Дверь без предупреждения распахивается, первыми заходят две магички, проверяют помещение поисковыми чарами, развешивают следящие "глазки" и "ушки" (теперь тут жучков больше, чем вензелей на обоях: общеконторские, лично Дерека и этих вот баб), пропускают четверых парней во всеоружии и в форме императорской гвардии (не знала, что в ней служат и альвы), вслед за ними входит женщина под иллюзорной кисеей, и, страхуя от неожиданностей со спины, последними заваливаются два мага-боевика с плетениями щита четырех стихий. Дверь захлопывается с сочным щелчком. В вип-камере становится тесно и неуютно. Охрана, кроме двух магов, распределяется по периметру, контролируя каждую пядь пространства, дама подходит ко мне и убирает иллюзию. — Ваше императорское величество... — Ника и Вейли застывают в глубоких поклонах, я склоняю голову, как мне положено по местному протоколу, с трудом оторвав взгляд от лица вошедшей.
Альвы по-своему красивы, в особенности мужчины этой расы. Худощавые пропорционально сложенные фигуры, огромные выразительные глаза, высокие скулы при впалых щеках, носы прямые или с горбинкой, тонкие, хищные, переносица вровень со лбом. Лица, как клинки. Но внешность альвис кажется мне дикой и грубоватой. Ничего общего с утонченными эльфийками земных представлений. Эта же, хоть и не красавица, но настолько умело подчеркивает все особенности своего лица и фигуры, что невозможно оторвать взгляд — завораживает. Да еще глазищи такие золотистые, сияющие, влажные — как сама осень в гости пришла. И огненного цвета локоны по плечам. Царственная женщина. Альвальд в сравнении с ней, думаю, просто теряется: и росту среднего, и черты мягкие, без характерности, и во всех движениях мальчишество сквозит, не скажешь, что возраст к полтиннику. Можно было бы сказать: династический брак, если бы не то обстоятельство, что альвиса может зачать только от любимого. А у них уже двое детей. Бриан — взрослый по человеческим меркам, но подросток по альвийским, и малышка Альфлед, духовная наследница Райвана и, возможно, его правнучка. То есть, правнуки они оба, но только девочка унаследовала способность плести судьбы. У Бриана — дар стихийника чуть ниже среднего уровня, управляться с артефактами хватит, ну, и на бытовые нужды, это идеально вписывается в закон Альфара Первого о престолонаследовании. Альфлед же... что теперь с Альфлед?
— Доэрэ Хюльда, — легкий кивок. — И как вам альвийский хлеб? — голос энхеле Леикхэйд глубокий и чистый, интонации слишком богатые, в одной фразе — сотня оттенков смысла, простому орку вовек не понять.
— Благодарю, необыкновенно вкусный, — поднимаю глаза на альвису. — Наверное, сложно такой выпекать у нас, в Энсторе?
— О, нет, — улыбка. — Его прислали телепортом с моей родины. Половину съела моя семья за вечерьем, вторую...
Да... То, что большой альвийской семье хватило на ужин, я слопала за один присест. Ладно, спишем все на орочью физиологию.
— Вторую только что съела я. Никак не могла остановиться, уж очень он у вас вкусный.
— Это значит, доэрэ Хюльда, что вы преломили с нами хлеб. Поверьте, многие люди безуспешно добивались этой чести. У нас преломивший хлеб за вечерьем становится младшим членом семьи, на год или до тех пор, пока не откажется по доброй воле. Владыка Ингленниэн атуэ Ликрейв передает вам через меня, что младший в семье всегда может рассчитывать на ее защиту и помощь, но и сам должен помогать ей во всем, что не противоречит его убеждениям и прежде данным клятвам.
— Проще говоря, энхеле Леикхэйд, вы меня вербуете в качестве агента семьи Дождливого Леса?
— Доэрэ Хюльда, — альвиса сокрушенно качает головой. — Ах, доэре Хюльда. Служба приучила вас к недоверию, но, на самом деле, мы не ждем от вас ничего такого, что осудила бы ваша Контора, и даже были бы рады, если бы вы своевременно ставили ее в известность о своих действиях.
