— Семён! Трави конец! — зычный крик откуда-то со стороны носа заставил Вервольфа невольно обернуться, — Да помаленьку, не спеши так шибко! Помаленьку! Так! Так! Хорошо!
Сергей видел, как под эти крики с боевого марса на канатах вниз потихоньку, хоть и с небольшими рывками, спускалась 37-миллиметровая пушка вместе со станком Андреева — простым вертлюгом, крепившимся прямо к стенке боевого марса или к фальшборту. На марсе 'Паллашки' таких 'грозных' орудия было аж целых четыре. Хотя, пардон, уже три. Четвертое как раз опустилось на уровень лееров верхнего мостика.
— Гришка! Оттягивай давай, чего спишь!? Оттягивай живее! — продолжал всё тот же голос.
— Да тяну, дядь Андрей, тяну! — прозвучал в ответ совсем мальчишеский голос, чуть сдавленный напряжением от выполняемой работы.
— Шибче, шибче давай! — всё не унимался старшой, — Во! Вот так! Молодца!
Под эти слова небольшая пушка ткнулась в палубный настил и замерла. Вервольф повернулся к Сарнавскому:
— А что, Владимир Симонович, не жалко расставаться со всей этой артиллерийской бутафорией?
— С этой — уж точно не жаль. Ради четырех хороших пушек — не жаль даже семидесятипятимиллиметровок! Всё же шесть дюймов — есть шесть дюймов. Достойный аргумент против любого вражеского крейсера. А малым калибром — так им же только миноносцы пугать!
— Вы совершенно правы, Владимир Симонович, совершенно! — при этих словах советник улыбнулся.
И было отчего! Раз уж местные командиры, пусть пока и не все, но понимают необходимость изменений на флоте, значит, не всё потеряно. Значит, сможем взять инициативу в морской войне в свои руки. А там, даст Бог — и само море. И превращение 'богинь' из 'вооруженных пакетботов' * в более-менее полноценные крейсера — это один из тех многих и многих шагов, что ещё предстоит пройти эскадре на пути к победе.
(* В среде морских офицеров ещё до войны ходила грустная шутка о том, что 'богини отечественного изготовления' — крейсера типа 'Диана' — отличаются от океанских пакетботов относительной тихоходностью и некоторым количеством шестидюймовых орудий.)
— Ваше превосходительство, разрешите вопрос?
— Конечно, Владимир Симонович! Спрашивайте!
— Отчего не снять весь боевой марс? Лишний ведь вес!
— Лишний-то лишний, да не совсем, господин капитан первого ранга! Дело в том, что есть мысль демонтировать только кормовую половину обшивки боевого марса, а в носовой его части сделать усиленную обшивку и сверху прикрыть противоосколочным козырьком.
— Но зачем, мы ведь демонтировали оттуда всё вооружение? — взгляд Сарнавского выражал неподдельное удивление.
— А затем, мой дорогой Владимир Симонович, что в этом бронированном марсе мы поставим дальномерный пост. Таким образом, мы убьем сразу двух зайцев! Во-первых — обеспечим дальномерщикам прекрасный обзор при более-менее сносной защите, а, во-вторых — разгрузим боевую рубку — там и так в бою люди, как сельди в бочке, не протолкнуться. А дальномер в рубке будет запасным — на случай порчи основного на марсе. Вот так!
— Разумно придумано, Ваше превосходительство! Разумно. Я бы и сам должен был догадаться... — тут Сарнавский лишь развел руками.
— Ничего, Владимир Симонович! Что-то другое придумаете! Главное — не бойтесь проявлять инициативу. Любые полезные предложения должны претворяться в жизнь. Поговорите сегодня с офицерами своего корабля. Особенно — с молодежью. Пусть предлагают свои идеи по улучшению крейсера. А самые толковые из них, уж поверьте, ни я, ни командующий эскадрой не оставим без внимания.
— Непременно поговорю. Сегодня же!
— Вот и отлично! Кстати, раз уж у нас заходил разговор о боевой рубке — пойдемте, посмотрим, что сделано по усилению её защиты.
И, мимо снующих по палубе десятков матросов и мастеровых, Вервольф с Сарнавским направились на полубак крейсера.
