— Да что ж князенька опять вытворяет-то?!
Вольф невольно повернулся на голос, хотя и так знал, кому он принадлежит — стоящий рядом Щенснович не отрывал глаз от бинокля, ожидая развязки. Тут же стояли Григорович и Сарнавский — Вольф специально пригласил командиров находящихся в ремонте кораблей к наблюдению за эволюциями эскадры — пусть смотрят и учатся на чужих ошибках, чтоб самим не повторять. Встретившись взглядом с Сергеем, Григорович только пожал плечами, а в его глазах откровенно читалась некоторая неловкость за слова, произнесенные 'идальго', но уж никак не их осуждение. Младшего флагмана на эскадре как-то не особо любили и жаловали...
— Что же вы, господа, так своего младшего флагмана-то не жалуете!? — тихо произнес Вольф, глядя, как форштевень 'Пересвета' всё ближе и ближе подбирается к корме 'Севастополя'
— Так Павлу Петровичу не впервой своим кораблём других бодать! — всё также, не отрывая глаз от бинокля, ответил командир 'Ретвизана'.
— Это в каком смысле 'не впервой', Эдуард Николаевич?
— А Вы не в курсе, Ваше превосходительство?
— Если честно — то нет. А что, уже был подобный грешок у Павла Петровича?
— Да, было дело...
При этих словах Сергей начал быстро перебирать в памяти все известные сведения о повреждении наличных сейчас в Артуре судов эскадры от таранных ударов, но, кроме уже залатанной пробоины в борту 'Полтавы' и почти отремонтированного 'Боевого' больше ему память, при всей её услужливости, ничего предложить не могла. Тем более — 'Пересвет' пока что точно никого из своих не таранил, если не считать текущую ситуацию.
— Это было ещё в бытность князя командиром 'Владимира Мономаха', — продолжал тем временем Щенснович, — И было тут же. В Артуре. 'Мономах' тогда здорово ударил штевнем английского 'купца'. Его потом пришлось за казенный счет ремонтировать. Только вот название парохода не припомню...
— 'Краун оф Арагон' — 'Корона Арагона' по-нашему, — подключился к разговору Григорович, — я в то время в Англии был морским агентом. Потому этот эпизод помню. Хорошо, хоть скандала удалось избежать — дело быстро прикрыли по дипломатическим каналам, пароход отремонтировали, на том вся история и закончилась.
— Спасибо, что просветили, господа! Не знал! А вот чем закончится сегодняшняя история?! — и Сергей вновь направил взгляд на опасно сблизившиеся корабли.
В это время 'Пересвет', круто положив руль, пытался всё-же отвести свой могучий бивень от мягкой кормы впереди идущего броненосца. 'Севастополь' тоже пытался увернуться от опаснейшего 'пинка под зад', пытаясь спасти руль и винты от таранного удара.
Спустя почти минуту напряженного ожидания стало ясно — столкновения удалось избежать. Все облегченно вздохнули.
'И разошлись, как в море корабли...' — пронеслось в голове советника.
А ведь в 'их истории' 'Пересвет' действительно догнал на повороте 'Севастополя' в один из учебных выходов эскадры при адмирале Макарове. Правда, произойти это должно было чуть позже. Но всё равно — Илью нужно не забыть предупредить. Чтобы пока маневры отрабатывал при увеличенных дистанциях между мателотами. 'Конечно, интенсивное обучение во время ведения военных действий — не есть хорошо. Но другого выхода сейчас просто нет... Время на довоенную подготовку безвозвратно упущено, единственное, что мы можем сейчас — постараться не допустить крупных аварий во время учебы...Вот только — удастся ли?'
— Ну что, господа? Слава Богу — обошлось в этот раз?!
— Да, обошлось! Слава Господу и рулевым! — произнес Григорович.
— Похоже, на сегодня эволюции окончены! — добавил Щенснович.
И действительно — 'Петропавловск', чья фок-мачта была густо расцвечена сигнальными флагами, явно нацелился на вход в гавань...
