— Это ещё почему? — с притворным удивлением спросил Капер.
— Да сразу и крышку и дно банки откупориваешь — всё мясо выпадает! — рассмеялся Сергей.
— "Только шашка казаку по степи подруга, только шашка казаку в степи жена!" — процитировал-пропел строки Розенбаума Скиф.
— Не шашка это, а сабля! — возразил Гарик
— Да знаю я, но ведь из песни слов не выкинуть!
— А ну-ка, ну-ка! Дайте взглянуть! — Флеш протянул руку к сабле.
— Спички детям не игрушка! — шутя ответил Вольф, пряча своё приобретение за спину.
— Да ладно, Серег! Дай посмотреть! — в голосе Ивана прозвучали обиженные нотки.
— Держи! — всё так же улыбаясь, Вольф достал саблю из-за спины и протянул Ивану. И уже серьезно добавил, — Сабля офицерская боевая заточенная. Так что аккуратнее!
Флеш взял её и, держа двумя руками за ножны, словно взвешивая, спросил:
— А чего так официально, Вольф? "Сабля боевая офицерская..."
— Так положено, Вань! Когда передаешь кому-то оружие, положено называть его и описывать его состояние. Я хоть и давно служил-то, но это не забывается... Только тогда был "АКМ-74 боевой незаряженный", а теперь вот "сабля..."
— Это точно, Волчара! — раздался бас Капера, — Армия не забывается. Как бы давно не служил!
— Да вы и сейчас на службе-то! — раздался за спиной голос Ильи, — аль забыли, господа Особые Советники?
— Забудешь с тобой, как же! — улыбаясь, произнес Капер.
Тут раздался характерный звук извлекаемой из ножен стали, и Иван несколько раз взмахнул саблей. Клинок, сверкая на солнце, очертил в воздухе дугу, потом вторую, третью...
— Эй! Поаккуратнее с ножичком! Дырку сделаешь — потом не запломбируешь! — почти процитировал фразу киногероя Гарик.
— Подумаешь! — фыркнул Флеш, вкладывая клинок в ножны.
— Я тебе скажу одну вещь, ты только не обижайся, да, Вань?
— Попробую, Игорь, — протянул Флеш, передавая саблю обратно Сергею
— Так вот, я просто видел, какие финты крутил Вольф там, возле лавки, и как махал саблей ты тут.
— И?
— Серега умеет пользоваться этой штуковиной. В отличие от тебя.
— Я это тоже заметил — произнес Илья, — Серег, расскажешь нам, как и где ты научился?
— А вам, парни, какую историю рассказать — правдивую или интересную? — хитро прищурившись, спросил Сергей.
Над перроном зазвучал протяжный паровозный гудок.
— Ну вот, господа, не судьба услышать вам сию басню давно минувших дней! — развел руками Вервольф,— По вагонам!
— Ну, у нас ещё долгий путь впереди, — запрыгивая на ступеньки, произнес "адмирале", — Как-нибудь за рюмкой вечернего чая расскажешь!
— Всенепременно! Разве что не успею! — произнес ему вдогонку Сергей, пропуская вперед себя Флеша и Володю Капера.
Первые клубы мятого пара с характерным звуком вырвались на свободу из заточения чугунных цилиндров машины-компаунд и паровоз, под тихий лязг выбирающих слабину сцепок начал плавно увлекать состав за собой. На восток...
* * *
Поезд, не останавливаясь, обогнул Златоуст, так что особо полюбоваться городом не пришлось, но даже поверх вершин деревьев был виден красивый город на берегу небольшого озера, зажатого меж зеленых от покрывавшего их хвойного леса, гор.
Поезд мчался всё дальше от Златоуста, по заснеженным долинам меж седых вершин Урала.