— Простите, я — глупая орка, и плохо понимаю хитросплетения альвийской политики. Вы прямо скажите, что вам от меня нужно, а я отвечу, смогу ли это сделать.
— Прямо? — альвиса распахнула очи. — И вы не будете требовать ответной услуги?
— Ну, разве что понадобится когда-нибудь взвод альвийских стрелков, — я кивнула на ее охрану. — Вы уж не откажите.
— Только если это не пойдет вразрез с интересами семьи Дождливого Леса, — обрадовалась она. — И Империи людей, — добавила после непродолжительной паузы.
Энхеле Леикхэйд кивнула магичкам, и те быстро накинули на нас кисею тишины. Когда она перевела на меня взгляд, что-то в ее лице изменилось. Вместо недавней маски светской дамы на меня смотрела уставшая и встревоженная женщина.
— Вчера в мой сон пришла Альфлед, — сказала она. — Дочь просит, чтобы вы возглавили делегацию, которая отбудет на Кугро через десять-пятнадцать дней.
— А ее состав еще не утвержден?
— О том, что она будет послана, я узнала от дочери. Ни муж, ни кабинет министров об этом ничего не знает. Но ведь Альфлед — плетельщица, и способна не только предвидеть, но и влиять на будущее. Когда она говорит, что делать — это следует выполнять, и именно так, как она скажет.
Я усмехнулась про себя. Двенадцатилетняя девочка рулит императорской четой, как хочет, и благо, что у Империи есть еще несгибаемый Дерек.
— Я предложу это главе Тайной Службы, — ответила я. — А дальше — как он решит.
— О, Дерек энхэ Эльхем обязательно согласится, он сам — плетельщик, и может просмотреть вероятности. Но вы сами — согласны?
— Да, — говорю. — Конечно, согласна. Только учебник по дипломатическому протоколу какой-нибудь можно? Иначе таких залепух наделаю — и у Дерека волосы дыбором встанут.
Альвиса засмеялась. Шутка, конечно, глупая, но разрядка от нее была настоящая, и в этот момент я поняла, чего стоил ее непроницаемый вид.
После ухода высокой гостьи со всей ее свитой я собралась поспать, но, не успела моя голова коснуться скатанной куртки, как опять щелкнула дверь. Тут вообще с основными физиологическими потребностями считаются, или мне к Санычу в Эльтурон податься? Я ж пойду! И забуду на стену плюнуть.
Дерек без разговоров поманил меня за собой, сделав знак Нике и Вейли, чтоб оставались, и мы с ним, сопровождаемые четырьмя якобы слугами, еще минут пять плутали по коридорам. Пришли в морг. Точнее, в мастерскую некроманта, что сразу почуялось по стылой ауре места, не смотря на полное отсутствие запахов и пустоту на столах. Нас встретил седой, тощий и сутулый дядька в балахоне, характерном для его профессии. Остальные маги этот наряд давно не носят, только у тех, кто работает с трупами, есть потребность в свободном, немарком и дешевом одеянии, которое не жалко и сжечь, как только придет в негодность.
— Вэль Гальмин — вэль Хюльда... как препарат? Подготовили? — Дерек торопился и нервничал, но как-то слишком и напоказ.
— Да, ваше...
— А, Гал, без чинов! Тащи ее сюда.
Некромант открыл шкаф и достал голову ллири, женщины, судя по длинным "волосам" и отсутствию такой же растительности на щеках и подбородке. Вообще-то, волосы ллири — не волосы вообще, это тонкие кожные выросты с кровеносными сосудами внутри, они играют роль жабр при длительных погружениях. Такие волосы, понятное дело, нельзя стричь, и они делают ллири крайне уязвимыми в бою, ибо рассеченная прядь дает сильное кровотечение, а при одновременном разрезании всех волос еще неизвестно, от чего умрет погонщик рыб — от болевого шока или от мгновенного обескровливания. Поэтому ллири берегут свои шевелюры, упаковывая их в костяные сетки и шлемы. Причем, сетки — это для мирного времени. Но у этой головы волосы были целы. Глаза тоже остались на месте, и бессмысленно таращились сквозь щитки, а черты лица были искажены смертной мукой. Да, забыла сказать, глаза ллири защищены от соленой воды третьим веком, превратившимся в результате направленной эволюции в подобие очков для плаванья. Медики и некроманты называют их "щитками", но выглядит это как рыбье пучеглазие.