На Артур опустился вечер. Тихий зимний ветерок холодил щеки. Вольф поднял воротник тужурки, невольно поёжившись. Редкие огни желтыми бликами отражались на подернутой рябью воде Восточного бассейна. Где-то внизу, под кормовым балконом флагманского броненосца тихо плескались крохотные волны. В паре метров от него стояла высокая фигура в такой же черной форме. Только на тускло отблескивавших золотом погонах красовались два черных орла.
— Кстати, а что там за возня на внешнем рейде была уже после прихода эскадры, а, Илья?
— Так это, Шульц на своём 'Боярине', оказывается, не просто так уголёк жег в дозоре. А притащил с собой захваченную японскую калошу.
— И что за пароход?
— Да какая-то 'мару' ... Название такое — язык сломать можно. Старая и ржавая развалина средних размеров. Шла из Чифу почти что в балласте — только немного риса в трюмах...
— Это хорошо, что старая развалина — размеренно проговорил Вольф.
— Это ещё почему 'хорошо'?
— Топить не жалко будет. Вместо 'Шилки'.
— А-а-а! — протянул Илья,— Ну, если в этом смысле — то да, хорошо! Я её тоже определил к затоплению. Тут у нас с тобой мысли совершенно сходятся. Так что вся эта возня на рейде — это разгрузка риса и загрузка камней в её трюмы. Завтра-послезавтра затопим рядом с 'Бари'. Всё же — какой-никакой, а заслон от японских брандеров будет.
— Ага, главное — чтобы наши желтолицые 'друзья' атаковали примерно также, как это было в нашей истории. А то толку от наших баррикад может быть не очень много...
— Да-да! Особенно в свете твоего сегодняшнего предложения по береговым пушкам Норденфельда. Я, признаться, сначала как услышал — чуть со своего адмиральского стула не упал... И все же, Серёг, ты хорошо обдумал эту свою идею? — Илья внимательно смотрел на Вольфа, облокотившись правой рукой на перила балкона, — Ведь это очень серьезный шаг — разоружать береговые батареи. Не то, что я не доверяю твоим идеям, но всё же...
Сергей смотрел куда-то вдаль, на вечерний Артур, опираясь на перила обеими руками и словно что-то перебирая в своих мыслях...
— Конечно, Илья, я всё обдумал, — Вольф повернулся лицом к командующему, — если бы был другой вменяемый вариант, то я, может, и не трогал бы эти пушки, но... Нет его, другого вменяемого варианта. Китайские полевые пушки со складов нам ещё на суше послужат, тем паче — корабельных станков под них всё равно нет. Более крупнокалиберные орудия — слишком тяжелы для портовых пароходиков. А вот 'норденфельды' — это в самый раз для сторожевиков. Да и какой толк от этих 'пристрелочных' пушек? Что там можно 'пристреливать', когда их дальность вдвое-втрое ниже, чем дальность основных орудий береговой батареи? Там, где от них может быть толк — на кинжальных батареях у входа в гавань — пусть остаются. Мне пока остальных вполне хватит.
— Да, я помню эту твою сегодняшнюю риторику на совещании, когда Белый чуть в обморок не грохнулся после твоего предложения разоружить батареи приморского фронта крепости...
— Да какой, нафиг, разоружить, Илья! Избавить от ненужного хлама и бутафории — это да! Никто ж не снимает тяжелые пушки — я за такое сам голову кому хочешь, оторву!
— Не кипятись, друг! Просто мне, как командующему, приходится обдумывать каждый шаг не только со стороны практичности, но и со стороны того, как это будет воспринято в Петербурге. Хотя это до чертиков противно.
— О да, Илья Сергеевич! Представляю, каково это тебе, особенно — зная твой характер!
— Вот именно! Но количество кулуарных 'доброжелателей' заставляет оглядываться и на это обстоятельство. И, думаю, что уже завтра в столицу полетит телеграмма, а может быть, и не одна, что Модус сотоварищи покусились на святая-святых — разоружают батареи крепости! И это, кстати, совсем не весело, так что зря улыбаешься!