Разбившись на группы, Советники занимались проработкой каждый своих вопросов — примерные зоны ответственности Илья им назначил сразу, и теперь координировать работу Корпуса, а вернее, той его части, что отправилась на восток, стало намного легче. Сейчас Илья периодически наблюдал, как парни в группках о чем-то оживленно дискутировали, потом принимались что-то записывать, потом опять о чем-то спорили вполголоса. А иногда и погромче.
Тогда Вервольф, сидевший отдельно от остальных, отрывался от карты Квантуна и немного осаживал крикунов.
Перед Ильей, а официально — вице-адмиралом Российского Императорского флота, командующим Эскадрой Тихого океана и командиром Корпуса Особых Советников Его Императорского Величества Модусом Ильей Сергеевичем лежали несколько экземпляров "Морского сборника" — первый, четвертый и седьмой номера за 1897год. Те самые, в которых Степан Осипович впервые опубликовал свои "Разсужденія по вопросамъ морской тактики". Конечно, в знаменитом труде Макарова содержались и спорные моменты, но много было действительно новаторского и нужного. Достать "Рассуждения..." отдельной книгой Илья не смог — они издавались до этого всего пару раз, фактически представляя собой перепечатку из "Морского сборника" — того самого, номера которого ему и достал где-то Вервольф, пока Илья общался с Императором да решал массу других насущных вопросов. "Читай, анализируй и делай правильные выводы, если хочешь стать настоящим командующим эскадрой!" — сказал ему тогда Сергей тоном, не терпевшим возражений. Была у него такая особенность — иногда, в нужный момент, сказать так, что даже мысли не возникало поступить иначе. Те главы "Рассуждений...", в которых Степан Осипович описывал таранную тактику, Илья, естественно, пропускал, а вот остальные — об артиллерийской стрельбе, маневрировании, важности морального состояния экипажей — всё это давало интереснейшую пищу для раздумий. Иногда — для коллективных обсуждений какого-либо спорного вопроса... Эх! Почему же в этом мире история пошла иначе, чем в его родном? Хоть и, казалось, почти всё так, как было и у них, но... Почему Макаров в этом мире умер в 1903 году, а не подорвался в последний день марта 1904г вместе со своим флагманским броненосцем? Почему её величество Судьба распорядилась так? Или, готовила место для того, кто должен занять место погибшего адмирала? Чтобы победить в войне. Чтобы история смогла пойти по иному пути. Но ведь для этого стоило всего-навсего не допустить гибели Макарова в тот хмурый мартовский день. Или, может, Судьба решила попробовать в этой роли именно его? Посмотреть, хватит ли у них всех сил на эту...нет, всё-таки авантюру — тут Вольф прав. Не безнадежная, конечно, но авантюра. Что ж, придется им всем стать на время героями авантюрного романа... Вот же занесла нелёгкая!
Илья в очередной раз оторвался от чтения, оглядев своих товарищей и, по совместительству, подчиненных. Вервольф всё так же, склонившись над картой, что-то замерял циркулем, потом сверялся с записями в рабочей тетради и ставил очередную отметку на карте. Он в общих чертах набрасывал план обороны Квантуна от японской осадной армии. Предложение ускоренными темпами усиливать Порт-Артурские форты он отмел на самом первом совместном совещании, заявив, что если эти форты понадобятся, значит, войну они уже проиграли. Поскольку ключ к обороне Артура вовсе не высота 203 — гора Высокая, а коммерческий порт Дальний. Пока Дальний в наших руках, пока оборона перешейка не взломана — до тех пор можно быть спокойным за судьбу Артура и эскадры. Но, как только Дальний приберут к рукам японцы, с этого момента падение Артура становится лишь вопросом времени. Исходя из этого, и строил свою оборонительную стратегию Сергей. Две недели, что они находятся в пути — хороший запас времени, чтобы просчитать и взвесить основные моменты плана. Тонкости, как заявил Вольф, обсуждать он будет с Кондратенко уже на месте. Как только Илья взашей вытурит из Артура Стесселя и Фока.
