— Корабль опрокинется... — произнес моряк.
— Что? — повернулся к нему Като.
— Я говорю — корабль вот-вот перевернется! — в голосе моряка не было паники, лишь констатация факта, но от этого Като становилось лишь страшнее.
— И что нам делать?
— Найти что-то плавучее — доски, бревна, всё, что угодно — и отплыть от корабля подальше.
— Но вода же чертовки холодная.
— Да, но если останемся тут — нас накроет перевернувшимся пароходом, и тогда — точно не выберемся...
— Хорошо!
И, придерживая раненного моряка, Като начал спускаться к левому фальшборту, возле которого уже стояло несколько человек. Не успели лейтенант и его спутник добраться до борта, как один из больших деревянных ящиков оборвал крепившие его канаты и заскользил по палубе вниз. Стоявшие у фальшборта солдаты кинулись врассыпную, как мыши при виде кота, а одному пришлось прыгать за борт, чтобы не быть раздавленным. Со страшным грохотом ящик разбился о фальшборт, разбросав вокруг обломки досок.
— Хватай доски! — крикнул лейтенанту моряк, а потом, повернувшись к солдатам — Хватайте и отплывайте от корабля. Он вот-вот опрокинется!
Похоже, что он не преувеличивал — корма транспорта уходила под воду, а крен уже превышал сорок пять градусов.
Впрочем, долго уговаривать солдат Като не пришлось — сверху сорвался какой-то тюк, и, ударившись о комингс одного из люков, подпрыгнул в диком сальто, перелетел через головы солдат и тяжело плюхнулся в воду у самого борта парохода, обдав всех брызгами.
Один за другим, солдаты Като, схватив по обломку доски, прыгали в ледяную реку.
Лейтенант, привязав куском веревки доску к раненному товарищу, помог тому перелезть через фальшборт. И тут же удивился тому, что вода уже была вот, совсем рядом! Почти на уровне палубы...
Оттолкнувшись, моряк грузно плюхнулся в воду и, прижимая к себе доску одной рукой, второй начал яростно грести прочь от тонущего судна. Пора было последовать его примеру. Оторвав от разбитого ящика ещё одну доску, Като на секунду задержался. Ему показалось, что он увидел среди людей, сгрудившихся у центральной надстройки, Собуро. Или только показалось? Да, это Собуро! Като хотел крикнуть своему другу, чтобы тот спасался, но что-то загрохотало рядом и больно садануло лейтенанта в плечо. Потеряв равновесие, Като плашмя упал в мутную воду у борта парохода...
Вынырнув, Като едва не закричал. Ледяная вода тысячами обжигающих игл вонзилась в тело. Но нужно двигаться. Нужно отплыть подальше...
— Живой, лейтенант? — знакомый голос совсем рядом.
Като повернулся и увидел над водой голову того самого моряка.
— Да вроде живой!
— Тогда поплыли подальше от парохода. Сейчас начнется самое страшное...
— Что? — на выдохе между гребками только и смог спросить Като.
— Сам увидишь, — так же прерывисто ответил моряк, — и лучше в это время... быть подальше... от корабля...Уж поверь... мне...
И, уже повернувшись к группе солдат, плававших рядом, моряк крикнул:
— Плывите дальше от корабля! ... Дальше!
Вот от парохода их с Като отделяет десяток метров. Два десятка. Три...
Като плыл вперед. Он умел плавать. Они с Собуро с детства наперегонки переплывали небольшое озеро, располагавшееся недалеко от дома. Конечно, широкое устье корейской реки — не маленькое озеро, но вода — она везде вода...