В ответ улыбка Сергея стала ещё шире:
— Забей, адмирале! Про 'разоружение кораблей' телеграмм было не меньше, включая самого наместника! И что?! А ничего! Сняли эту малокалиберную бутафорию, и глазом не моргнули! И последний ночной бой только подтвердил правильность принятых решений. И, поверь мне — придет ещё время, когда и сторожевики себя проявят, и перевооруженные 'Дашка' с 'Паллашкой' отоварят кого-то из японских собачек!
— Так, господин контр-адмирал! Порошу выражаться более почтительно по отношению к крейсерам вверенной не только мне, но и Вам, эскадры!
— Всенепременно, Ваше превосходительство! Как только эти океанские пакетботы превратятся в крейсера, так сражу же и начну проявлять своё к ним почтение!
— Мужики! — раздался бас Капера, выглянувшего на балкон в открытую дверь, — Хватит ломать тут комедию и мёрзнуть! Чай уже на столе, так что пойдем, нужно обсудить пару вопросов!
— Действительно, пойдем, Серег! Хоть поужинаем сегодня все вместе, а то опять смоешься в свой Дальний!
— Это да! Завтра опять смоюсь. Как только организую демонтаж и погрузку пушек Норденфельда для их отправки в Дальний.
Уже в проёме двери Илья оглянулся:
— Кстати, как там народ в твоём отдельном Дальнинском отряде? Нормальный подобрался?
Переступая через высокий комингс вслед за адмиралом, Вольф усмехнулся:
— Нормальный народ. Споёмся!
И тяжелая стальная дверь с глухим стуком закрылась за ним. Лишь тихий зимний ветерок по-прежнему разгуливал на опустевшем кормовом балконе 'Петропавловска'...
3 марта 1904 года.
Желтое море на юго-запад от Порт-Атура
'Утро туманное, утро седое...'
Широкие полосы плотного, густого и холодного тумана ложились на темную гладь зимнего моря. Вполне обычное здесь явление для этого времени года.
И среди этой висящей в воздухе холодной и густой влаги три острых форштевня разрезали темные волны. Три серых двухтрубных корабля, следуя в кильватерном строю, порою почти теряя друг друга из виду, приближались в утренней мгле к Порт-Артуру...
Стоящий на правом крыле мостика головного крейсера человек в контр-адмиральской форме Японского Императорского флота периодически оглядывался на шедших за ним мателотов. Вот и сейчас Дева Сигенори смотрел, как в кильватерной струе его бессменного флагмана 'Читосе' режут воду своими форштевнями такой же легкий и стремительный крейсер 'Такасаго' и намного более тяжелая и массивная 'Токива'. Последняя была чужаком в его отряде. Обыкновенно входящий в эскадру Камимуры, сейчас этот крейсер был включен в состав Третьего боевого отряда взамен 'Иосино' и 'Кассаги', которые были временно переданы эскадре Камимуры, нуждавшейся в быстроходных разведчиках для выполнения атаки Владивостока. Хотя, конечно, нигде в документах не значилось слово 'атака' или, тем более, 'бомбардировка'. Ведь бомбардировать город с тысячами мирных жителей негуманно. Нецивилизованно. А Япония так хотела выглядеть цивилизованной в глазах своих западных спонсоров... Вот потому везде фигурировало удобообтекаемое выражение 'усиленная рекогносцировка'.
Но, поскольку оставаться самому без быстроходного разведотряда Того было нельзя, то было принято соломоново решение — отряд Девы получал в качестве усиления 'Токиву'.
Глядя на размытый туманной дымкой силуэт концевого корабля своео отряда, Сигенори испытывал смешанные чувства. С одной стороны, конечно, хорошо, что в его отряде есть столь мощный корабль, как 'Токива'. С другой стороны, отрядная скорость теперь ниже, чем была раньше.
Но что делали эти три японских корабля у берегов Квантуна пасмурным утром 3 марта? Одни, в тумане, вдалеке от главных сил своего флота? Японский адмирал, пребывавший в довольно мрачном настроении, прекрасно знал ответ на этот вопрос. Разведка! Да, именно ради неё три корабля пересекли половину Желтого моря. Ибо адмиралу Того срочно нужны были подтверждение или опровержение агентурных данных.
