Терять свои корабли за здорово живешь никому на русской эскадре, конечно, не хотелось. Особенно попаданцам. Которые, в отличие от остальных, пока что знали, к чему идет. Конечно, подготовка к отражению бомбардировки велась полным ходом. Ибо под соусом 'наличия достоверных агентурных данных' перед Мякишевым, Лутониным и Черкасовым была поставлена вполне конкретная задача разработать и, самое главное, реализовать систему перекидной стрельбы кораблей эскадры с Внутреннего рейда в направлении Лаотеншаня. Осталось отучить легкие силы японцев от привычки шастать по артурскому рейду, как по своему двору. И вот, на очередном вечернем совещании 'коллегии попаданцев', и был разработан план нынешней операции. Суть её состояла в следующем. Насколько помнил Сергей, японцы, приходя на рейд Порт-Артура, вступали в перестрелку с дежурными кораблями и в свете открытых русскими прожекторов получали прекрасную возможность оценить обстановку на Внешнем рейде. А затем уходили в темноту — либо в сторону Лаотеншаня, либо в сторону Дальнего. Поскольку невозможно было заранее предугадать маневр японцев, то решено было создать два 'охотничьих' отряда, которые должны были устроить японцам 'тёмную'. Естественно, посвященными в план операции были только командиры участвующих в ней кораблей...
И вот теперь вышедшие в море отряды разделялись. Каждый уходил в свой район предстоящего ночного патрулирования, а если повезёт — то и охоты.
* * *
Глаза Сейдзиро напряженно вглядывались в ночную тьму. Он, капитан первого ранга Асай, командир Первого отряда истребителей, вел сейчас свои корабли к Внешнему рейду Порт-Артура. Где-то мористее сейчас должен был находиться Третий отряд. У обоих было одно задание — произвести разведку рейда и атаковать вражеские сторожевые корабли. Но пока что получалось выполнить лишь первую часть задания. Находясь во тьме, он смог разглядеть в отсвете периодически работающих русских прожекторов несколько силуэтов, в том числе один явно принадлежал русскому четырехтрубному миноносцу. Ближе подойти пока что никак не выходило — длинные лучи прожекторов вспарывали ночную тьму, прочесывая подходы к рейду. А быть обнаруженным ещё до выхода в атаку — значит сорвать её. В памяти ещё свежи были краски той картины, что он наблюдал несколько дней назад, когда Третий отряд пытался атаковать русские корабли северо-западнее Эллиотов...
Поэтому его корабли сейчас уже второй раз меняли курс, пытаясь остаться незамеченными. А тут ещё, как на зло, на звёздное небо выплыла серебряная лампа Луны. В её тусклом свете показались мутные очертания берегов. Часы показывали два десять. Ночное светило поднималось всё выше, его серебристый свет ложился тусклыми бликами на холодные воды зимнего моря, на горы Квантуна, на поручни мостика миноносца. Асай отдал короткую команду и Хазама Коота, командир флагманского 'Сиракумо' ещё уменьшил скорость. Сигнал тут же передали следующим мателотам. Отряд японских истребителей крался к Артурскому рейду, как барс подкрадывается к своей добыче. Но что-то пошло не так. Толи кто-то из глазастых русских наблюдателей увидел сигналы японцев о уменьшении хода, толи просто по воле случая или какому наитию русский прожекторист решил осмотреть этот сектор рейда, но так или иначе — луч прожектора с Электрического утёса прошелся по волнам в нескольких десятках метров от головного корабля японцев. Следом сюда же потянулся ещё один луч — на этот раз — с Тигрового. 'Сиракумо' резко отвернул влево, уходя в сторону моря. Следом за ним пошли и его мателоты. Японскому командиру совершенно не нравилась перспектива попасть под огонь стоящих на рейде русских канонерок, миноносца (а может — и двух — точно сигнальщики пока не разглядели) да десятков стволов береговой артиллерии ещё до выхода в атаку. Поэтому Первый отряд отходил сейчас подальше в темноту февральской ночи. Хотя, предательский лунный свет не позволял ей стать надежной защитой кораблям Микадо. Слишком неплотной была эта тень...