Скиф, вместе с Кацо и Ресвальдом, сидели за другим столиком, вынашивая планы по ведению войны в Манчжурии. Им, пожалуй, придется труднее всего — Линевич с Куропаткиным вряд ли обрадуются советникам и их советам. По крайней мере — на первом этапе их уж точно никто всерьез воспринимать не станет. Тут Вольф прав.
Третья группа — группа Вани Флеша. Им предстоит заняться операциями Владивостокского отряда крейсеров. Хоть они и не блокированы, как эскадра в Желтом море, но сторожащий их Камимура — тоже не подарок. Особенно, если учесть его численное преимущество над силами ВОК. Поэтому задача номер один на ближайшее время — привести во Владик корабли отряда Вирениуса. Тогда можно будет говорить с Камимурой на равных.
А дальше... Дальше — "война план покажет"...
А за окном мелькали полустанки, разъезды. Ненадолго останавливались в Миассе с его аккуратными домиками, расположившимися в окружении озер и лесов на берегу одноименной реки — пополнили запас воды, и снова — вперед!
* * *
Днём поезд остановился на довольно крупной станции. На торцевой стене протянувшегося вдоль перрона в основном одноэтажного (только в центре было два этажа) оранжево-белого кирпичного здания вокзала висела вывеска "Ст. Челябинскъ". Российский триколор развивался на высоком флагштоке над крышей из кровельного оцинкованного железа. На перронах высились ажурные столбы электрического освещения. В промежутках между вагонами можно было разглядеть город с широкими, но не мощеными улицами, вдоль которых стояли деревянные, в основной своей массе — одноэтажные дома. Их крытые железом крыши были прикрыты снегом, как и улицы города, отчего последние визуально казались ещё шире. Многочисленные лавки и какие-то склады окружали вокзал и станцию. Дальше, в городе, виднелись купола храма, сверкавшие позолотой в лучах зимнего солнца. Недалеко расположился Николаевский поселок — ровные ряды домиков и бараков для переселенцев. А многочисленные пути станции были заняты вагонами — пассажирскими, грузовыми, платформами. Уже начинали проявляться признаки того, что дорога находится на пределе своей пропускной способности из-за увеличения объема воинских перевозок. Нужно было срочно реорганизовывать систему движения. И Вольф и Илья это прекрасно понимали. И ещё со времени пребывания в Елагинском дворце было готово решение — на Байкале сейчас как раз находился министр путей сообщения Хилков. Он занимался немыслимым дотоле делом — организовывал и контролировал работу по прокладке железнодорожной колеи прямо по льду Байкала. Как только закончат эту работу, всю неуёмную энергию министра следует направить на организацию работы Транссиба по экстренным графикам военного времени. Поэтому соответствующее письмо Государя Императора к своему министру уже лежало в портфеле вице-адмирала Модуса. Ну а встречи с Хилковым им никак не миновать — дорога тут только одна. И на западный берег Байкала она выходит в одном единственном месте.
* * *
Конечно, интересно было бы проехаться или пройтись по улицам старого Челябинска, но время... Время неумолимо неслось вперед, и вскоре их поезд вновь рванулся на восток, что есть сил — наверстывать упущенное на бункеровке время. И замелькал за окнами калейдоскоп больших и малых станций — Курган, Петропавловск, полустанки, разъезды...
Всё так же стучали колеса на стыках. Всё также пейзаж за окнами вагонов стремительно убегал назад, а взору путешественников открывались всё новые виды. Уральские горы постепенно сменились бесконечной, до самого горизонта степью, однородность которой порой нарушали небольшие перелески да замерзшие озера. В её необъятных просторах лишь изредка виднелось жильё, но то тут, то там, попадались заснеженные стога — значит, степь не была такой уж дикой, как казалась на первый взгляд.