Что и говорить! Четвертая атака Порт-Артура, предпринятая Того 26 февраля, была не совсем удачной, а если уж быть и вовсе откровенным, то совсем неудачной. В одну ночь Японский императорский флот потерял три истребителя, а утром ещё и два броненосца получили повреждения, попав под сосредоточенный и явно корректируемый огонь береговых пушек и орудий русской эскадры. Словно их ждали. Ответный же ущерб, понесенный северными варварами, несмотря на то, что по городу и крепости было выпущено более сотни тяжелых снарядов, судя по отчетам агентуры, был просто смехотворно мал. Поэтому, придя на временную базу у берегов Кореи, первая эскадра начала тут же зализывать раны и готовиться к следующей атаке. Нужно было во что бы то ни стало поквитаться с гайдзинами! Даже высочайший рескрипт божественного Тенно, полученный на эскадре через два дня и зачитанный лично адмиралом Того на собрании командиров, не особо радовал флагманов. Хотя, конечно, Его Величество и старался приободрить своих воинов.
'Мы услышали, что Соединенный флот беспокоил неприятеля в Порт-Артуре и что в особенности первый и третий отряды истребителей, невзирая на опасность, под огнем неприятельских батарей, храбро сражались с превосходящими их по силе отрядами неприятельских миноносцев.
Несмотря на то, что Наше сердце переполнено скорбью по храбрым морякам Нашего флота, сложившим свои головы в бою, Мы также вновь глубоко радуемся доблести Наших офицеров и нижних чинов, прилагающих все усилия для победы в этой войне.'
Тут же на бумагу легли каллиграфически безупречные иероглифы ответного адреса:
'По поводу того, что Ваше Величество соизволили даровать всемилостивейший рескрипт о действиях флота у Порт-Артура десятого марта, мы не имеем слов выразить наши чувства благодарности.
Теперь, когда холода в Желтом море уменьшились, — нам будет легче вести военные действия против неприятеля и мы с ещё большим усердием будем стремиться к успешному окончанию войны'.
Однако, несмотря на все эти красивые слова и витиеватые выражения, реальность, окружавшая командующего Соединенным флотом, была не столь радужной. Два броненосца несколько дней вынуждены будут простоять в ремонте, как и пара истребителей. И если последних можно было безболезненно для флота отправить на ремонт в Японию, то броненосцы придется ремонтировать прямо здесь, у корейских берегов. Потому как нужно надежно прикрыть высадку армии Куроки и ослаблять главные силы никак нельзя, особенно учитывая то, что Камимура всё ещё не вернулся со своими крейсерами от Владивостока.
Но, очевидно, ками здешних вод всего этого показалось мало для испытания твердости духа командующего японским флотом. Потому как вскоре на временной базе у корейских берегов получили агентурное сообщение из Артура — 'Русская эскадра в составе тридцати вымпелов вышла в море'.
Это могло означать что угодно — от простого выхода русской эскадры на очередную тренировку или рекогносцировку, что при новом её командующем стало уже практически нормой, так и вполне возможный прорыв во Владивосток, на соединение с крейсерами Иессена. Последний вариант был, конечно, менее вероятным, но чего следует ожидать на самом деле от нового руководства русской эскадры, в штабе Того не знал никто. А, если учесть все сложившиеся обстоятельства — что два броненосца первого отряда повреждены, что при главных силах остались только два бронепалубных крейсера и один броненосный, два отряда истребителей вне игры и что Камимура никак не успевает на соединение с Того после бомбардировки Владивостока, то шансы русских на прорыв весьма неплохи — их эскадра даже без поврежденных 'Цесаревича' и 'Ретвизана' сейчас как минимум не уступает силам Того. Поэтому тут же полетели телеграммы Камимурее и Катаоке с указаниями первоочередных действий. Но где сейчас находились главные русские силы, пока не знал никто...
