— Как ты думаешь, что, черт возьми, он собирается делать? — хмыкнул Гаджелис. — Если бы он планировал помочь нам, прежде всего у него не было бы никаких причин прерывать связь с Джанетто, не так ли?
— Возможно, это было лишь временно, сэр, — неуверенно сказал Талберт. — Вы знаете, что у некоторых наших подразделений были проблемы с подразделениями морской пехоты, а личный состав эскадры Прокурова и близко не был подобран так тщательно, как у нас. Если его морские пехотинцы попытались остановить его, и ему потребовалось некоторое время, чтобы восстановить контроль...
— Было бы мило, если бы так и случилось, — прорычал Гаджелис. — Но я сомневаюсь, что это произошло. Даже если бы Прокуров хотел вернуть контроль после того, как он его потерял, я не думаю, что это имело значение. Я никогда ему не доверял, что бы там ни думал принц.
— Значит, вы думаете, что он с самого начала был частью того, что происходит, сэр?
— Сомневаюсь в этом, — неохотно сказал Гаджелис. — Если бы это было так, он бы просто не сидел там почти двадцать минут. Он бы двинулся к Старой Земле, как только начали двигаться те четверо других предателей.
Он сердито уставился на замороженный вторичный тактический график, где информация от датчиков ближнего космоса штаба обороны Земли показывала четыре авианосца, которые заняли позиции вокруг планеты. Эти датчики больше не работали, благодаря системам точечной защиты, которые систематически устраняли любые платформы, не связанные жестко с Лунной базой, но они просуществовали достаточно долго, чтобы точно сказать Гаджелису, кто его ждет.
Талберт искоса взглянул на своего босса. Коммандера не очень заботило, как все это развивалось. Как и Гаджелис, он знал, кто там командует, и это его не особенно радовало. Он также не предполагал получить те приказы, которых ожидал, как только четырнадцатой эскадре авианосцев удастся обеспечить безопасность планетарных орбит. Но у него не было особого выбора. Он слишком давно продал свою душу Эйдуле, чтобы сейчас сомневаться.
По крайней мере, им не нужны были разрушенные сенсорные платформы, чтобы следить за Прокуровым. Дальность обнаружения авианосцев с фазовым приводом от корабля к кораблю составляла почти тридцать световых минут, а двенадцатая эскадра авианосцев находилась менее чем в десяти световых минутах от "Трухильо". На таком расстоянии они не смогли бы обнаружить ни одного из более мелких паразитов Прокурова — максимальная дальность обнаружения крейсера составляла всего восемь световых минут, — но они могли точно видеть, что делали носители Прокурова.
Тем не менее, он чувствовал бы себя намного увереннее, если бы мог точно сказать, что происходит на орбите Старой Земли. Корву Эйтилиус был хитрым старым лисом, а старший капитан Глория Демесне, командир крейсеров Эйтилиуса, была еще хуже. При шансах шесть к четырем или нет, он не горел желанием связываться с ними. Особенно, если Прокуров собирался ввести свежую эскадру авианосцев на их задницах.
— Адмирал, — сказал представитель службы связи, — у нас входящее сообщение для вас по вашему личному каналу.
Гаджелис поднял глаза, затем хмыкнул.
— Только на наушники, — сказал он, затем откинулся на спинку кресла и флегматично слушал почти две минуты. Наконец, он кивнул на метку связи в конце сообщения и посмотрел на Талберта.
— Что ж, — мрачно сказал он, — по крайней мере, мы знаем, что будем делать, когда доберемся туда.
