— А вот и Михаил Иванович, собственной персоной сотоварищи! — Вервольф легонько подтолкнул локтем Модуса.
— Хилков?
— Ага, он самый!
Илья повернулся к остальным советникам:
— Парни, а ну-ка соберитесь! Как-никак цельный министр путей сообщений к нам пожаловал!
— Р-р-а-а-вняйсь! Смирно! Равнение напр-р-р-а-а-во! — пронесся над перроном зычный голос есаула, командовавшего казачьим эскортом группы советников.
Через минуту бодрый голос Хилкова разорвал тишину над перроном:
— Здравствуйте, господин вице-адмирал! Рад видеть Вас и Ваших товарищей в добром здравии!
— Здравия желаю, господин министр путей сообщения! Смею Вас заверить, я и мои товарищи также рады видеть Вас в добром здравии! — Илья ответил своей порцией любезностей.
После череды рукопожатий и обмена приветствиями между двумя группами людей, Илья с Хилковым отошли чуть в сторону, при этом Илья жестом поманил к себе Вервольфа. Чему Сергей был только рад. Пообщаться с человеком, которого по итогам "их" войны японцы считали более опасным врагом, чем Куропаткина, — о таком он мог только мечтать.
— ...как добрались к нам, господин советник. Всё ли хорошо было в дороге? — голос Хилкова звучал отчетливо, несмотря на шум оживленной станции.
— Путешествие от Петербурга до Байкала было замечательным, Михаил Иванович! Спасибо за это Вам и Вашим подчиненным. Надеюсь, Вы не будете против, если к нашему разговору присоединится советник Вервольф — начальник моего штаба?
— Конечно, Илья Сергеевич! Разве я могу быть против разговора с советником Его Императорского Величества? — Хилков улыбнулся.
— Благодарю, Михаил Иванович! — Вервольф кивнул головой в легком поклоне.
— Итак, Илья Сергеевич, вынужден Вас несколько разочаровать, ледовая дорога пока что не достроена, — Хилков развел руками, словно извиняясь, — мы гнали изо всех сил, но...
— Трещины во льду? — поинтересовался Вервольф.
— Да, господин советник, совершенно верно. Трещины периодически возникают. Причем — совершенно неожиданно. Пока мы нашли приемлемое решение — потеряли насколько дней. Но, смею Вас заверить, через два дня начнем перекатывать вагоны по дороге.
— К сожалению, у нас нет этих двух дней, Михаил Иванович! — с лёгкими нотками грусти в голосе произнес Илья, — Для нас каждый потерянный в пути день — смерти подобен.
— Да, я понимаю, Илья Сергеевич! В телеграмме Его Величества приказано не задерживать Вас ни минуты. Поэтому, мы тут уже всё подготовили к переезду через Байкал по гужевой переправе. А у станции Танхой Вас уже ждёт специально выделенный поезд. Так что — загружайте багаж в сани, и — в путь!
Илья поспешил к остальным советникам, Сергей же, чей нехитрый багаж уже был давно собран, остался с Хилковым.
К станции как раз подкатил очередной воинский эшелон, и из его теплушек высыпали на заснеженную землю стрелки очередного батальона, направляющегося в Маньчжурию. А чуть поодаль. У пришвартованного ледокола "Ангара" зоркий взгляд Вервольфа заметил группку гражданских, в основном женщин. Некоторые с детьми. Эти-то уж явно не на войну собрались Скорее — от неё. Но почему тогда они тут, на станции, а не в поезде, идущем в Иркутск. Хотя именно пассажирского состава на станции как раз и не наблюдалось..
— Михаил Иванович, позвольте полюбопытствовать?
— Да, Конечно, господин советник. Чем могу помочь?
— Да я тут приметил странную группу гражданских у ледокола "Ангара".
Хилков, конечно, удивился тому, что явно впервые попавший на Байкальскую переправу советник так неплохо ориентируется в здешних ледоколах, но виду никакого, естественно, не подал.
