— Те умерли больше века назад.
— Эти не лучше. Грабители, насильники и убийцы выходят именно из него, больше неоткуда.
— Это так, — вздохнул призрак. — Значит, я буду очищать мой народ от преступников.
— А то, что почти у каждого преступника была причина стать тем, кем он стал, это ты знаешь?
— Да, но не всякая причина дает повод к прощению.
— Тогда я тебе советую хорошенько, дважды и трижды, думать всякий раз перед тем, как кого-то лишить жизни. Смерть, как правило, непоправима. И еще одно тебе скажу. Дерек Эльхемский, или, как ты там его называешь, Одноглазый Бастард, смертен. Нет, он может прожить еще очень долго, но однажды умрет. Мы, живые, все однажды умрем. А ты — нет. Ты уже мертвый. Ты со своими воинами, если народ признает, будешь его хранителем, защитником и неподкупным судьей. И он даст тебе столько силы, что никакому магу даже не снилось. Понял? Но пока... лучше тебе с Одноглазым не ссориться. С ним и его Конторой. Вам еще повезло, что местные жители больше боятся магов, чем призраков, и три века молчали в тряпочку, откупаясь от вас прохожими и проезжими, а вот тем — не повезло: их смерти на вас, и если Контора об этом узнает — развоплотят и тебя, и воинов начисто, весь отряд отправят во Тьму.
Призрак посмурнел, аж туман на дорогу инеем выпал.
— И что мне делать? Справедливость не всем по нраву, кто-нибудь достучится и до Конторы.
— Это твой риск, тебе думать, искать решения. А народ живет сиюминутными чувствами и справедливость понимает иначе, чем судьи. Так что рано или поздно нарвешься. Не буду клятвенно обещать, что оно поможет, но советую в этом случае просить разговора с самим Дереком. Убеждай, доказывай, что это вопрос государственной важности, может быть, согласятся. И тогда назови одно имя. Вийда. По-орочьи — "беспредельность". Запомнил? После этого Дерек тебя обязательно выслушает, а ты честно расскажешь ему все, не прикрашивая. Он без предрассудков и весьма практичен, так что пользу от твоего отряда сразу поймет.
Уфф... Призрачный эскорт отстал, его командира я загрузила по самые уши, так что пусть думает. Не знаю, что из этой затеи получится, может, и ничего хорошего, но при некотором везении эти парни вполне могут стать, как минимум, духами места, причем, в границах своего прежнего государства, а это немало. В худшем случае их развоплотят. Жаль, конечно, потраченных усилий, но все имеет свою цену, в том числе и убийства безвинных путников. И неразумные клятвы. И неумение извлекать уроки из поражений. Так что теперь надо оставить в покое и забыть то, что сделано, если оно как-то криво пойдет — само о себе напомнит.
И на кой же ляд я чужими проблемами маюсь? А чем еще маяться — своими, что ли? Так у меня одна проблема: быть нужной. Как только сделаю все, чего от меня хочет А.М., я, с очень большой вероятностью, сыграю в ящик, и моему мастеру-пепке даже не потребуется прилагать к этому каких-то усилий. "Утолив жажду, от источника отвернутся", — сказал Бальтазар Грассиан. Если когда-то в таком случае говорили: "Он нам не нужен, отпусти его!", то теперь говорят: "Он нам не нужен, убей!" Тому, кто манипулирует вероятностями, даже убивать меня не придется, не зря же сразу сказал, что смерть за мной по пятам ходит. А вот пусть обломается! Хоть он мастер игры, но не он же один, и на него найдется управа. Только пока об этом — молчок, даже не думать, оставляя в глубине сознания неоформившуюся мысль.