К вечеру следующего дня прибыли в Омск. Холодный, неприветливый ветер встретил их в этой столице Западно-Сибирского Степного края. Тот самый ветер, что летом нес пыль из степи и навевал тоску на каторжанина Достоевского, теперь мел поземкой по перронам станции. Именно тут, в Омске, они пересекли скованный льдом Иртыш, над гладью которого бережно держал дорогу своими могучими стальными клепаными руками огромный мост. Два его береговых пролета были небольшими, но зато шесть главных своими изящными фермами, казалось, парили высоко надо льдом зимней реки. Сам Омск — крупный город, со всеми его домами, гостиницами, магазинами и дворцами, училищами и кадетским корпусом, куполами православных церквей и соборов, шпилями костела и даже минаретом мечети, с вмерзшими в лед реки пароходами у заснеженных причалов — лежал к северу от железнодорожной станции, раскинувшись пестрым лоскутным одеялом на берегах рек Иртыш и Омь в месте их слияния, прикрывшись сверху серым покрывалом пасмурного февральского неба. Тревожным криком птицы прозвучал над станцией свисток паровоза, и приземистое здание Омского вокзала, вытянувшееся вдоль перрона, медленно поплыло в окнах вагонов назад, словно освобождая место другим пейзажам.
* * *
А пейзаж за окном всю первую половину следующего дня не отличался разнообразием — бесконечная сибирская степь. Заснеженная и, на первый взгляд — совершенно дикая и безлюдная. Как же отличалась она от таких привычных взору Вольфа обжитых степей Украины! Или, как сказали бы тут и сейчас большинство — Малороссии. Вновь мелькали небольшие станции с деревянными постройками и множеством грузовых вагонов, ждущих своей очереди на отправку по назначению. Затем начали попадаться редкие перелески. И вот, уже после обеда, на 1328 версте Западно-Сибирской железной дороги, их взорам предстало величественное зрелище — закованная в ледяной панцирь река Обь.
Могучие стальные руки моста бережно держали над ледяной гладью тонкую ниточку железной дороги, пока поезд на протяжении 820 метров летел по ней над замерзшей рекой. А на берегу — небольшая одноименная станция и поселочки при ней — сначала — у самой воды — мостостроителей, и уже у станции — пристанционный. Деревянные избы ровными рядами, местами стоящие почти вплотную, не очень красивые, выстроенные на скорую руку, несколько каменных домов и церковь в центре. Небольшая промежуточная станция Транссиба — одна из многих. Расположилась она всего в полутора верстах от моста и реки на слегка возвышенном месте, так, что с неё был виден и мост и сама река. Пока поезд заправлялся, советники дружно высыпали на перрон — размяться, подышать свежим морозным сибирским воздухом, да сходить на станцию в буфет — перекусить чего-нибудь для разнообразия. Кормили их в поезде просто замечательно, но человек — такое существо, которому всегда хочется разнообразия и чего-нибудь новенького... Но большинство стояли на перроне станции, любуясь видом могучей сибирской реки, самой длинной реки России, над которой огромными клепанными пролетами повис железнодорожный мост, который они только что проехали.
— Лепота! — пробасил Капер, глядя на переплетение стальных балок моста, контрастным узором выделяющееся на фоне заснеженной реки и таких же белых берегов и прекрасно видимым в чистом морозном воздухе даже с такого расстояния. От ближнего, правого берега реки, к противоположному, покрытому местами бело-зеленым лесом, по мосту сейчас как раз катился поезд, спешащий из Сибири в европейскую часть необъятной России.
— Да, Володя, красиво! — согласился стоящий рядом Вервольф.
Сквозь стальное кружево моста струился дымок и пар идущего на запад паровоза. Морозец легонько покусывал за щёки и нос, напоминая — ты — в Сибири!
— Вот только захолустье, конечно, ещё то, — прозвучал за спиной голос Флеша.
— Да-да! Глухомань! — вторили ему советники.
Вольф, улыбаясь, повернулся к ним:
— Глухомань, говорите? Захолустье? — его физиономия всё шире расплывалась в улыбке, — А если я скажу, что мы сейчас с Вами находимся в будущем третьем городе России после Москвы и Питера?
