Причем, поднявшись наверх, Сергей был приятно удивлён её сохранностью. Пожалуй, даже лучше, чем на Талинване.
Поручик вообще был в состоянии настоящего восторга:
— Это же настоящая крепость! Тут, если укрепиться с умом, можно целую дивизию держать!
Вервольф улыбнулся:
— Ну, насчет дивизии — не уверен, но позиция действительно очень хороша. Жаль, что не успеть нам её оборудовать для долговременной обороны...
— А почему, собственно, не успеть? — оборвал монолог советника Кондратенко, — в Тальенване стоит 13-й Восточно-Сибирский стрелковый полк, в Дальнем — 14-й. И Пятнадцатый — уже прибыл более чем наполовину. Если задействовать всех этих людей — то можно очень даже неплохо подготовить позиции.
— Позвольте, Роман Исидорович, но как-же Порт-Артур? — встревожено воскликнул Рашевский.
— Там и китайцев пока что хватит вместе с наличным гарнизоном. Как-никак — четыре полка!
Вервольф молча улыбался. Наконец-то руководство крепости начинало думать в нужном русле. Не форты нужно строить в Артуре в первую очередь, а не допустить врага на Квантун, за перешеек. Вот основное условие удачной обороны! И он решился:
— Ну, Роман Исидорович, раз уж мы так рьяно взялись за обустройство позиций, то не замахнуться ли нам на ещё один большой кусок вкусного пирога?
— Это Вы, позвольте полюбопытствовать, о чем?
— А вон о той гористой возвышенности на юго-востоке и о всём, что за ней. О полуострове Даугушань.
И, уже обращаясь к Рашевскому:
— Сергей Александрович, будьте любезны карту!
Разложив прямо на бруствере карту Талиенванского залива, он тут же прямо на ней стал делать лёгкие пометки карандашем:
— Смотрите, господа, как замечательно получается! Линию обороны проводим по северо-восточным и восточным скатам горного кряжа. Эти позиции будут контролировать всё предполье на входе на полуостров. Таким образом мы сможем удерживать его довольно длительное время. На мысе Пробин устанавливаем береговую батарею — и весь Талиенванский залив полностью нами контролируется. Если будет нужно — сможем использовать его в качестве маневренной базы крейсеров и легких сил эскадры. Одновременно же корабли эскадры обеспечат ведение мощного анфиладного огня по японцам, если те рискнут эту позицию атаковать.
— А снабжение?
— По морю — из бухты Один через залив — прямо в Дальний. Мины и береговые батареи надежно прикроют эту линию снабжения даже в том случае, если противник будет иметь на море значительное превосходство.
Кондратенко молчал. Минуту. Вторую... По всему было видно, что он проигрывает в уме различные варианты развития ситуации. Наконец, он оторвал взгляд от карты:
— А что! Очень здравая идея! Мне она нравится, — и, повернувшись к Рашевскому, — Сергей Александрович! Набросайте вчерне план оборонительных позиций совместно с артиллеристами генерала Белого, и мы на днях проведем рекогносцировку на местности! Один только вопрос остался — где артиллерии на всё набрать?
— Насколько помню, Роман Исидорович, не далее, как вчера, прибыли две дополнительные роты крепостной артиллерии. Это, что касается людей. Ну а самих пушек в Артуре предостаточно. Да ещё и китайские трофеи есть в изрядном количестве. Нужно лишь умело ими распорядиться. Так что, уж не взыщите, но завтра я планирую провести вместе с прибывшим вчера подполковником Меллером масштабную инвентаризацию всех наличных китайских трофеев в крепости.
— Я буду только рад Вашей помощи! Потому как, к своему стыду, мы до сих пор не знаем точно всех наших ресурсов и запасов. Хорошо хоть прекратился вывоз продовольствия и предметов первой необходимости из Артура в Маньчжурскую армию...
— Что???
— Да, господин советник, Вы не ослышались! Прежний комендант официально приказом запретил вывоз любых запасов из крепости без его личного разрешения, но раздавал эти самые разрешения налево и направо!
— Ах ты ж! — Вервольф ударил кулаком по разложенной карте, — Ну, Анатоле!... Ну, блин, комендант хренов!... Каналья!
