Его подняли. Он чувствовал, как на руках от запястья до плечевого сустава застёгиваются несколько пар магнитных наручников. Хольгера и его скафандр уже вынесли — в опустевшем "отсеке" не было ничего, кроме пролома во всю стену.
Он успел увидеть Стивена, неподвижно лежащего ничком, и учуять запах ионизированной органики, прежде чем его вытащили наружу. Там рядом с трупами сарматов-патрульных стоял транспорт, внешне похожий на потрёпанный глайдер — вот только вместо двигателя у него был ЛИЭГ.
Гедимина втолкнули головой вперёд в узкий люк, тут же за ним закрывшийся. На той стороне его ждали — тут же он был схвачен за плечи и уложен скованными руками вниз на скользкое дно капсулы — не то эвакуационной, не то медицинской. Кто-то сжал с двух сторон его голову, другой закрыл ему рот и нос плотно прилегающей маской с тремя трубками. Гедимин почувствовал, как что-то впивается в руки, и как по венам течёт холод, а потом — как раскрываются наручники. Шевельнуться он уже не мог — всё тело будто превратилось в лужу Би-плазмы.
— Готово, — объявил человек в белом комбинезоне.
Глайдер вместе с капсулой качнулся, отталкиваясь от земли. По расчётам Гедимина, он должен был врезаться в купол секунд через пять, но даже не затормозил. Сармат лежал на дне закрытой капсулы, вдыхал смесь, пахнущую чем-то из арсенала Биоблока, и пытался открыть глаза, но веки ему отказали. Сознание уплывало. "Стивен сдал нас," — промелькнула последняя связная мысль, чтобы тут же угаснуть.
30 ноября 30 года. Земля, Северный Атлантис, купол Альбукерке, город Сокорро
Гедимин проснулся от пронзительного прерывистого писка над ухом. Что-то больно давило на виски. Сармат попытался шевельнуть рукой и обнаружил, что намертво пристёгнут к холодной скользкой поверхности. Металлические обручи охватывали каждую конечность дважды — ниже и выше основного сустава, ещё один проходил по животу, сдавливая брюшные мышцы. Остальные, впрочем, тоже были тесны.
— Что там? — послышалось над головой. Кто-то надавил на обруч на лбу сармата, щёлкнул языком и приглушённо выругался.
— Пусто.
— Пусто? — недоверчиво спросил первый. Обруч с Гедимина сняли, давление пропало, но пришлось несколько секунд потерпеть неприятные ощущения — что-то выползало из маленьких отверстий сбоку черепа, задевая края ранки. "Зонды," — определил Гедимин, измерив по ощущениям длину. "Сканер мозга, глубокое сканирование..."
— Ничего, — нехотя признал первый. — И что на этот раз? Сломанный сканер или сдохший мозг?
— Он жив, — кто-то, нагнувшись к Гедимину, взял его за обруч на запястье. — Показатели в норме... О, пульс участился.
К вискам сармата прилепили пластырь. Ноющее ощущение внутри головы пропало, осталась неприятная слабость — всё тело, от макушки до кончиков пальцев, представлялось Гедимину Би-плазмой, намазанной на костяной каркас. Он, не открывая глаз, осторожно проверял себя, напрягая мышцу за мышцей; работало почти всё, но крайне медленно.
— Сканеры в порядке, — мрачно сказал ещё один невидимка. — До сих пор виски ломит. В другой раз на себе проверяй!
— Сожри таблетку, — сердито посоветовали ему. — Ну так что с тесками? Хоть один что-то показал?
"Хоть один?" — Гедимин настороженно прислушался. "Так не говорят об одном... и даже о двух. Тут нас больше. Минимум трое. Я, Хольгер... кого ещё сюда притащили?"
— Ничего нет, — буркнул кто-то из невидимок. — Ничего за целый месяц. Ещё одна проба?
— А что делать? — кто-то повернул голову Гедимина набок и воткнул в шею тонкую иглу. Сармат почувствовал неприятное жжение.
— Завтра повторим, — медик выдернул иглу, зачем-то оттянул губу сармата и заглянул ему в рот. — Такого амбала за месяц не измотаешь.
"Изматывание?" — Гедимин прислушался к нарастающей слабости в мышцах. "Помню. Ассархаддон показывал. Мартышечьи штучки..."