— Это в основном жены офицеров и прочего служивого люду Манчжурской армии и гарнизона Порт-Артура. После той аварии, что произошла недавно, — Хилков на секунду замолчал, было видно, что ему неприятно вспоминать этот инцидент, — Вы, наверное видели её следы, когда ехали сюда из Иркутска?
— Да, господин министр, видел. Паровоз и то, что осталось от вагонов всё ещё лежит в сугробе вдоль пути.
— Вот-вот! Из-за этой самой аварии мы получили досадную и довольно длительную задержку в движении поездов. А пассажиры всё прибывали по льду с того берега озера. В итоге женщин с детьми пришлось временно разместить на "Ангаре" и в вагонах моего служебного поезда — там хоть условия для обитания более-менее пристойные. Большую часть из них мы уже отправили по назначению идущими в Иркутск и далее поездами, но на сегодняшнее утро осталось ещё коло трёх десятков. Не отправлять же их в теплушках?
— Нет-нет, Михаил Иванович! Конечно же нет, — Вервольф задумался на секунду, — Но вот нашим поездом — тем, что мы прибыли сюда — почему бы и нет? Всё равно ведь пойдет обратно пустым. А места там хватит вполне на всех.
— Я уже и сам думал об этом. Если Вы находите подобное решение уместным...
— Конечно, уместным! Это же дети. Женщины. Наши. Русские. Разве может быть что-то неуместное в том, чтобы помочь им выбраться из той ситуации, в которую они попали?
— Нет, конечно, — Хилков помолчал в раздумье несколько секунд,— Я думаю, что это вполне приемлемо.
— Замечательно. Пусть путешествие в комфорте станет для них компенсацией за те неудобства, что они испытали тут, на берегу Байкала.
Министр улыбнулся.
— Вот и ладно. Сейчас я, с Вашего позволения, дам некоторые указания начальнику поезда.
— Конечно-конечно, Михаил Иванович! Это ведь Ваша вотчина — Вам здесь и распоряжаться!
Пока Хилков разговаривал с Всеволодом Серафимовичем, к стоящему чуть в стороне Вервольфу подошел улыбающийся Илья, уже собравший всех парней с багажом у вагона.
— Что это вы тут без меня решаете?
— Да вот, Илья, продал я наш поезд. Недорого.
— Не понял. Объяснишь?
Через минуту, выслушав вкратце всю незатейливую историю, Илья, уже с серьезным лицом только кивнул:
— Молоток! Всё правильно сделал!
— А как иначе. "Дед говорит — делай добро — бросай его в воду!" — и при этих словах они оба улыбнулись.
Тепло попрощавшись с Всеволодом Серафимовичем, советники "дружною толпою" двинулись туда, откуда доносилось лошадиное ржание да гул сотен людских голосов — на берег замерзшего озера.
Глядя на удаляющиеся спины советников, начальник поезда широко перекрестил их и тихо произнёс:
— Помогай Вам Господь!
И смахнул скупую слезу. Да не! То просто мороз сибирский!
Переправа, а точнее — то место, где она начиналась — гудела, как растревоженный улей. Кто-то занимал места в санях — "скорых" тройках или обычных кошевах с одной лошадью, кто-то из переправлявших грузился на подводы. Тут же офицеры строили колоны солдат для пешего перехода через озеро. Рядом грузились на подводы и сани полковые обозы, впрягались в передки, орудийные лафеты и полевые кухни лошади. Отдельной от остального люда группой стояли почтальоны с охраной у тюков с корреспонденцией, ожидая транспорта для переправы. А по сверкающей в лучах зимнего солнца равнине замерзшего озера до самого горизонта черным пунктиром протянулась вереница путников — переправа была в самом разгаре. Тут же, совсем рядом, был устроен спуск железнодорожного полотна и параллельно гужевой трассе, чуть в стороне от неё, по льду пролегла прямая стрела ветки железной дороги. От берега — и до самого горизонта...
