В это же время два русских крейсера замедлили ход около бочек, специально для них установленных в бухте Улисс два дня назад. Каждая бочка соединялась телефонным кабелем с командно-наблюдательным пунктом на Уссурийской батарее, позволяя корректировать перекидной огонь кораблей, укрытых от взглядов японцев за высоким массивом полуострова Назимова. Крейсера швартовались к бочкам, но две из них были по-прежнему свободны. Флеш посмотрел на гавань. Там, насколько можно было судить, 'Громобоя', наконец-то, удалось оттянуть от 'России'. Ещё немного, и два самых мощных крейсера Владивостокского отряда пойдут к своим товарищам, уже стоящим на позиции. Вот только время... Время было уже безвозвратно упущено.
И тут советник обратил внимание на изменение, произошедшее в окружающем его мире. Гул выстрелов и гром взрывов прекратился. Японцы шли всё той же кильватерной колонной, повернувшись к берегу правым бортом. И — молчали. Вот уже предпоследний мателот закончил разворот на новый курс.
Подошел Будберг:
— Связь с 'Богатырём' и 'Рюриком' установлена!
— А с батареями?
— Устойчивая. И с Новосильцевской, и с Петропавловской группой.
— Замечательно! — Иван потёр руки, — Что ж! Пора преподнести сюрприз адмиралу Камимуре...
На командно-наблюдательном пункте Уссурийской батареи в буквальном смысле яблоку негде было упасть — тут собрались и корректировщики с береговых батарей Петропавловской группы и с батареи Новосильцевской, корректировщики крейсеров, связисты, командование самой Уссурийской батареи, дальномерщик, руководство артиллерии крепости и порта... На карте, разбитой на мелкие пронумерованные квадраты, отмечали место и курс японских кораблей, идущих вдоль берега, руководствуясь данными береговых дальномеров систем Прищепенко и Лауница, начальник артиллерии крепости полковник Магницкий и начальник артиллерии порта подполковник Савицкий. Напряженное молчание нарушалось лишь передаваемыми данными дистанции и пеленга на японский головной крейсер. Чрез некоторое время Магницкий, подняв голову, произнес:
— Головной японец в зоне поражения Новосильцевской батареи и крейсеров!
— Только шестидюймовок крейсеров — поправил Савицкий, — Главный калибр 'Рюрика' не достаёт три кабельтова...
— Подождём... пусть все втянутся в зону поражения, и потом — накроем! — спокойно и неторопливо проговорил Флэш. Эх! Знал-бы кто сейчас, как ему давалось это показное спокойствие! Но надо ждать. Спокойно и хладнокровно. Японцы тоже неспроста молчат — нервы испытывают. Или хотят проверить правильность данных на шпионских картах... Или настолько уверенны в собственной недосягаемости и безнаказанности, что решились на такую высокомерную демонстрацию своего превосходства над крепостью, как длинный галс вдоль берега с демонстративным молчанием, мол: 'Расстреляем вас когда и как захотим!'. Ну-ну! Тем более — не нужно им вот так сразу обозначать максимальную дальнобойность наших батарей. Пусть подойдут поближе... Ближе... Ещё ближе...
— Японский корабль поворачивает вправо!
— Место японца?
— Квадрат НК-37!
— Что он творит? — вырвалось у Будберга.
Иван выскочил из павильона и пролетев мимо дворика, в котором артиллеристы возились с затвором мортиры, не давая ему примерзнуть, взлетел на бруствер. Сверкнули в лучах низкого зимнего солнца линзы бинокля, приближая головной вражеский крейсер.
Да, так и есть, Камимура поворачивал свой отряд вправо — к берегу. Вот уже 'Адзума' повернул вслед флагману, следом начал поворачивать третий мателот.
Повернувшись к ставшему рядом Будбергу, Иван произнёс:
— Похоже, Камимура решил ещё один раз пройтись вдоль нашего берега, только теперь ближе, чем в первый раз.
— Открываем огонь?
