Элеонора О'Кейси шла слева от него, спокойная и исполненная достоинства, более привычная к этой комнате, чем даже Роджер. Затем док Добреску, чувствующий себя неуютно в официальной одежде. Кринди Фейн, все еще в своей кожаной сбруе и килте. А прямо за ним стоял Д'Нал Корд — раб, наставник, телохранитель, друг — и Пиди Карузе.
Томас Катроне шел позади двух мардуканцев, но Роджер чувствовал за собой еще кого-то. Д'Эстри и Гроннинген. Доккум, Пентзикис и Босум. Капитан Красницки с "Деглоппера", который взорвал свой собственный корабль, чтобы забрать с собой второй крейсер святош. Айма Хукер и даже энсин Гуха, невольный саботажник-зомби "Деглоппера". Кейн и Савато. Растар, размахивающий мечом, когда его циван-конь отошел в сторону. Список можно было продолжать и дальше, но самое главное, он почувствовал дружескую, отеческую руку на своем плече. Ощущение было настолько сильным, что он действительно посмотрел в сторону, и на мгновение чем-то другим, кроме своих глаз, он увидел лицо Армана Панера, спокойное и трезвое, готовое принять любой вызов ради своего принца и своей империи. А рядом с Панером стоял Костас Мацуга, наблюдая за происходящим, задаваясь вопросом, достаточно ли хорошо Роджер одет для официальной аудиенции, и восхищаясь обувью Депро.
Он дошел до первой линии ограждения, где подданные останавливаются и преклоняют колени перед императрицей, и продолжил идти, подгоняемый срочностью в своем сознании, подталкиваемый вперед своими призраками. Он миновал вторую линию, потом третью. Четвертую. Пока он не добрался до пятой и последней, где его трость раскинулась по обе стороны от него. И тогда, наконец, он опустился на оба колена и склонил голову.
— Ваше величество, — сказал он. — Вы звали, я пришел.
Александра посмотрела вниз на его склоненную голову, затем перевела взгляд на спутников, которые последовали за ним в ее присутствие. Она прервала свое рассмотрение при виде туфель Депро и слабо улыбнулась, как будто в полном понимании. Затем она кивнула.
— Мы — Александра Харриет Кэтрин Гризельда Тиан Макклинток, восьмая императрица Человечества, восемнадцатая из нашего Дома, получившая корону. В последнее время нам временами становилось нехорошо. Это серьезно влияло на наше суждение. Но в этом месте, в это время Мы те, кто мы есть. В любой момент это может измениться, но на данный момент мы находимся в здравом уме, о чем свидетельствуют лечащие врачи и что было доказано в беседе с нашим премьер-министром и другими министрами, собравшимися здесь.
Она сделала паузу и оглядела тронный зал — не только Роджера и его спутников, но и всех остальных, собравшихся там, и слегка кивнула.
— Было восемнадцать императоров и императриц, начиная с Миранды Первой. Некоторые из нас погибли в бою, как и наши сын и дочь. — Она печально замолчала, вспомнив своих собственных детей и внуков. — Некоторые из нас умерли молодыми, некоторые старыми. Некоторые из нас умерли в своих постелях...
— И некоторые в других кроватях, — пробормотал Джулиан себе под нос.
— ...и некоторые в результате несчастных случаев. Но все мы умерли, метафорически, прямо здесь, — сказала она, постукивая левой рукой по подлокотнику древнего командирского кресла. — Ни один император или императрица Макклинтоков никогда не отрекались от престола. — Она сделала паузу, сердито выпятив челюсть, и снова посмотрела на склоненную голову Роджера.
— До сих пор.
Она вырвала тяжелый шлейф из рук своих сопровождающих и встала, обернув его вокруг левой руки, пока не обрела некоторую способность к самостоятельному передвижению. Затем она спустилась по четырнадцати ступенькам на стеклянный пол.
— Роджер, — рявкнула она, — тащи свою задницу сюда.
Роджер поднял глаза, его лицо было суровым, и один мускул дернулся на его щеке. Но он встал по ее команде и подошел к основанию лестницы.
— На организацию коронации ушли бы недели, — сказала Александра, глядя ему в глаза, ее лицо было таким же суровым, как и у него. — И у нас нет времени, не так ли?
— Нет, — холодно сказал Роджер. Он хотел поговорить со своей матерью, когда вернется. Это было не то.
— Прекрасно, — сказала Александра. — В таком случае, мы пропустим церемонию. Протяни свою правую руку.
Роджер подчинился, все еще глядя ей в глаза, и она с силой вложила скипетр ему в руку.
— Скипетр, — выплюнула она. — Символ вооруженных сил империи, главнокомандующим которыми ты теперь являешься. Изначально это было простое устройство для дробления черепов ваших врагов. Используй это с умом. Никогда не сокрушай слишком много черепов; точно так же никогда не сокрушай слишком мало.
Она с трудом освободилась от тяжелого шлейфа из меха ледяного тигра и обошла вокруг, чтобы набросить его ему на плечи. Она была высокой для женщины, но ей все равно пришлось приподняться на цыпочки, чтобы приладить его на место. Затем она снова встала перед ним и застегнула плащ на горле.
— Большой, тяжелый, черт возьми, плащ, — огрызнулась она. — Не могу вспомнить, что это за символ, но это будет занозой в твоей имперской заднице.
Наконец, она сняла корону и с силой нахлобучила ее ему на голову. Она была изготовлена по размеру ее головы ко дню ее собственной коронации и оказалась слишком маленькой для Роджера. Она сидела у него на макушке, как чересчур маленькая шляпа.
— Корона, — сказала она с горечью. — Первоначально это был символ шлемов, которые короли носили в бою, чтобы враг знал, в кого стрелять. Почти с той же целью и сегодня.
Она отступила назад и кивнула.
— Поздравляю. Теперь ты император. Со всеми вытекающими отсюда полномочиями и ужасной ответственностью.
Глаза Роджера оставались прикованными к ее глазам, жестким, сердитым. Так много лежало между ними, так много боли, так много недоверия. И теперь паровой каток истории, ответственность, которая унесла жизни восемнадцати поколений их семьи, восседала у него на голове, лежала на плечах, утяжеляла его правую руку. Нежеланная, внушающая страх, и все же его — ответственность, от которой он не мог отказаться, которой он отдал стольких своих погибших, и которой он должен пожертвовать не только своей жизнью, но и жизнью Нимашет Депро и их детей.
— Спасибо тебе, мама, — холодно сказал он.
— Носи их на здоровье, — резко сказала Александра.
Она встала, встретившись с ним взглядом, а затем медленно — так медленно — ее лицо исказилось. Ее губы задрожали, и внезапно она бросилась в его объятия и обвила его своими руками.
— О, Боже, мой сын, мой единственный сын, — рыдала она на его груди. — Пожалуйста, носи их с лучшим здоровьем, чем у меня!
Роджер посмотрел на бесполезную дубинку в своей руке и бросил ее сверху вниз Хоналу, который выставил ее так, как будто она была радиоактивной. Затем он сел на ступени трона Человека, обнял свою мать и с бесконечной нежностью держал ее у себя на коленях, пока она рыдала о своем горе и потере — потере своего правления, своих детей, своего разума — на плече своего единственного ребенка.
Copyright Н.П. Фурзиков. Перевод, аннотация. 2023.