Рубка крейсера значительно преобразилась — непомерно широкие визиры канули в небытие. По всему периметру они были закрыты трёхслойным сэндвичем из дюймовых листов корабельной стали, в которых были оставлены лишь узкие смотровые щели. Под грибовидную крышу был приклёпан мощный противоосколочный козырёк, дополненный жгутом из канатов. Второй такой же жгут охватывал рубку ниже смотровых щелей, препятствуя рикошету осколков вверх по вертикальной броне рубки. Дополнительные противоосколочные прикрытия получил и проход между рубкой и броневым траверзом. Вервольф был доволен — Кутейников прекрасно справился с поставленной задачей. По крайней мере — визуально выглядело вполне солидно и надёжно. Осталось только проверить. В бою...
И ещё одна вещь бросилась в глаза советнику. Баковая пушка 'Паллады' выглядела сейчас не совсем так, как в его прошлый визит на крейсер. Правильнее было бы сказать — совсем не так. Ибо вся казенная часть орудия была теперь закрыта коробчатым щитом. Матросы сейчас как раз затягивали болты крепления, выполняя распоряжения находящегося тут же лейтенанта. Старшего артиллерийского офицера 'Паллады' лейтенанта Шеремеьтева Вервольф успел запомнить — за прошлую неделю они уже дважды встречались, обсуждая перевооружение корабля.
— Смир-р-р-но! — пронесся над полубаком голос старшего артиллериста.
Лейтенант и его люди вытянулись в струну при приближении Вервольфа и Сарнавского.
— Ваше превосходительство! Силами экипажа проводим монтаж орудийного щита бакового орудия!
— Вольно! Продолжайте работы!
— Вольно!
Матросы вернулись к прерванному делу, затягивая крепежные болты... Вервольф подошел к Шереметьеву:
— Здравия желаю, Сергей Владимирович!
— Здравия желаю, Ваше превосходительство!
— Ну как, господин лейтенант, новый щит?
— В целом — очень хорош, теперь прислуга орудия будет куда лучше защищена от осколков. Да и комендорам нашим, похоже, по душе пришёлся. Правильно я говорю, Бородин?
— Так точно, Ваше благородие! — раздался откуда-то из недр стальной коробки приглушенный бронёй ответный голос палладинского комендора.
— Это славно! — Вервольф улыбнулся. То, что новое руководство эскадры не гнушается при каждом удобном случае узнать мнение не только офицеров, но и нижних чинов, очевидно, не ускользнуло от внимания офицерского корпуса. Поэтому многие офицеры, а особенно молодежь, стали открыто, не стесняясь, делать порой то же самое. Что ж, первый, пусть робкий, но всё же шаг по преодолению той пропасти, что пролегла во многих экипажах между офицерами и матросами, сделан. А это уже немало... — Сергей Владимирович! Вы что-то говорили о щите, что он хорош 'в целом'. Есть какие-то не совсем хорошие нюансы?
— Да, некоторые крепежные отверстия не совпали, пришлось одни разбивать сильнее, а другие — вообще пересверливать. Но мы уже исправили лекала, остальные щиты должны четко встать на свои места. Ну а первый блин, он — сами знаете... — И Шереметьев развел руками.
— Ну, это ничего. Главное — чтобы не мешал действию орудия и не стеснял прислугу при стрельбе.
— Нет-нет, с этим всё хорошо, Ваше превосходительство!
— Замечательно! Тогда — не смею более отвлекать Вас от работы, Сергей Владимирович! Бог Вам в помощь!
— Благодарю, Ваше превосходительство!
И Вервольф вместе с Сарнавским направился на корму крейсера, к сходням.
Покидая 'Палладу', советник был в целом доволен ходом работ. Продвигались они сейчас быстрее, чем это было в известной Сергею истории. И это при том, что корабль не только восстанавливали после попадания торпеды, но и попутно модернизировали. Конечно, и силы на это были брошены большие, чем в 'их' истории, да и без пары 'волшебных' ускорительных пинков под кое-чей зад в порту не обошлось. Но всё равно — пока что работы шли очень хорошо. Ещё бы прыти добавить нашим 'богиням'. Ведь умудрились же японцы после ремонта разогнать бывшую 'Палладу' до двадцати одного с половиной узла! А тут девятнадцать — за счастье... 'Надо будет что-то придумать...' — пронеслось в голове Советника, пока он шел по набережной Восточного бассейна...
Солнце клонилось к закату. И Порт-Артур готовился пережить ещё одну тревожную военную ночь. Из дневной разведки на внешний рейд вернулись дежурные миноносцы 'Сторожевой' и 'Смелый'.