Сзади раздался какой-то нарастающий шум. Грохот, гул, треск, крики десятков и сотен людей... Всё слилось в одном протяжном, страшном звуке. Като обернулся. И ужас увиденного сковал его тело сильнее холода ледяной воды. 'Дайрен Мару' повалился на борт. Мачты легли на воду, как и тонкая труба, в которую можно было без труда заглянуть, если бы не клубы дыма, всё ещё вырывавшиеся из неё и стелившиеся над самой водой. Палуба парохода стала вертикально и все, кто был на ней и не успел перелезть на правый борт, оказались теперь в воде. А на них сверху летели тюки, ящики, какие-то обломки... Прямо им на головы. Большой деревянный ящик, стоявший на крышке трюма номер три, оборвал державшие его канаты и рухнул вниз, в самую гущу торчащих из воды голов... Като ненадолго зажмурился, хоть это и не подобает самураю... Теперь он понял, о чем говорил моряк... А там, у борта парохода, творился сущий ад. Люди били, кусали и топили друг друга, пытаясь выбраться из страшной мешанины человеческих тел и корабельных обломков. Кого-то течение реки затягивало под корпус и надстройки переворачивающегося парохода. Кого-то топил его же товарищ, намертво вцепившийся в тщетной попытке не утонуть... Кого-то потоком воды затягивало внутрь гибнущего судна через открытые люки. 'Дайрен Мару', погружаясь в воду кормой и опрокидываясь, превратился в огромную погребальную плиту, которая накрыла собой всю эту барахтавшуюся в воде людскую массу. Всё стихло. Из воды, словно спина исполинского кита, торчало лишь днище носовой части парохода, поросшее водорослями и ракушками. На нём виднелось десятка два счастливчиков, успевших перебраться него при опрокидывании корабля. А течение реки уносило к морю разрозненные группки людей, взывавших о помощи. Да ещё — сотни мелких и крупных обломков, среди которых то тут, то там плыли армейские фуражки...
Шлюпки с канонерской лодки, наконец, добрались до места крушения и начали подымать из ледяной воды людей. Правда, живыми были уже не все... А у некоторых спасенных сердце останавливалось уже в шлюпках — организм просто не выдерживал холода...
Вольф с мостика идущего по проходу на Внутренний рейд 'Аскольда', молча смотрел, как сумерки опускались на гавань Порт-Артура. Они вернулись домой на закате. Уставшие, измотанные, но довольные собой. Илья встречал их с 'Баяном' и 'Дианой' ещё на подходе к Артуру. Теперь же 'сонная богиня' и единственный в Порт-Артуре броненосный крейсер стояли на Внешнем рейде, прикрывая уставшие корабли на входе в порт. Хотя это и было излишним, но, следуя старой русской поговорке — 'береженого и Бог бережет'. Следом за 'Аскольдом' по узкому фарватеру шли 'Новик', 'Боярин' и четверка миноносцев. В ковше уже суетились портовые буксиры, готовясь разводить корабли по их стоянкам. На набережной тоже было заметно оживление — Порт-Артур встречал своих моряков. Сергей улыбнулся — теперь, как минимум, неделю, в ресторанах и кабаках только и разговоров будет, что о походе к корейским берегам... Если, конечно, Хейхатиро не подкинет им новой темы. А в том, что Того-сан без ответа их выходку не оставит — можно даже не сомневаться. Только вот что он предпримет? Бомбардировка? Атака брандеров? Плотное минирование рейда? И, самое главное — когда? Ход войны уже нарушен. Так что теперь всё может пойти совсем не по известному историческому канону. Всё может пойти вообще не так... Так что теперь нужно держать ушки на макушке. И не зевать... В общем, есть что обсудить на вечернем совещании...
'Аскольд' уже ошвартовался к 'своей' бочке, уже был спущен на воду командирский катер, который сейчас стоял у правого трапа. И на котором спешно разводили пары. С мостика Вольф смотрел, как к стенке Восточного бассейна швартуется 'Баян'. 'Диана' же становилась на бочки ближе к выходу, носом к морю. На всякий случай. На Внешнем рейде оставались только дежурные корабли. Вечерний мрак опускался на город и порт, предвещая очередную тревожную ночь...
— Ваше превосходительство! Катер готов! — нарушил невесёлый ход мыслей советника Грамматчиков.
— Однако, Константин Алексеевич! Споро Ваши люди управились, молодцы!
— Да я, признаться, и сам немного удивлен. Думал — после напряженного похода подготовка катера займет больше времени...
— Что ж! Тем лучше! — улыбнулся Вольф, — Быстрее окажемся на флагмане. Пойдемте, Константин Алексеевич. Пора нам на 'Петропавловск' — докладывать о сегодняшнем деле.
6 марта 1904 года.
