего-то ему стало неуютно от уверенности, которую она излучала, предлагая ему поспорить.
— Я чего-то не знаю? — осторожно спросил он.
— Не помнишь, — поправила она.
— Что-то ужасное? — поинтересовался он. — Может, ты мне уже расскажешь?
— Сначала уберусь, — сказала она, вставая.
— Нет, — вскочил он. — Я сам. Я всё уберу и помою посуду. Сиди, пожалуйста.
— Вот так? — спросила она, показывая руками на своё фривольное одеяние.
— Так просто идеально, — кивнул он, обнимая её за плечи и целуя. — Никуда не уходи!
Как ни странно, но она послушалась, лишь подложила себе на стул полотенце. Он собрал грязную посуду, принёс в раковину, не забыв закинуть туда же грязные сковородки, лопаточки и разделочную доску, и поставил мыться, произнеся предназначенное для этого заклинание, которое ему как-то показала Флёр. Посуда окуталась облачком капелек воды и покрылась сверкающими комочками пены, которые вместе очищали от грязи и смывали. Процесс должен был занять около пяти минут, потом стоило произнести заклинание, сортирующее посуду, расставляя её по местам, и уборку можно было считать законченной. Он пододвинул стул к Панси и приготовился слушать, взяв её ладони в свои.
— В рождество ты ушёл, — сказала она. — Не знаю, куда. Потом… снова нашла…
— Панси, — попросил он. — Напрягись, пожалуйста.
Она взглянула на него — как ему показалось, с укором.
— На следующий день, в рождество, ты ушёл, — повторила она. — Я думала, что больше тебя не увижу, но каждый день приходила к тому сугробу.
— Ты меня опять в нём нашла? — с улыбкой спросил он. — А когда?
— Через неделю, — неохотно пояснила она.
— То есть тебе ещё и на Новый Год подарок сделали? — удивился он.
— Ну и самомнение, — безучастно откликнулась она. — Ты — не подарок, Поттер.
— Готов поспорить, что за пять минут смогу тебя заставить умолять забыть про эти слова, — усмехнулся он. — Пари?
— Не будем, — согласилась она. — Всё повторилось. Помыла, уложила, пришёл и потребовал… — он замолкла, словно колебалась. — Я пришла и предложила… — она бросила на него короткий взгляд и опять поправилась: — Никуда не ходила. Уложила с собой…
— Панси, — напомнил он.
— После того, как я тебя помыла, сразу уложила с собой, — повторила она. — У меня как раз всё перестало болеть после первого раза. Ты не дал мне уснуть. Тогда всё и произошло… — она опустила глаза, разглядывая животик. — Я тебе не сказала… Спасибо, Поттер.
— Панси, глупенькая, это тебе спасибо, — улыбнулся он.
Она пристально на него посмотрела, слегка склонив голову набок, видимо, оценивая, позволено ли ему называть её “глупенькой”.
— Раз в пять-семь дней ты приходил, — продолжила она. — Было хорошо. В феврале пришёл не один.
От неожиданности он поперхнулся.
— С другом? — ужаснулся он.
— С подругой, — ответила она. — Словно к себе домой.
— Ну и свинья! — возмутился он. — И ты мне позволила?
— Ты не спрашивал, — пояснила она. — Словно к себе домой.
— Кто она? — выпалил он.
— Та, ради которой ты бросишь всё на свете, — откликнулась она.
— Что я брошу? — ошарашенно пробормотал он. — Да что ты всё загадками говоришь?
— Она была против спать вместе, — с какой-то мстительной интонацией сказала она. — И ты лёг с ней в другой спальне. Мне больно. Поттер, ты слышишь? Мне больно. Поттер!