'Тень... Если бы укрыться в тени от этого лунного света! Но на небе — ни облачка. Ясное. Звездное. С висящей над Квантуном Луной...' — мысли проносились в голове Сейдзиро, — 'Серебристые горы, море под ними, укрытое тенью...'
И тут его словно прожгло молнией: 'Тенью! Море, покрытое тенью от гор Лаотеншаня! Ну конечно — идеальное укрытие для того, чтобы подкрасться к Внешнему рейду Порт-Артура и атаковать кого-то из зазевавшихся русских!'
И 'Сиракумо' повел мателотов к смутно проступавшим на горизонте очертаниям гористого мыса.
* * *
Глаза, уже давно привыкшие к темноте, смутно различали силуэты идущих в кильватере миноносцев. Хотя, правды ради, следует сказать, что реально различить можно было только первых двух. 'Выносливый' и 'Властный' казались тёмными призраками, крадущимися в темноте вслед за крейсером. 'Внимательный' и 'Грозовой' были видны лишь темными бесформенными пятнами в хвосте колонны, сливаясь с густой длинной тенью, которую отбрасывал высокий гористый берег Лаотеншаня.
Шел уже четвертый час ночи, но и на рейде Порт-Артура, и в окружавших его водах было тихо. Ни огонька. Ни звука. Лишь прожектора периодически шарили своими длинными световыми щупальцами по внешнему рейду. И всё. Тишина и мрак.
'Неужели не придут?' — эта мысль вот уже пару часов не давала покоя Сергею, прочно засев у него в мозгу, — 'Неужели канон уже настолько нарушен, что не будет ни ночной разведки японцев, ни последующей бомбардировки Порт-Артура? Возможно. Ведь некоторые события в этом мире изначально отличались от той истории, что мы знали. Так что вполне возможно, что вся эта затея с охотой — зря...'
— Корабль справа по борту! — приглушенный крик сигнальщика заставил вздрогнуть всех на мостике 'Боярина', оборвав невесёлые раздумья. Фон Шульц и Вольф одновременно бросились на правое крыло мостика. Там, где заканчивалась тень Лаотеньшанских гор, среди посеребренных лунным светом волн, в бледном свете ночного светила шел четырехтрубный истребитель. Сергей вскинул к глазам бинокль. Силуэт неизвестного истребителя до боли напоминал русские эсминцы типа 'Сокол' — такой же низкий бак с черепахоподобной палубой, рубка с пушкой сверху, четыре трубы, минные аппараты в корме... Ни дать, ни взять — русский 'соколенок'. Вот только не было сейчас в море ни одного 'сокола'! Ни одного, за исключением тех двух дежурных миноносцев на рейде у прохода в гавань...
— Японцы! — коротко бросил Сергей фон Шульцу.
— Да, Ваше превосходительство, вижу! Корабль — к бою!
Стоявшая у орудий прислуга тут же начала разворачивать орудия, выполняя команды артиллерийского офицера.
А следом за первым истребителем из мрака ночи в лунном свете уже материализовался ещё один четырехтрубный силуэт. Затем ещё один...
Японцы пока что не видели русский отряд, крадущийся в тени берега. Они шли по длинной дуге, очевидно сами намереваясь скрыться в тени от лунного света и затем уже, вдоль берега, выйти к рейду Порт-Артура.
— Три румба вправо, цель — головной! — раздавались на мостике отрывистые команды фон Шульца.
Предстоял бой на контр-курсах. Скоротечный и стремительный, в котором решающее значение имеет огневая мощь кораблей и скорострельность их орудий — ведь после первого огневого контакта противники могут просто потерять друг друга из виду. Даже после довооружения, русские эсминцы уступали своим японским визави по весу бортового залпа. Но у игроков из отряда под Андреевскими флагами в этой ночной партии был свой 'джокер' — крейсер 'Боярин'. Шульц выводил свой корабль в атаку на идущую навстречу японскую колонну, стараясь максимально сократить дистанцию до того, как их обнаружат. Чтобы бить наверняка, почти прямой наводкой. 'Выносливый' и 'Властный' повернули вслед за крейсером, 'Внимательный' и 'Грозовой' же исчезли из виду, и оставалось только надеяться, что они не отстали в темноте, а тоже повернули вслед за головными кораблями.