— Нет, пусть вся колонна втянется в поворот, тогда их маневры будут стеснены. И уклоняться хуже будет, и под обстрелом пробудут дольше, пока не выйдут за зону обстрела.
— Тогда нужно рассчитать квадраты, в которых мы сможем их накрыть при повороте и на выходе из него.
Корабли Камимуры тем временем описывали широкую дугу, чтобы пройти ещё одним галсом вдоль владивостокских берегов и ещё раз подвергнуть обстрелу город и его укрепления...
— Центр дуги — квадрат МК-75, выход из дуги на боевой курс японского отряда — ЛК-22! — голос Магницкого под бронированным сводом КНП звучал особенно четко, — Всем батареям и кораблям приготовиться открыть огонь по квадрату МК-75!
— Уссурийская достает до японца? — повернулся к Магницкому Будберг.
— Нет, Алексей Павлович, двести саженей не дотягиваемся! Они как будто издеваются над нами!
— Нет! Ну это уже просто форменное безобразие! — вскипел Будберг, — Японцы знают наши батареи не хуже нас самих! Это черт знает, что!
И, уже повернувшись к командиру батареи, добавил более спокойным тоном:
— Распорядитесь увести людей в укрытия!
— Есть!
'А вот это — весьма здраво!' — подумал Флэш, — 'Если Камимура догадается, что огонь корректируется отсюда, а он не дурак — обязательно догадается, что Монастырская гора — самый лучший наблюдательный пункт в нынешних условиях, — то он постарается устроить здесь лунный пейзаж, лишь бы затруднить управление огнём по своим кораблям'.
Тем временем третий мателот японской колонны подходил к центру дуги разворота. Отменная выучка и сплаванность отряда Камимуры в этот раз работала против японцев — прочертив на карте маршрут головного крейсера можно было с вероятностью почти в сто процентов предугадать местоположение мателотов, идущих за ним.
На батареях, 'Рюрике' и 'Богатыре' царило напряженное ожидание — стволы орудий были подняты почти на максимальный угол, но даже в таком положении до квадрата МК-75 дотягивались только шестидюймовки Новосильцевской батареи, орудия крейсеров и шесть старых шестидюймовых пушек в 190 пудов батареи 'Петропавловская нижняя'. 'Россия' и 'Громобой' следовали в кильватер 'Надёжного', но им для занятия своих мест требовалось ещё, как минимум, двадцать минут...
Из записей офицера крейсера 'Россия':
'... Наш крейсер, а за ним — и 'Громобой', шли по узкому каналу, пробитому во льду идущим впереди нас ледоколом 'Надёжный'. Вообще, в этот раз работа ледокола сильно облегчалась — он лишь расширял канал, разбитый до него 'Рюриком'. Крейсера Трусова и Стеммана уже стояли на назначенной им позиции, развернувшись правым бортом в ту сторону, где, должно быть, находился неприятель. Мы только прошли бухту Диомид, как до нас долетел раскатистый гул выстрелов — борта крейсеров последовательно окутались дымами от залпов. Следом за ними, с небольшим промежутком, ударила Новосильцевская батарея, потом, судя по звуку — ещё одна, очевидно, из Петропавловской группы, но которая именно — видно не было. Было крайне досадно, что мы не можем поддержать своих товарищей огнём из-за задержки с выходом из бухты.
Стремясь скорее занять позицию, мы увеличили скорость, быстро нагоняя идущий впереди ледокол. И вот тут едва не случилась трагедия, которая могла привести к тяжелым повреждениям нашего крейсера или даже к гибели его. Дело в том, что носовой надводный минный аппарат по пробитии боевой тревоги был заряжен. Устройство наружной дульной крышки и внутреннего клинкета аппарата таковы, что крышку, находящуюся немногим выше ватерлинии, можно было закрыть только снаружи — посылкой человека; клинкет, при выдвинутом в положение для выстрела аппарате, вообще не закрывался. Когда крейсер дал полный ход, вода от буруна у форштевня стала бить мину о стенки аппарата. Из опасения аварии мину решили вынуть. Вот тут и случилось непредвиденное — в момент открывания задней крышки напором воды мину стремительно выбросило из аппарата хвостовой частью на палубу, а ударное приспособление (с вынутой заранее чекой) погнуло ударом об аппарат. При этом капсюль оказался согнутым, а игла ударника пронзила насквозь боковую стенку капсюля и капсюльной трубки. Лишь по счастливой случайности не произошло детонации капсюля и последующего взрыва мины...'.