Если говорят, что человек — эволюционировавшая на мелководье обезьяна, то ллири пробыли в воде значительно дольше людей, но меньше дельфинов, приобретя многие приспособления для житья в море. Фигура мало изменилась, только легкие стали больше, грудная клетка — шире, а пальцы — длиннее, получив перепонку до первой фаланги. Но вот лица нечеловеческие. Большой лоб, огромные выпуклые глаза, крошечный носик и маленький рот, который становится широкой пастью, полной острых зубов, как только ллири его открывают, почти отсутствующий подбородок — все это делает их внешность полудетской и страшноватой одновременно, хотя мангаки с Земли, наверно, затянули бы хоровое "ня" и поголовно влюбились в эту расу. Особенно с учетом того, что ллири неразборчивы в половых связях и без предубеждений относятся к однополым отношениям. Неудивительно, при их похотливости и чувствительной коже. Костяные щитки, естественная защита у боевой подрасы, хоть немного снижает возбудимость, а магически одаренная подраса — это постоянный объект похабных анекдотов, естественно, не в их присутствии. Ибо могут наказать, и жестоко.
Их мужчины легко сходятся с женщинами любой гуманоидной расы, с той же легкостью их и бросая, женщины ллири более постоянны — их интереса хватает, обычно, на несколько лет, потом или начинают гулять напропалую, или оставляют бедолагу-мужа с двумя-тремя отпрысками на руках и сбегают на свои плавучие острова. Полукровки бывают двух фенотипов: либо в мать, либо в отца. Квартероны наследуют только большеглазость и похотливость ллири, в остальном походя на другие родительские расы. Постоянных браков у ллири не существует, верность — понятие в их среде неизвестное, но своему народу эти существа преданы до самозабвения, и если, например, возлюбленный ллири попробует навредить чем-то родным или друзьям своей девушки, та его без колебаний убьет и жалеть об этом не станет. Так вот, эта ллири, чья зачарованная голова стояла на подставке и отвечала на наши вопросы, была умерщвлена своими.
— Назови свое имя.
— Айнхиэла Оифа.
— Кто тебя убил?
— Я не знаю их имен.
— Раса?
— Погонщики волн.
— Род?
— Разных родов.
— Кто ими командовал?
— Человек.
— Маг?
— Да.
— Его направление силы?
— Некромант.
— Как тебя убили?
— Сварили тело. Отделили голову.
— Для чего они тебя убили?
— Не знаю.
— На что тебя закляли?
— Что я освобожусь, передав послание этому человеку, — взгляд на Дерека.
— Передавай, — сказал Дерек.
— Магистр, маг смерти Пекрито, — голос мертвой ллири изменился, приобретя шелестящие интонации. — Передает младшему собрату по магическому ремеслу, подмастерью Райвана Убийцы, Дереку, чтобы тот и не думал посылать войска на Кугро. Иначе мы сварим твоего сына так же, как сварили любовницу, а его голова будет служить для колки орехов. И не смей мешать нам любым другим способом! Все равно вы передохнете, но хотя бы оттянете гибель на несколько лет. Решай сам. Я все сказал!
Голос пресекся, как прерванная запись, веки мертвой головы вздрогнули и закрылись.
— Может, не стоило ее так сразу отпускать? — спросил некромант.
— Стоило. С этой женщиной я прожил пять лет. Прекрасной души чело... ллири.
Лицо шефа было слишком спокойно, чтобы я могла поверить в его искренность.