* * *
Франческо Прокуров откинулся на спинку своего командирского кресла, обдумывая свой собственный тактический план. Ситуация становилась все хуже... и интереснее. К его особому удивлению, другие авианосцы его эскадры и шкиперы сопровождающих судов были более чем готовы следовать его приказам. Некоторые из них предпочли притвориться, что делают это только из страха перед подразделениями морской пехоты эскадры, что было довольно глупой (если по-человечески) попыткой прикрыться в худшем случае. Но хотя Прокуров, возможно, и не был другим Хельмутом, он всегда умел внушать лояльность — или, по крайней мере, доверие — своим подчиненным. Теперь эти подчиненные были готовы последовать его примеру сквозь надвигающийся на них хаос, и он только надеялся, что ведет их к победе, а не к бессмысленному разрушению.
В любом случае, однако, он вел их к исполнению их долга, и это было просто необходимо сделать.
Но у него были все намерения сочетать долг и выживание, и, в отличие от Гаджелиса, у него был доступ ко всей тактической информации Лунной базы, что давало ему гораздо более четкое представление о деталях, чем могли бы иметь Гаджелис или другие лоялисты Эйдулы в системе. Например, он знал, что Гаджелис еще не запустил свои крейсеры (или не запустил по состоянию на десять минут ранее), что имело немалый смысл, и что тринадцатая эскадра адмирала Ла Паса — или то, что от нее осталось после первоначального дезертирства откормленных тельцов — приближалась с его кормы. Но Ла-Пас не должен был стать проблемой, что бы ни случилось. Его одинокая пара носителей никак не имела бы большого значения после того, как шестерка Гаджелиса и объединенная восьмерка откормленного тельца и 12-й эскадры перемелют друг друга. Кроме того, 13-я эскадра отставала от 12-й по меньшей мере на шесть часов.
Нет, действительно интересный вопрос заключался в том, что произойдет, когда Гаджелис ворвется в эскадру откормленного тельца, и на данный момент было совершенно очевидно, что Гаджелис — который, несмотря на свою фамилию, не отличался особым командирским воображением — придерживался стандартного тактического подхода.
Каждый из его авианосцев нес двадцать четыре субсветовых крейсера-паразита и сто двадцать пять истребителей, что давало ему в общей сложности сто сорок четыре крейсера и семьсот пятьдесят истребителей, но на сами авианосцы приходилось тридцать восемь процентов его установок антикорабельных ракет, тридцать два процента его энергетического оружия, сорок процентов его кластеров ближней лазерной защиты и сорок восемь процентов пусковых установок его противоракет. Не только это, но и авианосцы были значительно тяжелее бронированы, их энергетическое оружие было в шесть раз мощнее бортовых энергетических установок крейсера, а их ракеты-убийцы кораблей были больше, имели большую дальность действия и оснащались как более разрушительными боеголовками, так и гораздо более совершенными средствами проникновения и РЭБ. И как еще одно незначительное соображение, авианосцы, чьи корпуса в двести раз превышали объем любого крейсера-паразита, имели гораздо более мощные системы управления огнем и общую компьютерную поддержку.
Крейсера, скорость разгона которых более чем в три с половиной раза превышала скорость огромных авианосцев, были выбраны наступательными платформами имперского флота. Они могли бы приблизиться быстрее, и ни один тяжелый, неповоротливый звездолет не развивал такого ускорения, чтобы избежать их внутри предела Цукаямы звездной системы. Но они также были гораздо более хрупкими, а емкость их погребов была намного ниже. И вне противоракетной защиты своих носителей они были гораздо более уязвимы для поражения ракетами большой дальности, даже с других крейсеров, не говоря уже о звездолетах. Таким образом, хотя Гаджелис, по сути, в душе был командиром крейсера, он сдерживал своих паразитов до тех пор, пока его носители не смогли подобраться достаточно близко, чтобы поддержать их, когда они пошли против откормленных тельцов.
Это было именно то, к чему призывал Устав, и, учитывая то, что знал Гаджелис, это был также умный, хотя и осторожный ход.
Конечно, Гаджелис не знал всего, не так ли?
— Найдите Нью-Мадрида, — холодно сказал Роджер.