Вот уже всё ближе на волнах граница тени, пока что надежно укрывающая русские корабли от японцев. Те, похоже, действительно пока что не подозревают о присутствии русских кораблей совсем рядом. Сжав поручни ограждения мостика, Вольф пристально наблюдает за низкими серыми силуэтами вражеских истребителей, подсвеченных бледным лунным сиянием. Вот их головной истребитель отклоняется немного вправо, очевидно намереваясь войти в тень чуть ближе к рейду Артура. 'А может, всё-таки, заметил нас?' — проносится в мозгу шальная мысль. Но дальнейшие рассуждения внезапно прерывают вспышки и гром по корме 'Боярина'.
'Выносливый', а затем и 'Властный' ощетиниваются кинжалами пламени, которые выплёвывают жерла их скорострелок в сторону японцев. Всё! Дальше ждать нет смысла!
— Огонь! — разносится над мостиком команда фон Шульца и тут же тонет в грохоте выстрелов. Вспышки на мгновение ослепляют, а хлёсткий звук неприятно бьёт по ушам, привыкшим к тишине за часы, проведенные в ожидании вот этой самой минуты.
Вот он, момент истины!
Идущий головным японский истребитель исчез за стеной всплесков, но сквозь каскады опадающих брызг были видны несколько ярких вспышек — очевидно — попадания. Остальные же три неприятельских миноносца, открыв прожектора, принялись шарить их лучами по морю в том направлении, где сверкали вспышки выстрелов. Первым в световой капкан японского боевого фонаря попал 'Выносливый'. И тут же вокруг головного русского миноносца начали вырастать фонтаны воды. Следом осветили 'Властного', беспрестанно бьющего по головному японцу. 'Боярин' успел сделать ещё один залп из темноты, пока, наконец, прожектор концевого японца не осветил и его.
Сейдзиро Асай проклинал коварных гайдзинов самыми страшными словами, какие только знал самурай. Вокруг его корабля сейчас бушевал маленький филиал преисподней — взрывы русских снарядов, шум опадающих водяных столбов, вой проносящихся осколков, стрельба собственных орудий — всё это сливалось в какую-то жуткую какофонию на фоне светового шоу из вспышек выстрелов и лучей прожекторов. Цельной картины происходящего не получалось — вспышки выстрелов лишь на миг вырывали из тьмы отдельные участки палубы и группы людей у орудий. По правому борту в темноте сверкали ярко-желтые молнии — это русские корабли вели огонь по его отряду. Вот 'Асашио' и 'Касуми' последовательно поймали лучами своих боевых фонарей два русских истребителя. Стоящий рядом с Асаем капитан-лейтенант Хазама Коота бросал флагманский 'Сиракумо' из стороны в сторону, уклоняясь от русских снарядов. Пока что это ему удавалось. Хоть корабль и получил несколько попаданий, но серьезных повреждений пока что не было. Если не считать разбитый прожектор и нескольких раненных. И тут концевой 'Акацуки' осветил головной русский корабль. Намного более крупный и высокий, нежели у миноносца, корпус, три трубы. Русский крейсер второго ранга. Кошмарный сон японских миноносников. Флагманы двух отрядов — русского и японского — сейчас находились на траверзе друг друга, расходясь на расстоянии восемь, от силы — десять кабельтовых с суммарной скоростью в сорок узлов. Борт 'Боярина' озарился целой гирляндой вспышек. Два снаряда крейсера легли почти у самого борта 'Сиракумо' с недолётом, один с противным фырканьем прошел в паре метров над кораблём, а четвертый попал в кормовую трубу, пробил её навылет, загнув слегка набок, и взорвался уже почти за бортом. Его тяжелые, увесистые осколки прошлись по палубе японского истребителя. Асай услышал, как после взрыва где-то на юте миноносца раздался высокий пронзительный не то вопль, не то — вой, который, впрочем, очень быстро затих. Сейдзиро повернулся к командиру корабля:
— Коота, лево на борт, уходим отсюда! Это ловушка!