Хиканодзё вёл свой отряд для повторной бомбардировки Владивостока. В этот раз он приблизился к берегу, почти достигнув пространства, простреливаемого батареей на вершине Монастырской горы. Но её мортиры по прежнему молчали. Камимура улыбнулся — он представил себе, как сейчас сжимают кулаки в бессильной злобе гайдзины там, на берегу, видя что его крейсер уже завершает разворот и нацеливает свои орудия на город, который они не в силах защитить...
— 'Асама' под обстрелом! — донесся до рубки крик сигнальщика.
Камимура тут же выскочил на мостик. Отсюда, с правого крыла, прекрасно были видны все корабли его отряда, описывающие плавную дугу для выхода на параллельный берегу курс. И вблизи 'Асамы', занимающей центральное место в колонне, сейчас поднимались высокие фонтаны из воды, дыма и мелких ледяных брызг, сверкающих хрусталём в лучах зимнего солнца.
Причем, насколько мог видеть Камимура, огонь вела не одна батарея — слишком часто следовали падения залпов, да и число снарядов в каждом залпе было различным. Но хуже всего было не это. Хоть, судя по разбросу залпов, огонь и велся с закрытых позиций, но он явно корректировался. Сейчас 'Асаму' от накрытия спас только своевременно начатый коордонат вправо. Нахождение русских корректировщиков неизвестно, но есть все основания предположить, что они могут быть на той самой молчащей батарее...
— Поднять сигнал: 'Всем — огонь по батарее высоты 86!'
— Есть, господин вице-адмирал!...
Перед Иваном развернулось совершенно невообразимое действо — крейсера Камимуры били по батарее, одновременно пытаясь сами уклоняться от залпов русских орудий. На КП батареи царила жуткая какофония — вой снарядов, грохот разрывов смешивались с криками дальномерщика, приказаниями старших артиллеристов и указаниями передаваемыми корректировщиками на корабли и батареи. Чтобы не сбивать друг другу пристрелку, батареи и крейсера теперь работали раздельно: первые — по концевым кораблям японской колонны, вторые же пытались достать флагман Камимуры. Дым от разрывов и поднятые на склоне горы перед КП фонтаны земли порой весьма сильно мешали корректировать огонь, но никто и не думал останавливаться — японцы люто били по берегу, русские колошматили лёд вокруг японских кораблей. И только сейчас, глядя на весь этот кишащий, словно муравейник, командный пункт, Иван вдруг понял, какую жуткую ошибку они допустили — в маленьком, тесном помещении было слишком много людей. И, попади сейчас сюда японский снаряд — крепость лишится, как минимум, половины своего руководства... Не приведи Господь! ...
— Русские пристреливаются, господин адмирал! — голос командира 'Идзумо' не выражал практически никаких эмоций, просто констатировал очевидный факт — восемь шестилюймовых снарядов аккуратно легли плотной группой всего в кабельтове у левого борта крейсера. Следующим залпом, ну, максимум — через залп — аккурат накроют.
— Вижу, Икидзичи! Коордонат два кабельтова вправо!
— Есть!