Низкие силуэты двух соколят теперь дополняли вечерний пейзаж Артурского рейда, как и силуэты двух затопленных сегодня днём пароходов. 'Харбин' и 'Хайлар', подорванные ровно в полдень, своими могучими корпусами должны были защитить фарватер единственного входа в гавань от вражеских атак. Глубина в месте их потопления была не слишком большой и верхняя часть борта, палуба и надстройки выступали над водой, поэтому издали казалось, что корабли стоят на якоре, хотя, на самом деле, они к вечеру уже плотно сели на грунт.
Под тихий перестук керосинового мотора, девятиметровый катер весьма гармоничных пропорций скользил к стоящему недалеко от Тигрового хвоста трёхтрубному крейсеру. Вервольф, сидя на корме катера, смотрел на приближающийся корабль. Изящный форштевень, напоминавший изгиб лебединой шеи, длинный и узкий корпус, приземистый, но всё же более высокий, чем у стоящего рядом 'Новика', с характерными полубаком и полуютом, скорострельные пушки на палубе. Три трубы, элегантно наклоненные в сторону кормы, как и мачты, создавали ощущение легкости и стремительности силуэта корабля. На палубе корабля было заметно оживление — 'Боярин', один из двух быстроходных артурских крейсеров второго ранга, детище датской верфи 'Бурмейстер ог Вайн', — готовился к выходу в море. Обогнув округло-острую крейсерскую корму 'Боярина', катер подошел к трапу правого борта. Как и положено, контр-адмирала принимают на борт с почетного, правого борта. Советник улыбнулся. Всего пара десятков ступеней — и вот он уже на верхней палубе крейсера обменивается приветствием и крепким рукопожатием с Максимилианом Федоровичем. Рядом с Шульцем на линолеуме верхней палубы стоял лейтенант Семенов. Тот самый Владимир Иванович, что в их истории написал знаменитую 'Расплату'.
'Интересно, а как же ты назовешь свою книгу здесь?' — промелькнуло в голове Вервольфа — 'Тоже 'расплата' выйдет, или всё же сподобимся на 'викторию'? Впрочем, оставим эти сантименты на потом, а сейчас дело нужно делать'.
— Максимилиан Федорович, выходим сразу вслед за 'Новиком' и его отрядом. Я вижу, Ваш корабль уже практически готов к выходу.
— Так точно. Сейчас только трап уберем да катер поднимем. Через четверть часа будем готовы сниматься с бочки.
— Хорошо! Действуйте!
Шульц повернулся к стоящему рядом офицеру:
— Мичман фон Берг, трап поднять, катер — на шлюпбалки.
— Есть!
И, уже повернувшись к Вервольфу и Семенову:
— Предлагаю пройти на мостик, господа!
Вервольф шагал по покрытой линолеумом палубе вдоль правого борта крейсера, мимо длинного ряда горловин угольных ям, мимо приютившихся в бортовых спонсонах 47-мм скорострелок. Вот впереди уже отчетливо видны все детали казенника носовой 'стодвадцатки' правого борта. Но они не дошли до неё всего несколько метров — два трапа вверх — и вот уже вся троица стоит на мостике крейсера. Отсюда прекрасно виден весь корабль и всё, что творилось вокруг него. А посмотреть сейчас было на что!
Совсем рядом на такой же бочке стоит 'Новик'. Более приземистый, обтекаемый и более быстроходный собрат 'Боярина'. Он уступает кораблю фон Шульца только в одном — в мореходности. К трапу правого борта сейчас как раз подходит адмиральский катер с 'Петропавловска'. Илья стоит, опираясь на планширь. Не успел матрос на корме катера багром ухватиться за площадку трапа, как высокая фигура в черном, с золотыми погонами на плечах, ловко перепрыгнув с борта катера на трап, понеслась ко ступенькам. Вот уже Эссен и его офицеры вытянулись, приветствуя командующего эскадрой. Адмиральский катер, отвалив от 'Новика', пыхтя угольным дымком из трубы, покатился по гавани к своему родному броненосцу. А на стеньгу 'Новика' тем временем поднимался Андреевский флаг с синей полосой по нижнему краю — вице-адмиральский флаг. Вервольф невольно глянул вверх — на фор-стеньге 'Боярина', выше струившегося из труб дыма, в лучах заходящего солнца развевался флаг святого Андрея с красной полосой понизу. Шульц, перехватив взгляд Сергея, улыбнулся.