Рука как-то самопроизвольно потянулась к торчащей из деревянной кобуры округлой рукоятке... Поймав сам себя на этом жесте, Сергей одернул кобуру, поправил портупею, и сжав на вдохе кулаки, тут же их разжал на выдохе, пытаясь вернуть себе внешнее спокойствие.
— Господа, если других вопросов по данным позициям ни у кого нет, то предлагаю отправится в обратный путь. Уже вечереет, не хватало нам ещё, чего доброго, на хунхузов в сумерках нарваться! По коням!
Солнце уже скрылось за горизонтом, обозначив конец короткого зимнего дня, когда маленький отряд, наконец, добрался до станции Кинчжоо. Собравшись внутри небольшого зала станции, путники отогревались, с минуты на минуту ожидая прибытия своего спецпоезда, который уходил заправляться углём на станцию Тафашин.
В топке единственной на всё помещение печи весело потрескивали полена и отблески пламени сверкали сквозь зазоры в дверце.
— Ваше превосходительство! Разрешите обратиться?
Сергей повернулся на голос Карселадзе:
— Разрешаю!
— Вы говорили, что я сам должен решить, что делать с этими двумя телеграммами, — и в руке поручика появились те самые два телеграфных бланка.
— Да, Владимир Георгиевич, говорил. И повторю — решать Вам и только Вам!
— Да вот я, собственно, и решил..., — и, открыв дверцу топки, Карселадзе швырнул бланки в огонь.
Вспыхнув ярким пламенем, корёжась от невыносимого жара, два листа бумаги в считанные мгновения превратились в раскаленный пепел...
* * *
Войдя в салон "Петропавловска", Сергей застал там всю артурскую группу попаданцев.
— Проходи, Серег! Как прошла поездка? — поинтересовался Илья.
— Нормально. Я бы даже сказал — хорошо. А сам-то что не в настроении?
— Так телеграмма пришла от Флеша.
— Что-то случилось? — не на шутку встревожился Вервольф.
— Случилось, — Илья на секунду замолчал, — Камимура бомбардировал Владивосток...
22 февраля 1904 года.
Владивосток.
— Алексей Павлович! Скажите на милость, Ваши люди до десяти считать обучены?
Начальник штаба крепости Владивосток подполковник Будберг от неожиданности несколько опешил.
— Так точно, господин советник! Обучены!
— Тогда где восьмой корабль?
Начштаба вновь взглянул на идущие с юго-востока кильватерной колонной корабли, пересчитав их ещё раз. Семь. Точно семь.
— Не могу знать, господин советник. Наблюдается семь судов, приближающихся к Владивостоку.
— Запросите ещё раз наблюдательный пост на острове Аскольда. Сколько точно они видели кораблей. Не поймите, что я придираюсь, Алексей Павлович. Это действительно важно. Если восьмой корабль был, то, значит, он какую-то подлость сейчас замышляет, пока мы с Вами на остальные семь отвлеклись.
— Будет исполнено! — отозвался Будберг, — Связь! Срочно штаб крепости! ...
Иван вскинул бинокль. Отсюда, с вершины Монастырской горы, прекрасно просматривался Уссурийский залив и все восточные подходы к Владивостоку. Советник Флэш уже пятый день находился во Владивостоке. И тихо сатанел ровно столько же времени. Нет, конечно, то, что, в отличие от Артура, крепость сразу же была переведена на военное положение, как только стало известно о разрыве с Японией, было всецело заслугой коменданта — генерал-майора Воронца. Но вот степень готовности к обороне, мягко выражаясь, никак не соответствовала текущему моменту. Поэтому хотелось рвать и метать, но Иван прекрасно понимал, что руководство крепости тут было виновато меньше всего — все, намеченные ранними планами обороны батареи и форты были построены, многие были уже перестроены в постоянный, бетонный вариант. Будберг, как мог, боролся с откровенно идиотскими решениями по строительству новой линии укреплений, проект которых полковник Величко создавал здесь так же, как и в Артуре — исходя не из обеспечения наибольшей боевой эффективности, а из наилучшей денежной экономии. Как того требовали от него те, кто из Питера лучше знал, как правильно оборонять русские форпосты на Дальнем Востоке. Те, кто и сейчас сидел в теплых кабинетах и уютных квартирах. Те, на кого не перла, взламывая лёд Уссурийского залива, бронированная мощь эскадры Камимуры...