Он был без доспехов, но все еще был одет в облегающий костюм "в обтяжку", который обычно носили под ними. Комбинация встроенного в костюм жгута и его собственного высокоэффективного наннитового пакета запечатала культю его левой ноги, подавила боль и насильно вывела его тело из шока. Но ни одно средство вообще ничего не сделало с той раскаленной добела яростью, которая переполняла его.
— Найдите его, — тихо сказал он. — Найдите его сейчас же.
Он оглядел лица людей и мардуканцев, собравшихся вокруг него в комнате императрицы для личных аудиенций. Закопченная и окровавленная униформа их владельцев, изодранные и обожженные боевые доспехи были так же неуместны на фоне их элегантного окружения, как и его собственный пропахший дымом и потом облегающий костюм, но странный контраст в данный момент его совершенно не интересовал. Его мысли были слишком заняты женщиной, находившейся через три двери по коридору, которая кричала всякий раз, когда видела мужское лицо.
— Где Растар? — спросил он.
— Погиб, ваше высочество, — сказал один из васинов, отдавая честь. — Он умер, взяв ворота.
— О, черт возьми. — Роджер закрыл глаза и почувствовал, как мышцы его челюсти напряглись от внезапного спазма боли, которого он не чувствовал, когда потерял ногу. Спазм, который, как он знал, будет повторяться снова и снова, когда, наконец, будут подсчитаны общие потери.
— Катроне? Нимашет? — спросил он, его голос был резким и ровным от страха, в котором он не был готов признаться даже самому себе.
— Они живы, — ответил старший сержант из личного состава императрицы — настоящего личного состава императрицы. — Они уже в пути. Как и мисс О'Кейси и старший сержант Косутич.
— Хорошо, — сказал Роджер. — Хорошо.
Он постоял мгновение, раздувая ноздри, затем встряхнулся и снова оглянулся на своих спутников.
— Найдите Нью-Мадрида, — повторил он ледяным голосом. — Этот скользкий ублюдок будет прятаться где-то поблизости. Поищите чрезмерно разодетую служанку. И скажите Косутич, когда она приедет сюда — пусть идет к императрице. Безопасность моей матери на данный момент находится в ведении Косутич.
— Да, ваше высочество, — сказал старший сержант и начал шептать в свой коммуникатор.
— Вы знаете, — прокомментировал Кьерульф командному пункту в целом, — я решил, будто скорее рад, что адмирал Прокуров на нашей стороне.
— Аминь этому, сэр, — горячо сказал старший тактический офицер, восхищенно улыбаясь своим показаниям. Прокуров запустил свои крейсеры — и истребители — через двадцать минут после того, как привел в движение свою эскадру. Для запуска с холодного старта без предварительного предупреждения это было очень подходящее время, и это хорошо говорило о готовности его людей выполнять его приказы. Теперь эти крейсера и истребители неслись вперед с ускорением четыреста пятьдесят g, что более чем в два с половиной раза превышало ускорение его авианосцев, но составляло едва ли три четверти от их собственного максимума. С такой скоростью и при соблюдении строгой дисциплины контроля выбросов дальность обнаружения их с борта корабля сократилась едва до четырех световых минут. Но это означало, что они все равно достигнут орбиты вблизи Старой Земли чуть более чем за два часа, в то время как 14-я эскадра все еще находилась на расстоянии более трех часов при своем текущем профиле полета. Они доберутся туда намного раньше своих собственных носителей, но удвоят силу паразитов откормленного тельца, что с лихвой компенсирует численное преимущество Гаджелиса, особенно с учетом поддержки носителей откормленного тельца.
Конечно, было чрезвычайно вероятно, что Гаджелис все равно победит их до того, как они доберутся до Старой Земли, но, зная Гаджелиса, он ничего не мог сделать, чтобы раньше доставить туда свои носители...
— Они захватили дворец, — мрачно сообщил Ларри Джанетто с дисплея связи адмирала Гаджелиса. Его голос был не слышен никому другому на флагманской палубе "Трухильо", но он отчетливо доносился из адмиральского наушника.