Через несколько минут они разместились в санях-кошёвах, заботливо выстеленных коврами. В каждые сани село по два-три человека так, чтобы разместиться довольно комфортно, по крайней мере — не стесняя друг друга. Вервольф внимательно рассматривал транспорт, поданный подрядчиком Кузнецом, обеспечивавшим гужевые перевозки по льду Байкала в эту зиму. И, судя по увиденному, подрядчик выделил, по требованию министра, лучшие санные экипажи из тех, что имел. Сани были удобными, добротно сработанными. Такими солдат да рабочий люд перевозить не станут. Только пассажиров первого класса поездов-экспрессов да высокопоставленных чиновников. Каждая кошёвка была запряжена тройкой крепких бурятских лошадей.
Ямщик щелкнул вожжами и окрикнул гнедую тройку:
— Но, родимые! Пошли!
И сани с лёгким рывком тронулись с места. Следом за ними двинулась в путь и остальная вереница троек с советниками и некоторыми лицами из свиты Хилкова. Низкорослые, но крепкие и мохнатые лошадки несли сани по льду замерзшего озера с поразительной легкостью. Скорость, на глаз, составляла верст пятнадцать в час. Вервольф внимательно осматривался по сторонам, пытаясь заметить и запомнить всё в деталях. Движение на гужевой переправе было организовано с толком — встречные потоки грузов и людей не пересекались — поток пассажиров и грузов с запада на восток шел по одной трассе, с востока на запад — по другой, проходящей параллельно в сотне шагов о первой. На самих трассах движение тоже не было хаотичным, а придерживалось строгого порядка. Пешие колонны солдат шли по крайней правой части дороги. Причем за каждой колонной двигались подводы, перевозившие нехитрый солдатский скарб, а иногда и весь обоз части вместе с полевыми кухнями, а также две-три пустых телеги. Как объяснил Хилков — для обессиливших, если таковые появятся на переходе по льду. Левее, обгоняя пешие колонны войск, двигались пассажиры на подводах и в одноконных кошевах. Но таких сегодня было немного. Ну а самые состоятельные пассажиры неслись в скорых тройках. Вот так же, как и весь "советный караван", мчавшийся сейчас вдоль левой бровки ледовой трассы, что прошла по бескрайней глади застывшего в зимней спячке Байкала, соединив хрупким полупрозрачным мостом два берега моря-озера. Сорок две версты ледовой дороги.
Не прошло и получаса, как прямо на льду озера между двумя ледовыми дорогами показалось деревянное строение. Над невысокой двускатной заснеженной крышей струился дымок из приземистого дымаря.
"Неужели станция "Середина"?" — мелькнуло в голове у Сергея, но он тут же отбросил эту мысль. Не может такого быть. До "Середины" от берега больше двадцати верст. А они проехали верст пять-шесть, не более того. Значит, на переправе были ещё какие-то постройки на льду, о которых он не знал? Интересно... Что ж, самое время в очередной раз удовлетворить любопытство. Тем более, что Михаил Иванович, судя по его настроению, был совсем не против. Скорее даже наоборот — очевидно, ему импонировало то, с каким любопытством Илья и Сергей вникали в тонкости переправы, да и вообще в организацию работы Великого Сибирского пути.
— Этот барак — промежуточный путь обогрева. В основном в нём останавливаются пешие путники. Служивый люд. А те, что едут гужевым транспортом, обычно греются уже на "Середине", пока лошади отдыхают.
— И долго длится эта остановка, Михаил Иванович?
— Обычно около часа. Этого вполне достаточно.
Правее ледовой трассы шла железнодорожная колея. Хоть она и проходила на некотором отдалении, но хорошо просматривалась с гужевой дороги. Ещё у начала переправы, возле того места, где рельсы спускались с берега на лёд, Вервольф обратил внимание, что рельсовый путь укладывался не на обычные шпалы, а на длинные деревянные пластины — в две-три сажени каждая. Вполне логичное решение — более равномерно распределить нагрузку от вагона на лед. Теперь же Сергей обратил внимание, что в некоторых местах под рельсовым путём были устроены своеобразные клетки из положенных крест-накрест длинных пластин и брусьев.