'Сюда бы сейчас этих клоунов. Поставить вот тут, на морозе, прямо на заснеженном бруствере батареи. Пусть полюбуются на результаты своих 'трудов', если это можно так назвать!'
Иван крепче стиснул бинокль. Серые силуэты кораблей уже начинали вырисовываться на фоне более светлого льда.
— Господин Советник! — голос Будберга оторвал Ивана от попытки опознать корабли на всё ещё слишком большом расстоянии, — Получена повторная телеграмма от наблюдательного поста на острове Аскольд. Семь кораблей! Они наблюдали семь японских судов. В первой телеграмме ошибка вышла.
— А сейчас — точно не ошиблись?
— Никак нет. Дважды переспрашивали. Семь!
— Хорошо! Значит — все здесь. Теперь хоть удара с тыла можно не опасаться!
Иван оглянулся. За спиной, много ниже склонов Монастырской горы, на берегу бухты Золотой Рог лежал Владивосток. Окружающие его сопки и горы были обильно присыпаны снегом, который искрился и сиял в лучах солнца, которое вот-вот достигнет полуденной вершины своего ежедневного пути по небу. На возвышенностях вдоль побережья Амурского залива виднелись многочисленные береговые батареи, прикрывая западные подходы к порту и городу. А вот с восточной стороны всё было не так хорошо — батареи прикрывали только Скрыплевский рейд и восточный вход в пролив Босфор-Восточный, оставляя огромное и практически незащищенное пространство для маневрирования вражеских кораблей.
По склонам восточных гор и сопок поднимались к вершинам темные точки. Это жители города где по одному, а чаще — группками, собирались посмотреть на приближающиеся к городу корабли японцев. Весть о приближении неприятеля разнеслась по Владивостоку с быстротой молнии, стоило только объявить сбор на корабли находящихся на берегу матросов и офицеров. Иван чертыхнулся. Не хватало ещё, чтобы шальной снаряд влетел в толпу зевак! Сами крейсера дымили трубами в западной части гавани — кочегары в корабельных недрах нещадно шуровали в топках котлов, пытаясь скорее развести пары. Дым высокими столбами поднимался над гаванью и медленно таял в морозном ясно-синем небе.
Флэш ещё раз поднял бинокль к глазам — корабли значительно приблизились, хотя и видно было, что они идут не по прямой, очевидно — выбирали ледовые поля с меньшей толщиной льда... Сейчас как раз колонна совершала последовательный поворот, выгнувшись дугой, что позволяло прекрасно рассмотреть силуэты кораблей. Впереди, ломая таранным форштевнем почти полуметровый лёд — изящный трёхтрубный корабль, очевидно, 'Идзумо' — флагман Камимуры. Следом за ним шел вытянутый приземистый трёхтрубник, третья труба которого находилась на большем расстоянии, чем первые две между собой, что делало силуэт крейсера несколько несуразным. 'Адзума'. За ним следовал двухтрубный корабль — то ли 'Токива', то ли её сестра-близняшка 'Асама' — не разобрать. Далее — приземистый крепыш под тремя невысокими трубами — не иначе, немец с английскими пушками — 'Якумо'. Замыкал колонну больших крейсеров двойник головного корабля — 'Ивате'. А следом, пытаясь не отстать, по каналу битого льда шли два низких двухрубных силуэта — 'собачки' двигались по проторенной большими бронированными братьями дорожке...
... Камимура Хиканодзё внимательно следил за приближающимся берегом. Погода стояла ясная и видимость была хорошей. Однако, несмотря на яркое солнце, находиться на открытых мостиках, вне рубки, совершенно не хотелось — дул норд-вест, к тому же, стоял жестокий мороз — бортовой термометр флагманского 'Идзумо' бесстрастно показывал минус пятнадцать по Фаренгейту. Впереди, покрытые ослепительно-белым снегом, в лучах солнца сверкали склоны гор и лощины меж ними. А вокруг был лёд — не только на поверхности моря, но и на бортах сильно обмёрзших японских кораблей. Мощный форштевень 'Идзумо' взламывал лёд, который лопался с сухим треском, а затем с глухим грохотом раскалывался, крошился и дробился о бронированные скулы японского крейсера. Переворачивался в бурлящей воде, сверкая в лучах полуденного солнца то зеленью изумрудов, то огнём топазов, то бриллиантами чистой воды...