И нос японского флагмана покатился прочь от негостеприимного берега, на который сейчас пристально смотрели глаза японского адмирала. Монастырская гора сейчас напоминала скорее действующий вулкан — её вершина была почти скрыта дымом от разрывов японских снарядов, но корректировочный пост, судя по всему, пока не пострадал. А, может, он вовсе и не на этой горе? А на вершине другой сопки, коих на здешних берегах превеликое множество? Как бы там ни было, но, отвлекая на себя предназначавшиеся городу снаряды, эта русская батарея уже выполняла свою задачу по защите города. Пожалуй, не стоит более тратить на неё снаряды... Хиканодзё повернулся к следующим за ним мателотам. 'Якумо' сейчас тоже описывал коордонат, только влево. И перелётные шестидюймовые гранаты русских дробили сейчас лёд в полутора кабельтовых за его правым бортом. Пока на его кораблях не видно следов попаданий, да и докладов о повреждениях не поступало... Что-то массивное с гулом пронеслось прямо над мостиком 'Идзумо' и в нескольких десятках метров перед форштевнем японского флагмана с характерным глухим рокотом выросли два высоченных водяных столба. Их 'создатели' были явно больше шестидюймового калибра.
'Нет! Везение не может продолжаться бесконечно!' — Камимура тяжело вздохнул: 'похоже — пора уходить!'
— Господин адмирал! Донесение с 'Иосино'!
— Докладывайте!
— 'Наблюдаю дымы в проливе Босфор-Восточный!'
Камимура печально вздохнул.
'Пора! Теперь — точно пора!'
За кормой 'Идзумо', аккурат между ним и 'Адзумой', легли пять шестидюймовых снарядов.
— Идзичи!
— Да, господин адмирал!
— Сигнал отряду: 'Увеличить ход, следовать за мной!'.
— Есть!
— Выходим из боя. Право на борт!
— Смотрите! Япошки отворачивают!
— Точно! Уходят, проклятые! Уходят!
На КП батареи царило приподнятое настроение. Хоть и не было отмечено ни одного попадания, но сам факт того, что противник отказался от продолжения бомбардировки, уже был маленькой победой крепости.
Иван вышел из командного пункта на улицу и вновь поднялся на бруствер. Вся верхушка горы была изрыта воронками от японских снарядов, но ни одного прямого попадания в орудия и сооружения батареи не было. В бухту Улисс входили 'Россия' и 'Громобой', готовясь ошвартоваться у 'своих' бочек.
— Опоздали вы, братцы, опоздали, — прошептал Иван, — Ложка — она дорога к обеду.
Но всё равно на душе было радостно. Низкое зимнее солнце уже клонилось к западу, освещая косыми лучами сверкающую ледяную гладь залива, по которой уходили японские корабли.
А над вершинами сопок с толпами собравшихся зевак, над батареями и кораблями в морозном воздухе катилось нестройное 'Ура-а-а!', выкрикнутое кем-то из толпы и, как это часто бывает, тут же подхваченное остальными.
— Не понравились видать японцу наши гостинцы!
Иван чуть не вздрогнул от неожиданности — он и не заметил, как рядом оказался Будберг.
— Да, Алексей Павлович! Видимо — аллергия у него на наши снаряды! — улыбаясь, произнес Флэш.
— Ничего! — так же улыбнулся начальник штаба крепости — Мы ему ещё не такой десерт приготовим!
23 февраля 1904 года.
Порт-Артур.
Утро выдалось на удивление тихим и тёплым. Ласковые лучи солнца освещали Порт-Артурские бухты, играя бликами на оливково-серых бортах кораблей эскадры, на темных бортах четырёх пароходов КВЖД, прибывших вчера из Дальнего и стоящих на внешнем рейде под охраной 'Гайдамака', играли зайчиками на трубах возвращающегося из ночной разведки Печелийского залива 'Баяна'.
После очередной тревожной военной ночи база Эскадры Тихого океана приходила в движение. Навстречу крейсеру шли два истребителя — 'Решительный' и 'Сторожевой', уходя на дневную разведку ближних подступов к Артуру. Возвращались с ночного дежурства к своим местам у причалов 'Расторопный' и 'Смелый'. Швартовались к бортам своих кораблей минные катера с 'Цесаревича' и 'Пересвета', а также паровой — с 'Полтавы'. У бортов крейсеров швартовались баржи с углём и водолейные боты — предстояло восполнить израсходованные вчера, во время рекогносцировки северного побережья Квантуна, запасы топлива и воды.