Наутро выхожу к другому селению, вокруг него широко и вольготно раскинулись сады, и пьяно пахнет забродившими фруктами. Деревья невысокие, кряжистые, с корявыми ветвями, склонившимися под тяжестью созревших плодов, и плоды эти падают, падают, падают с веток. Повсюду стоит легкий шорох и звук сочных ударов о землю. Что же такое случилось, что хозяева их не собирают? Нападение? Повальная инфекция? Мор? Да ну — при наличии магов жизни любое заразное заболевание лечится быстро и эффективно, исключение лишь для тех болезней, в основе которых лежит проклятие. Неужели тут именно оно? Вот же везет мне на всякую гадость... Ну, бутылек мертвой и фляжку живой воды я набрала, себя, если что, вылечу. А остальных — вопрос: я не лекарь, мой потолок, даже если вернусь в основную личность, это анестезия, остановка кровотечения и заживление ран.
Негусто. Впрочем, никто меня и не обязывал людей лечить, подам как-нибудь весточку в Контору — и выполнен долг. Аккуратно прощупываю эфиркой место, и, не найдя ничего вредоносного, усаживаюсь под деревом. Фрукты вкусные, вроде тутовника, только крупнее, сочные и такие сладкие, что мед им в этом смысле проигрывает. Горсти хватает, чтобы наесться до тошноты. Мой оставшийся с земной жизни вкус обычно выбирает сладкое, а вот организм, в котором то ли четверть, то ли три восьмых орочьей крови, углеводы не слишком хорошо переносит, и требует мяса, желательно, побольше, и можно даже сырым. Отхлебываю глоток из фляжки — и впрямь дура, надо было в нее нормальную воду набрать, а вместо одного бутылька у селян реквизировать два, но теперь думать об этом поздно. Подожду, пока здесь народ проснется, тогда нормальным питьем разживусь.
Тут нету никакого мора, да и жители не в пример приветливее, чем в том селении, у кургана. Первая из ворот выскочила девчонка лет шести, выгнала местных пташек-страусов попастись, сама за ними вприпрыжку бежит и хворостиной машет: "Ап-ша! Ашши!" Ничего не боится. Когда я к ней подошла, она подбоченилась и начала разговор, как взрослая:
— Тихого утра, доброго дня! К кому эдлэ в гости пришла? К старому Пегу? Он тоже орк, как ты, правда! И глазки узенькие, и клыки торчат. А почему у тебя клыков нет? Потому что тетя? — любопытство все-таки взяло верх, это нормально, слишком серьезными дети бывают лишь от несчастья.
— Старого Пега я не знаю, и к нему в гости не шла. Иду на Ладрогский тракт, — отвечаю ей, как взрослой. — Отдохнуть у вас можно? Да воды бы где взять, чтоб попить и умыться. А то, видишь, какая грязная?
— Да, тетя, — смеется девчонка. — Ты чумазая, как орк! Ой... — стушевалась.
— Что замолчала? — тоже смеюсь. — А то я не знаю, как нас называют! И орки людей тоже крепко любят, говорят: трусливый, как хуман. Главное-то не шутки, главное — уметь договариваться.
— И старый Пег нам тоже сказал: договорились вы, хуманы, до разоренья, договоритесь и до петли.
— Ну-ка, ну-ка, кто это как и до чего у вас договорился?
— Ой, тетя, не знаю, ты лучше к Одоне иди, или к Пегу, они тебе скажут. А я гшилок на луг погоню, а то опять ягод нажрутся, будут болеть, — и, подхватив подол, побежала. — Ап-ша! Ашши!
Одоня — необхватных размеров и гренадерского роста тетка, отыскалась сама, когда я баб у колодца спрашивала, где тут старый Пег живет. Прибежала, колыхая выдающейся, обтянутой сорочкой, грудью и размахивая широченными расшитыми рукавами:
— А ну, убирайся, откуда пришла! Никакого Пега здесь нету, уехал! Вот вчера на телегу сел и уехал! И куда — не сказал, и спрашивать запретил! И господину Водалту скажи — не будем продавать слачу, пусть вся сгниет. Ни куйна он с нас не получит, жлоб тижальский!
— Тише! — говорю. — И помедленнее. Кто такой господин Водалт? И чего за что он с вас хочет?