Хиканодзё ещё раз взглянул на лежащую на штурманском столе карту Владивостока. На ней были прекрасно обозначены сектора обстрела русских батарей, защищавших восточные подходы к крепости. На бумаге, рядом с иероглифами, местами были видны странные буквы, не похожие ни на алфавит англичан, ни на письменность его родной страны Ямато. Русские буквы... Хиканодзё улыбнулся — всё же хорошо работает японская разведка! Он вновь устремил свой взгляд вперед — к приближающемуся русскому берегу. Из-за вершин невысоких гор в небо поднимались столбы дыма — очевидно, противник поднимал пары на кораблях. Что ж! Если гайдзины решаться выйти из гавани, то он устроит им горячую встречу! Прямо на выходе из Босфора-Восточного, избивая русские крейсера поодиночке. Главное — вовремя заметить выдвижение русских. Камимура повернулся к капитану первого ранга Идзичи — командиру флагманского 'Идзумо':
— Поднимите сигнал: ''Касаги' и 'Иосино' занять места для наблюдения за входом в гавань!'.
— Есть, господин вице-адмирал!
Хиканодзё взглянул на часы — двенадцать сорок по токийскому времени. В двенадцать сорок две, исполняя трепещущий на фалах флагмана и продублированный беспроволочным телеграфом сигнал, 'собачки' стали осторожно двигаться по ледовой целине левее курса основных сил отряда, занимая позиции для наблюдения...
... Иван пристально смотрел на приближающуюся колонну кораблей неприятеля. Судя по всему, японцам было известно расположение русских батарей. По крайней мере — приблизительно. Потому как они не спешили подходить к простреливаемым местам, а забирали севернее.
— Два судна противника отделились от линии! — прозвучал за спиной Ивана голос Будберга.
Флэш взглянул на часы — стрелки показывали двенадцать двенадцать. *
(*Местное Владивостокское время отличалось на 30 минут от бортового времени на кораблях отряда Камимуры).
В бинокль было видно, как две 'собачки' вышли из пробитого во льду канала и начали прокладывать свой, расходящийся с курсом основных сил японцев и склоняющийся к зюйду, по направлению к острову Скрыплева.
'Не иначе — Камимура решил псов сторожевых поставить у восточного выхода из гавани. Для наблюдения за нашими крейсерами' — промелькнуло в мыслях Ивана.
Отсюда, с командного пункта Уссурийской батареи, все передвижения японских кораблей по заливу были прекрасно видны. Только толку от этого было мало. Единственная дальнобойная батарея с современными пушками Канэ — двадцать первая или 'Новосильцевская', расположившаяся на утесе мыса Новосильцева, оставалась довольно далеко в стороне от курса основного отряда японцев. А вот разведчики могли и попасть к ним на мушку. Но те, как назло, не спешили входить в зону её досягаемости, уменьшив ход до минимального.
Ударный отряд из пяти броненосных крейсеров продолжал движение к Владивостоку. Дойдя до створа гор Святого Иосифа и Монастырской, Камимура повернул свои корабли прямо на последнюю, словно собирался атаковать расположившуюся на её вершине Уссурийскую батарею. Ивану стало совсем неуютно. Видеть, как на тебя идет строй вражеских кораблей — приятного мало. Но хуже всего было не это. Хуже всего было осознавать своё бессилие. Практически полное. Восемь толстушек-мортир Уссурийской батареи сейчас были развернуты на противника, подняв к небу жерла своих пухлых, кургузых и несуразных стволов калибром в девять дюймов. Но... Слишком далеко до противника. Не дотянуться. А Камимура — не дурак, вряд ли сунется под огонь батарей, имея преимущество в дальности стрельбы.