— Да, сэр, — сказал Гаджелис вслух. Он осознавал необходимость тщательно подбирать слова, чтобы кто-нибудь из его слабовольных подчиненных не усомнился в своих обязанностях, особенно если у него было время поразмыслить над этим.
— Они все еще играют осторожно. Они не утверждали, не подтверждали — и не опровергали — что этот маленький ублюдок Роджер вернулся, но слухи все равно распространяются как лесной пожар. И они послали легкую бронетехнику и штурмовые шаттлы, чтобы доставить премьер-министра, других членов кабинета министров и лидеров основных партий как в палате лордов, так и в палате общин, а также по меньшей мере дюжину крупных журналистов, — продолжил Джанетто. — Как только у них появится шанс провести независимое обследование императрицы, нам всем крышка. Если, конечно, мы не позаботимся о том, чтобы результаты этого обследования никогда не станут известными.
— Понимаю, сэр.
— Будь уверен, что ты это сделаешь, Виктор. — Голос Джанетто был мрачнее, чем когда-либо, когда он вглядывался в экран коммуникатора на борту неприметного судна, уносящего его с планеты. — Единственный способ уберечь все от развала — это устранить с орбиты дворец и всех этих ублюдков. Что также будет означать уничтожение ужасно большого куска Империал-Сити. Официально известно, что "Роджер" уже взорвал дом принца Джексона и офис в центре города в попытке убить его. Если дворец исчезнет, о чем станет известно всем, как только мы закончим раскручивать историю, это произойдет потому, что нашим доблестным защитникам удалось удерживать его достаточно долго, чтобы прибыл флот. В этот момент он либо покончил с собой, чтобы избежать поимки, либо — что еще лучше — ударил по дворцу своим собственным кинетическим оружием и сумел сбежать в суматохе. Ты понимаешь, что я тебе говорю, Виктор? И что это одобрено принцем?
— Да, сэр. Я уже получил известие от принца Джексона, и он полностью согласен.
* * *
Роджер заставил одного из мардуканцев найти сломанную пику и опирался на нее, когда привели Нью-Мадрида. Роджеру пришлось признать, что он действительно был немного похож на своего отца. На самом деле они никогда раньше не встречались. Жаль, что встреча обещала быть такой короткой, холодно подумал он.
— Дай мне меч, — сказал он ближайшему васину, когда двое диаспранских пехотинцев бросили его отца к его ногам.
Граф Нью-Мадрид дрожал, на его перепуганном лице выступили струйки пота, и он молча смотрел на Роджера, когда мардуканец протянул ему клинок. Кавалерийская сабля была бы двуручным мечом почти для любого человека, но Роджер держал ее в одной руке, твердо, как скала, когда провел кончиком лезвия под подбородком своего отца.
— Мне любопытно, отец, — сказал он. — Интересно, почему моя мать закричала при виде меня? Почему она должна ожидать увидеть мужчин, которых она даже не может вспомнить, в своей спальне? Почему она вся в синяках и ожогах? Почему она думает, что кто-то, похожий на меня, убил моего брата Джона у нее на глазах? Как думаешь, отец, ты мог бы знать ответы на эти вопросы?
— Пожалуйста, Роджер, — захныкал Нью-Мадрид, неудержимо дрожа. — Пожалуйста! Я... я твой отец!
— Они называли меня "плохим семенем", — полушепотом сказал Роджер. — Обычно за моей спиной. Достаточно часто мне в лицо. Я задавался вопросом, что могло заставить их так ненавидеть меня? Что могло заставить мою собственную мать так ненавидеть меня? Теперь я знаю, не так ли, отец? Что ж, отец, когда врач обнаруживает рак, он его вырезает. — Роджер отбросил пику и двумя руками поднял меч над головой, балансируя на здоровой ноге. — И я собираюсь вырезать тебя!