Порт-Артур. Минный городок.
Крышка люка закрылась с характерным лязгом. На её серой краске до сих пор сохранились следы от двух пулевых попаданий. Человек, захлопнувший люк разогнулся. Солнце, временами пробивающееся из-за серых рваных облаков, тронуло тусклыми искорками золото его погон. Два просвета. Без звезд. Капитан первого ранга Владимир Капер повернулся к стоящим рядом двум фигурам в черном флотском обмундировании.
— Ну и как общее впечатление от своего же трофея, Вольф?
— Если честно, Володя, я ожидал худшего, — Сергей чуть не поморщился от не слишком приятных воспоминаний, — в ту ночь, сразу после боя, он выглядел намного страшнее. Всё в кровищи, трупы кругом... А сейчас вот, после приборки да при свете дня — вполне так ничего себе, по сравнению с тем ночным кошмаром.
Из-за жуткой занятости последних дней Вольф никак не мог найти лишний час времени, чтобы осмотреть повнимательнее трофейный корабль. Хотя, конечно, очень хотелось. Прямо руки чесались. И вот, наконец, сегодня дошли и руки и ноги.
В принципе, 'Акацуки' ничего особенного и выдающегося из себя и не представлял. Обычный четырехтрубный истребитель миноносцев. Дальнейшее развитие британских 'тридцатиузловых'. Классический четырехтрубный силуэт, черепахоподобная палуба в носу. Типичное детище верфи Ярроу. Внешне — очень похож на своего дальнего родственника, стоящего сейчас в паре десятках метров у соседнего причала Минного городка Артура — эскадренный миноносец 'Боевой'. Но, при всём сходстве, если присмотреться внимательнее, то 'японец' был впереди по всем параметрам. Вооружение — мощнее едва ли не вдвое, мины — калибром в четыреста пятьдесят миллиметров вместо русских трехсот восьмидесяти. Даже котлы и машины, внешне очень похожие, на самом деле отличались, как небо и земля. 'Боевой' был хромым калекой, которого мало кто решился бы отпустить далеко от базы. И даже в случае свершения чуда, то есть безотказной работы машин его предел был — двадцать шесть с половиной узлов. Японский же истребитель относился к последней подгруппе кораблей типа 'Икадзучи', отличаясь от предшественников более мощными машинами. И, как следствие, на испытаниях он показал скорость в тридцать один узел. В повседневных условиях, понятно, что скорость его была ниже, но всё же полный ход составлял двадцать семь — двадцать восемь узлов — недостижимый рекорд для 'невок' даже в режиме испытаний.
В общем, корабль Сергею понравился. И он решил, что его обязательно нужно отремонтировать. И забрать к себе, в Дальний.
Через полчаса Особый советник Его императорского Величества капитан первого ранга Владимир Капер уже шел по граниту набережной Восточного бассейна. В тесном, облицованном камнем, водном пространстве застыли серо-зеленые глыбы броненосцев Тихоокеанской эскадры. Три близнеца — 'Петропавловск', 'Севастополь' и 'Полтава' вяло коптили небо над гаванью. Напротив них, у мастерских, пришвартовались два подранка — 'Ретвизан' и 'Цесаревич'. Возле носовой части первого царило оживление — мастеровые сновали туда-сюда по пирсу, на палубе двигалась масса матросов с броненосца вперемешку с рабочими. Напротив безоружной носовой башни, перпендикулярно к броненосцу, подходил мощный плавучий кран. На его гаках сейчас висел огромный деревянный короб кессона, готовый к установке. А на темном борту 'Ретвизана' белой краской были нанесены вертикальные полосы с цифрами — разметка для установки кессона.
Не дойдя до 'Ретвизана' пару сотен метров, Капер повернул к стоящему под массивной стрелой берегового крана 'Цесаревичу'. Кессон на его пробоину уже был установлен, и сейчас там, в сырой душной глубине огромного, но вместе с тем — невероятно тесного ящика, работали помпы, осушая отсеки и откачивая просачивающуюся сквозь неплотности кессона воду, вовсю стучали молотки и зубила, демонтируя покореженный взрывом металл. То, что можно было выправить — аккуратно расклёпывалось и на канатах поднималось наверх, отправляясь в расположенные рядом мастерские. То, что уже не подлежало восстановлению — безжалостно срубалось зубилами или срезалось вольтовой дугой. С палубы юта в кессон был спущен штормтрап, и Капер, ловко вцепившись в него, быстро стал спускаться вдоль округлого борта 'Цесаревича' в полумрак тесного деревянного ящика и разрушенных отсеков. Туда, откуда раздавался уже знакомый голос трюмного механика Федорова:
— Буянов! Давай-ка сюда! Да поскорее!