Словно подтверждая его слова русский малокалиберный снаряд ударил в щит носовой трёхдюймовки 'Сиракумо'. Чугунная граната не разорвалась при пробитии щита, лишь расколовшись на несколько частей. Но этого оказалось вполне достаточно — обезображенное тело японского артиллериста, с практически снесенной напрочь головой, в страшном кульбите полетело за борт.
— Есть, лево на борт!
И 'Сиракумо', выбрасывая из труб снопы искр, заложил крутую циркуляцию влево.
— Да погасите ж вы этот чертов фонарь! — фон Шульц не выдержал, когда 'Акацуки' в очередной раз провел лучом своего прожектора по мостику 'Боярина'.
Японская колонна круто поворачивала в сторону, пытаясь выйти из-под обстрела невесть откуда взявшихся русских кораблей. Дымящийся 'Сиракумо' умело увернулся от большинства русских снарядов и сейчас пытался раствориться в темноте, уводя за собой остальные истребители. Но русский отряд не думал отпускать противника. Почувствовав вкус крови, торпиллеры сейчас били по проходящим мимо них японцам на пределе скорострельности своих орудий. В 'Асашио' и 'Касуми' летели горячие русские гостинцы калибром в 75 и 47 миллиметров. Вот погас прожектор третьего японского корабля, буквально через несколько секунд на идущем вторым 'Асашио' последовательно сверкнуло две вспышки разрывов — одна между труб, вторая где-то в районе мостика, и его боевой фонарь также погас. Японские корабли, описывая крутую дугу на полном ходу, выбрасывая искры из труб, прорывались сквозь частокол всплесков на юго-запад, пытаясь оторваться от русских и раствориться в спасительной темноте ночного моря. Пушки 'Боярина' били по концевому японцу, каждые десять-пятнадцать секунд озаряя море вокруг крейсера яркими вспышками. 'Боярин' довернул вправо, пытаясь совершить классический охват хвоста японской колонны и ни на минуту не прекращая огонь по огрызающимся японским истребителям. 'Акацуки', получив два попадания, наконец догадался погасить свой прожектор, притягивавший снаряды к кораблю, словно магнит.
— Наконец-то! — выдохнул с облегчением Вольф, которому слепящий свет здорово мешал ориентироваться в окружающей обстановке. Они с фон Шульцем стояли на открытом мостике, поскольку из боевой рубки сквозь её узкие прорези рассмотреть хоть что-то в этой мешанине вспышек орудийных выстрелов, всполохов попаданий, ослепляющего электрического света прожекторов было просто нереально.
— Теперь главное — не потерять японцев в темноте! — процедил сквозь зубы фон Шульц.
— Да, нужно сбить ход хотя бы одному, Максимилиан Федорович!
— Сейчас организуем, Ваше превосходительство! — и повернувшись к рубке, — два румба вправо, самый полный вперед!
Нос крейсера покатился вправо, ложась на курс, параллельный головному японцу, уже почти скрывшемуся в темноте. Изогнутый лебединой шеей форштевень 'Боярина' резал волны, распахивая надвое темную воду, на которую ложилась струящаяся вдоль бортов белоснежная пена. Сам крейсер, слегка приподнявший полубак и словно присевший на корму, выбрасывающий винтами высокие буруны, со стороны сейчас чем-то напоминал гидроплан, начинающий разбег для взлёта. Впрочем, подобную ассоциацию он мог бы вызвать только у кого-то из попаданцев, если б хотя бы один из них мог видеть 'Боярина' со стороны. Но... единственный гость из будущего в этом квадрате моря сейчас стоял на мостике самого крейсера, а все остальные участники разворачивающейся у берегов Лаотеншаня драмы пока что не видели в своей жизни ни одного гидроплана даже на картинке. Да и слова такого ещё не знали...