— Да пусть хотейку себе в дупу сует! — у нее что, скорость речи не переключается? Или, может, если она медленнее заговорит, то голос уйдет в инфразвук, вот и частит, чтоб повыше звучало? — Долги не наши, и отдавать не нам. А хочет по золотому с мешка свежей слачи — дадим ком навоза без сдачи, и пусть радуется, что целым ушел.
— Насколько я понимаю, тут тяжба в полном разгаре, — Одоня еще что-то вопит, но я говорю громко и медленно, чтобы все, кто присутствует при разговоре, слышали, о чем идет речь. — Клянусь, что не знаю, о каком господине Водалте речь, и, скорее всего, его самого никогда не видела. Иду на Ладрогский тракт, зашла попросить воды — попить и помыться, но, раз тут такой непорядок, задержусь, поговорим, разберемся.
Тетка, как только я поклялась, что Водалта их не знаю вовсе, немного успокоилась, а потом, как я и ожидала, притащила меня в полуземлянку старого Пега. Примечательный такой дед, колоритный. Кожа темно-оливковая, морщинистая, желтые клыки над губой торчат, меховая жилетка на голое, костлявое до жалости тело, куча фонящих природной магией цацек на груди и запястьях, кожаные, затертые до блеска штаны и стоптанные калижки на шишковатых ногах. Чистокровный орк, а живет среди хуманов, обзывается на деревенских, только что желчью не брызжет, а сам готов ради них в огонь и воду. Какая история его сюда привела и здесь задержала — не знаю, но уж наверняка есть. Недосуг выспрашивать, сейчас выясняем другой вопрос: кому, почему и сколько должно селенье Варлацы.
Ситуация знакомая и безвыходная, из разряда "сами виноваты, с жуликом связались". Господин Водалт, неслабый частнопрактикующий маг, специализирующийся по сельскому хозяйству, заключил устный, но от этого не менее твердый договор с селеньем Варлацы, на "благословение", как селяне называют стимуляцию урожайности сада. Только вот цену договора каждый подразумевал свою: селяне — "позлату", медную монету среднего достоинства с позолоченным профилем Альфара I, с каждого собранного мешка ягод, маг же — "по злату", по золотой монете с мешка. Понятно, что ни один нормальный человек так слачу не оценит, то есть господин маг смошенничал. Но по рукам ударено, слово дано — остается только платить.
Пег нашел лазейку — платить надо за собранный урожай, если ягоды не собраны, валяются на земле — можно оставить жулика с носом. Маг бесится, дважды подсылал к ним крепких парней для выбивания долга, один раз сам приходил, предлагал разойтись миром — отдать ему этот сад в качестве компенсации долга, только тем крепким ребятам накостыляли всей деревней по самое небалуйся, а сад отдавать магую — больно жирно с него будет. Но и потеря одного урожая — уже серьезный удар по благосостоянию селян, кто побогаче — развяжет узелки с припасенным про черный день, а у кого ни гроша не накоплено? В общем, монокультура — зло, всегда надо иметь хоть немного земли под зерновыми и бобовыми, не на продажу — для подстраховки от таких хитромордых дельцов. А господина Водалта следует проучить, хотя бы ради престижа магического искусства, излечить его, так сказать, от излишнего златолюбия.
Златолюбия. "Кто что любит, то того и погубит". Проклятие на невозможность получения оплаты. Условием снятия поставить клятву, что от претензий по саду отказывается и жульничать более ни в чем не будет. Только вот сформулировать почетче, чтоб не было никаких разночтений. До вечера мы втроем сидим в чистой, пахнущей свежим бельем и пирогами "веталке" тетки Одони, сочиняем текст и ругаемся. Я, как самая грамотная, пишу на доске углем и периодически стираю то одно, то другое слово. Иногда вместо пирога этим же углем и закусываю, недосып страшнейший и отдыха в ближайшие часы не предвидится. Вот когда доской закусывать начну — наверно, меня и отпустят. Нет, согласовали раньше.
— Утром проклинать будешь? — спрашивает Одоня.