... Солнце всё сильнее клонилось к западному горизонту. Оно то скрывалось в серых облаках, то вновь улыбалось с высоты. Словно говорило: 'Погодите! Ещё немного — и начнется настоящая весна!'. На мостике 'Петропавловска', рядом с высокой худощавой фигурой командующего, стояли двое Советников — капитаны первого ранга Павел Вельхеор и Игорь Горохов. Илья молча глядел, как золотистые лучи вечернего солнца освещали зубчатую стену гор, окруживших внутренний рейд Порт-Артура. Как они играли яркими зайчиками на бортах кораблей, вросших в мутноватую весеннюю воду. Отсюда, от стенки Восточного бассейна, Внешний рейд был не виден. Но все мысли молодого адмирала сейчас были там — над холодными волнами Желтого моря и узкого прохода, ведущего из моря в тихую артурскую гавань. Он полдня провел там, болтаясь на волнах вместе с экипажем дежурного миноносца 'Страшный'. Дважды они с Юрасовским обошли весь внешний рейд. Подходили к проходу с разных направлений. Как бы примеряя на себя роль командира японского брандера. И картина не очень радовала... Наконец, Илья отвлекся от невесёлых дум и повернулся к своим товарищам:
— Значит, Вы тоже считаете, что Вольф не сгущает краски?
— А что, адмирале, есть сомнения? — отозвался Павел.
— Да особых-то сомнений нет, просто хотелось и ваше мнение услышать. А то собираемся вместе не так уж часто.
— А что ты хотел услышать? — улыбнулся Гарик, — То, что и сам прекрасно понимаешь?
— Ну, типа того. Просто этот груз ежедневных забот, проблем и кучи мелких дел, от которых невозможно отмахнуться, уже просто доставать начинает. Вроде и штаб есть. И люди в нём толковые подобрались. И уйму всяких дел на себе тащат. Да и вы с утра до ночи не приседаете. Но вот как-то гора проблем не уменьшается...
— Ну так а что ты хотел, Илья?! — Паша пожал плечами, — никто ж и не обещал, что легко будет. Но... Ты ж сам назвался груздем — вот и полезай, сам знаешь куда...
— Ага! — подхватил Гарик, — Только место это не кузовом называется, а на букву 'Ж'...
— Ладно, не сгущай, Игорь! — 'адмирале' махнул ладонью, словно отгоняя неприятные мысли, — не такая уж и глубокая эта самая 'ж'! Могло быть и поглубже...
— Да-да! И потемнее! — Гарик снова улыбнулся, — А так смотри, что мы имеем на самом деле. Корабли ремонтируются быстрее, чем в 'нашей' истории — это раз! У Того минус три истребителя — это два! При этом наш 'Стерегущий' — как Ильич — живее всех живых!
— И 'Боярин' с 'Енисеем', кстати, тоже, — подхватил Павел, — это уже три!
— Стоп, парни! — прервал их Илья, — я и сам на пальцах до десяти считать умею! Чай, как-никак, высшее образование имеется! Но вот в этом то и кроется опасность. И Вольф правильно всё сегодня утром разложил по полочкам. Раздраконили мы японского адмирала очень здорово. И он обязательно нам что-то очень нехорошее придумает 'в ответочку'. А охрана рейда у нас — ни в дугу, ни в Красную армию! Днём ещё куда ни шло — всё-таки батареи Утёса и Тигрового могут очень больно покусать. А вот ночью — швах! Несколько кинжальных батарей у входа, пара-тройка дежурных кораблей — и всё. Да и тралящий караван ещё толком не работает. А ведь японцы ещё не начали наш рейд минами заваливать. В общем, есть над чем крепко подумать.