— Сколько лет сыну? — спросила я.
— Двадцать восемь.
— Он — маг?
— Менталист. Не особенно сильный. Жаль, умный был мальчик.
— Почему был? Он же, вроде, еще жив.
— Я не собираюсь принимать их условия, — ответил Дерек и вышел, резко хлопнув дверью. Еле успела выскочить вслед за ним. Догнала.
— Императрица говорила со мной.
— Знаю.
— Она попросила возглавить делегацию на Кугро.
— Посольство, — поправил Дерек.
— Не суть важно. Как ты относишься к этому?
— Валяй! Не забудь только сбежать, когда вместо нас заговорят брети.
— Считаешь, бесполезно?
— Ага. Слушай, Хю, и без тебя тошно! Иди-ка ты спать, не мельтеши под ногами.
Ну, спать — так спать. Это я завсегда готова. Вернулась к себе, благо, "ливрейный слуга" с аурой неслабого менталиста подсказал мне дорогу. Тут вообще странные типы ошиваются, все — не те, кем хотят казаться. Иные почти не скрывают подделки, как недавний "слуга", к другим и не присмотришься как следует — взгляд съезжает. Нет, я, конечно, понимаю, присутствие менталистов на званом обеде резко снижает лживость бесед и страхует от более серьезных проблем, но в Конторе просто не знаешь, как к нему обращаться: "вэль" или "любезный".
На ковер я упала, засыпая в полете. Самое сладкое в мире яство — сон. Точно подмечено, только каждый норовит его у меня отобрать. Ведь себе ж не возьмешь — нет, будят, тормошат...
— Ви! Вийда, сестренка, пошли! Ну, что развалилась, осознавайся уже, нужна позарез! По-о-одъем, зеленое мясо! — и дергает меня за голову.
Вырываюсь из захвата, разворачиваюсь хитровыделанным сальто — а чего б не кувыркнуться, когда в астрале. На меня смотрит моя копия. Мертвая Хюльда. Как заматерела-то, а! Плотность такая, что при желании вполне может проявляться феноменами в эфире, а там до физического плана рукой подать.
— В реальность вернуться решила? — спрашиваю. — Если хочешь, источник научился копировать мое... ну, наше тело, сделаю еще одно — вселишься, будем как близнецы.
— На куйна мне? — удивляется мертвая Хю. — Я тут империю строю. Астральную. Круче Альфара буду. Альвийский сектор сам подтянулся, орков постоянный приток и отток, ты же знаешь, они долго на одном месте не сидят, только померли — тут же рождаются, ллири потихоньку интересовались — достала их некрота, вот пара духов похитрее и кружит под стенами Эйде, вынюхивает. А коротышки, конечно, уперднутые, но, учитывая, что с Кугро постоянно какую-то гадость запускают в астрал, дварфы тоже сюда скоро явятся. Нам-то она не проблема — ты ведь знаешь, чем ее убивать кроме смеха, правда? Пошли, покажешь. А то мы с твоими мухарапундиками никак сладить не можем, смешат всех без разбора. И не хочешь — покатываешься. Двое парней со смеху на перерождение сразу ушли. Представляешь — родятся у кого-то младенцы с улыбкой во весь рот! Попрание всех традиций.
А сама тянет меня, тащит, меняя состояние на особенную, хорошо знакомую атмосферу крепости Эйде. Ойййй... разрослась-то как, больше Энсторы. Альвийский лес мягко переходит в дикую степь, по которой рассыпались разноцветные шатры: каждое племя по-своему шкуры красит, а уж там, где все зависит от воображения, оно развернулось не на шутку. Городу тоже место нашлось, в центре торчит донжон в форме главного здания Московского Универа, только местные его проапгрейдили по своему вкусу: добавили стенам массивности, а окнам — стрельчатости. Крепостные стены окружают вовсе не город, а все это безобразие вместе с лесом и степью, и на пяти углах прямо в воздухе парят, покачиваясь, раскормленные мухарапундики.