— И когда Вы только успели-то, Максимилиан Федорович?
— Так сразу же, Ваше Превосходительство!
Вервольф улыбнулся.
— Миноносцы подходят! — раздался голос Семенова.
Вервольф оглянулся — четыре двухтрубных 'шихаусских' истребителя подходили к 'Новику', занимая место за его низкой кормой. А со стороны Минного городка к 'Боярину' уже приближались четыре 'торпиллера'. Их характерный облик, напоминавший из-за сильно выпуклой палубы спину кита, на которую неизвестный художник-сюрреалист добавил рубки, дымовые трубы и пушки, нельзя было спутать ни с чем. Французы — они и в Китае — французы...
Спустя несколько минут 'Новик' снялся с бочки и плавно ускоряясь, заскользил к выходу из гавани, ведя за собой 'Бесшумного', 'Бесстрашного', 'Бдительного' и 'Беспощадного'. Причем на последних двух кормовые пушки, только-только смонтированные, ещё не были даже испытаны стрельбой. И щиты на них поставить тоже не успели.
Глядя, как 'Новик' и его миноносцы огибают кончик 'хвоста тигра', Сергей почувствовал, как их крейсер вздрогнул и начал медленно разворачиваться, нацеливаясь на выход. 'Боярин' уже снялся с бочки и теперь фон Шульц разворачивал его машинами. Получалось, если честно — не очень... Как и положено представителю высшего сословия знати, 'Боярин' ворочал неспешно. Словно задумавшись. И виной тому было вовсе не имя крейсера, а то, что датчане построили корабль с нормальным вращением винтов 'вовнутрь'. Поэтому крейсер, такой послушный рулю на хорошем ходу, при маневрировании при помощи машин внезапно терял всю свою поворотливость, превращаясь в медлительного увальня. Но вот наконец двуглавый орел на форштевне уже смотрит прямиком на выход из гавани, обе машины уже работают на 'малый вперед' и корабль начинает всё быстрее двигаться к морю. Мимо эллинга, мимо извилистой косы Тигрового хвоста и стоящих у него джонок. Вот уже мимо проплывают входные скалы, бон и бессменный страж прохода 'Разбойник', канонерки и два приземистых силуэта дежурных 'соколов'. Следом за 'Боярином' гуськом скользят по воде серо-оливковые тени 'торпиллеров'. Крейсер вместе с четырьмя истребителями французской постройки составляют второй охотничий отряд. Первый — 'Новик' и четыре 'немецких' миноносца — идет впереди них по протраленному и обвехованному фарватеру. Сергей ещё раз оглядел растянувшуюся вереницу кораблей. Два крейсера и восемь истребителей. Весьма внушительная сила, способная устроить неприятный сюрприз любому, кто рискнёт сунуться в окружающие Порт-Артур воды этой ночью.
Солнце уже ушло за горизонт, когда корабли вышли в открытое море. На мачте 'Новика' взметнулся сигнал 'Отрядам — разделиться!' и следом ещё один 'Удачной охоты!'. В ответ на сигнальных фалах фок-мачты 'Боярина' распустилась разноцветная гирлянда: 'Доброй охоты!'
Сразу вслед за этим два отряда разделились — 'Новик' со своими миноносцами повернул в сторону Дальнего, а 'Боярин' повел свою 'волчью стаю' за Лаотеншань. Для всех в порту корабли уходили на ночную разведку и рекогносцировку. Отряд Модуса — к Эллиотам и в Талиенвань, отряд Вольфа — к северному побережью Квантуна. На самом же деле, новое руководство эскадры спешило максимально использовать то немногочисленное своё послезнание о ходе боевых действий под Артуром, пока их деятельность ещё не слишком сильно изменила канонический ход событий. Насколько помнил Вервольф, Того должен был вот-вот прийти к Артуру для его бомбардировки. Если ему память не изменила (а она в интимных отношениях с другими пока что замечена не была), то должно было это случиться именно завтра, двадцать шестого февраля. А у господина Того всегда была привычка высылать вперед разведку из пары отрядов истребителей. Всегда. В той, известной Сергею истории, это привело к тому, что в ночь перед бомбардировкой отряд русских истребителей под командованием Матусевича и японский первый отряд под командованием Асая устроили друг другу 'тёмную' — полуторачасовую трёпку с ничейным результатом, а вот другой японский отряд под утро перехватил и утопил возвращавшийся из разведки русский миноносец 'Стерегущий'.