— Это места перехода пути через трещины во льду, господин Советник! — получил он ответ Хилкова, — Самое неприятное в том, что возникают они совершенно внезапно. Когда первый раз лед треснул под колеёй — то один рельс порвало прямо "по живому", а на втором — все болты стыка срезало — чуть людей не поубивало разлетающимся железом. Поначалу мы думали, что это из-за землетрясений, но теперь наши специалисты всё больше склоняются к мысли, что эти трещины возникают из-за перепадов температуры.
— И что Вы придумали против трещин, Михаил Иванович? — спросил Илья.
— Да вот такую конструкцию и придумали — "клетка" из лежащих друг на друге крест-накрест пластин, причем колея со шпалами с ними не связана и может скользить по ним при расхождении или сжатии трещины. И стык в этом месте не сбалчиваем наглухо.
— Чтобы мог "дышать" при подвижке льда?
— Совершенно верно, Илья Сергеевич!
— Разумно придумано!
— Да. Вроде бы просто — но работает. Приходится, конечно, рихтовать иногда дорогу в этих местах. Но рельсы не рвет.
Чуть дальше они нагнали платформу, груженую рельсами, которую тянула по железке пара лошадок. Чуть впереди неё, в сотне-другой шагов такая же запряженная парой лошадей двухосная платформа везла деревянные пластины.
Сани мчались вперед, обгоняя марширующие ротные колонны, батальонные обозы да гражданских пассажиров на подводах.
Вот уже остался позади второй барак для обогрева путников, возле которого строилась в колонну отдохнувшая и обогревшаяся рота. Вервольф невольно оглянулся назад, глядя, как стрелки формируют колонну "по четыре". Западный берег Байкала уже с трудом просматривался в легкой дымке у них за спиной. Ещё через шесть верст миновали третий барак. Маленький кортеж из саней мчался по бескрайней ледяной пустыне, сверкавшей на солнце тысячами искр. Погода сегодня выдалась просто чудная — ни ветра, ни облачка в высоком, ярко-голубом сибирском небе. Полтора часа в дороге пролетели почти незаметно — столько было вокруг нового и необычного. Да и Михаил Иванович оказался очень интересным собеседником. Начинавший свою карьеру с простого рабочего на строительстве дорог в Америке, затем — в качестве слесаря на паровозном заводе в Англии, князь Хилков был опытнейшим профессионалом железнодорожного дела. Он в совершенстве знал всё, что касается пути и подвижного состава. Будучи человеком высшего общества, он, тем не менее, постоянно уделял внимание простым людям, их нуждам и потребностям. Насколько мог, пытался улучшить условия быта на строящейся Транссибирской магистрали. Был прекрасным управленцем и министром, и при этом не боялся трудностей, постоянно выезжая в наиболее проблемные точки Транссиба, лично на месте решая возникшие проблемы. Это при нем протяжённость железных дорог Империи увеличилась почти вдвое — с тридцати пяти тысяч верст до шестидесяти, а количество грузов, перевозимых по стальным магистралям, удвоилось. Темпов строительства, достигнутых при Хилкове, не смог "потянуть" даже Советский Союз — две с половиной тысячи верст пути ежегодно в России не строили более никогда...
И вот впереди показалась целая группа деревянных строений, возведенных между двух ледовых дорог. Не один, не два, а целых девять временных деревянных домиков расположились на льду самого глубокого в мире озера. Тут были и бараки кухней для обогрева солдат и офицеров, и буфет с раздельными залами для пассажиров первого— второго и третьего класса. И отдельное здание с кухней для агентов железной дороги. Седой дымок клубился над невысокими, почти плоскими крышами домиков, обильно покрытых сверкающим снегом. Особого оживления пока заметно не было — да оно и не мудрено — по дороге сюда они обогнали большую часть путников, преодолевавших первую половину пути через озеро. Только несколько саней-троек стояли недалеко от центрального дома с надписью "Станція Середина" да небольшая группа офицеров курила у входа в офицерский барак — очевидно, это их лошади сейчас отдыхали в расположенном рядом стойле, иногда перекликаясь оттуда с лошадьми из санных упряжек.