— Нет, — отвечаю. — Не собираюсь я его проклинать. Это сделаете вы.
Ойййй... опять она зачастила, как пулемет, хоть затыкай уши. Ну и что, что он маг? Такой же человек, как и все, только отражающих сфер понавешено. И боевка — не его специальность, так что щиты явно не идеальны, да и невозможно постоянно их на себе держать, резерв восстанавливаться не будет. На Ирайе все разумные имеют, пусть иногда слабый, но магический дар. Если деревенских собрать в большую звезду, скоординировать — вон, и Пег мне поможет — то надежней, чем у любого одиночки получится. А если я наложу — то большой вопрос, получится ли у них даже при выполненном условии снять. Одоня притихла, задумалась.
— Так это, — говорит. — Как Дикой Лог сковали! Я ж из Дозиньцы родом, сюда взамуж выходила... а у нас Дикой Лог рядом, ежели теплая зима — вода бурлит, через него не проехать. Так нас бабки собирали мороз выпевать и выплясывать, чтобы Лог сковало. Пятнадцать девок, три старухи машут руками, кому когда выход делать. По очереди пели, потом возьмемся за руки — и плясать, а допляшем — как мороз грянет! И все по домам. Утром встаешь — ан, на улице все заиндивело, захрясло, и лед крепкий, что половицы — хоть пляши, хоть быками телегу тащи. Так и тут можно.
Запятую в этой истории я увидала, а вот точку — не успела, слишком долго ждать бы пришлось. Но и запятая меня порадовала. Вот представьте себе толстую тетку, которая тащит на себе мешок переспелой, исходящей забродившим соком ягоды. Ставит его у порога, садится на приступку и ждет. Где-то через час в селение является господин Водалт: в охотничьем костюме и шапочке с длинным пером, пуговки на камзоле серебряные, тонкой работы, плащ фибулой ювелирной работы с двухкаратным изумрудом застегнут, ни дать, ни взять — наследный прынц в изгнании. Я вообще тут классические плащи только раза три видела, вещь статусная и непрактичная, особенно летом. Сопровождают магуя двое дюжих слуг. Все трое — на хварах, если кто не знает — это ящерка такая, передние лапы короткие, а задние — кенгуру обзавидуется, только вот удерживаться в седле при его скоке — искусство посерьезней нашей верховой езды. А ведь некоторые на них даже сражаются, вон, степные орки или соплеменники капитана Ларута, с трудом замиренные хапры.
От этой троицы так и веет опасностью. Водалт соскакивает с хвара, подходит к толстой тетке: та спокойно греется на солнышке и за ним наблюдает. Маг без слов протягивает руку — тетка сует два пальца в карман и вытягивает золотую монету: "Бери, Водалт, золотой..." Тот берет, а тетка, не останавливаясь продолжает: "...вместе с нашим проклятьем — и отсохнет твоя рука до тех пор, пока не расторгнешь все жульнические договора и не поклянешься впредь не заключать подобных". Рука Водалта повисает плетью, золотой катится под ноги. Легкое движение другой, левой — в тетку летит что-то мерзкое, из разряда "псевдожизнь вредоносная", но растекается в лужу на подлете к крыльцу. Зря, что ли, я щит ставила. После атаки магуя выхожу на крыльцо и говорю:
— Уважаемый господин маг, вы только что использовали атакующее заклинание для нападения на мирных жителей. Это уже два серьезных преступления. Вы хотите на каторгу или предпочтете лишение дара? Что, не слышу? Нет-нет, не доставайте оружия, щит сработан на совесть... У вас есть выбор — либо вы даете клятву не жульничать (если вы — честный человек, для вас же ничего не изменится, правда?) и расторгаете договор с этой деревней, в этом случае вы исцелитесь, а мы позабудем о вашей несдержанности, либо можете валить отсюда куда хотите, не останавливаясь и назад не оборачиваясь, оставшись калекой на всю жизнь, либо делать, что задумали и ждать визита серьезных парней из Конторы. Выбор за вами!