Он попытался сглотнуть, но не смог — во рту пересохло. Воздух неожиданно стал сухим и обжигающим. Над головой хлопнула закрывающаяся крышка, и настала тишина — только попискивал какой-то прибор. Гедимин осторожно открыл глаза и увидел над собой толстое полупрозрачное стекло, а на нём — жёлтые световые пятна.
"Меня утащили к "макакам"," — он, приподняв голову, взглянул на многочисленные крепления, пристегнувшие его ко дну капсулы. Сознание периодически мутнело, каждую мысль приходилось проговаривать чуть ли не вслух. "Теперь сканируют. Ничего не выходит. Чем меня накачали? Той же дрянью, что была у Ассархаддона?"
Он, сосредоточившись, напряг мышцы на руках. Крепления больно врезались в тело — Гедимин лежал в них уже месяц, и прижатая кожа успела воспалиться. Сармат приподнялся всем корпусом, с трудом качнулся из стороны в сторону. Металл заскрипел, медленно поддаваясь. Гедимин рванулся, выворачиваясь из расшатанных креплений. Скрежет стал громче, что-то с грохотом лопнуло, и сармат высвободил правую руку. "Поддаются," — он покосился на уцелевшие крепления — часть из них деформировалась, из растянутых обручей показались механизмы замков. "Ещё раз..."
Он оттолкнулся, качнулся из стороны в сторону, напрягая брюшные мышцы, просунул пальцы под замок и с силой сжал. Главный обруч лопнул, и сармат ухватился за обломок, пытаясь его расшатать. "Оружие," — мелькнуло в мутнеющем сознании, и Гедимин сердито встряхнул головой, разгоняя густеющий туман. "Оружие и рычаг. Пригодится."
Он повернулся набок, вцепился в уцелевший наручник. Ухватиться никак не удавалось — пальцы скользили. Сверху заорали, крышка отъехала в сторону, в глаза сармату ударил ослепительный свет.
— Черт!
Гедимин, уже понимая, что выбраться ему не дадут, рванулся изо всех сил, выдирая крепления левой руки из капсулы, и махнул кулаком наугад, метя в один из тёмных силуэтов. Ошеломлённая "макака" не успела увернуться — силуэт исчез, затем послышался влажный хруст и сдавленный вопль. В ту же секунду в сармата с трёх сторон ударили разряды станнеров, и он, дёрнувшись, бессильно сполз на дно капсулы. "Рано полез," — думал он, разглядывая плывущие перед глазами белые спиральки, постепенно превращающиеся в красные пятна. "Ничего, время будет."
07 декабря 30 года. Земля, Северный Атлантис, купол Альбукерке, город Сокорро
— Пусто?
В голосе медика, наклонившегося над сканером на голове Гедимина, уже не было ни надежды, ни любопытства. Сармат сердито сощурился. Он был в сознании — если можно было так назвать это расплывчатое состояние, когда невозможно ни думать, ни отключить мозг. Он часто приходил в себя на этой неделе — видимо, то, чем его накачивали между попытками побега и сканированиями, перестало действовать. Очень хотелось пить, несколько меньше — есть, но сильнее всего — размозжить ближайшей "мартышке" череп.
— Ничего. Будто вместо мозга булыжник, — уныло ответил медик, снимающий с Гедимина сканер. Неприятнее всего было выдёргивание глубоких зондов — тонкие щупы уходили куда-то в мозговое вещество и по дороге обратно задевали края просверленных в черепе отверстий. Голова у сармата не болела ни в процессе, ни потом, — видимо, руки у местных медиков были не совсем кривые. "Или мне уже всё выжгли," — подумал Гедимин, крутя головой. Вроде бы думать он мог, вот только ничего дельного не выдумывалось. После первой попытки побега за сарматом наблюдали днём и ночью, и когда он, обманувшись тишиной, пытался снова вывернуться из креплений, тут же открывалась крышка, и в макушку сармату бил разряд станнера. Креплений за неделю стало вдвое больше. Последние дни Гедимин уже не пытался их снять — теперь он занимал себя общением с медиками... ну, насколько это можно было считать общением.
— Что вы там ищете? — спросил он, откидываясь назад в попытке увидеть медиков. Те дружно шарахнулись от капсулы.
— Сканер меня не берёт, — он сердито сощурился на белый потолок. — Чего надо-то? Спроси, может, я отвечу.
Крышка над ним захлопнулась.
— Тупые мартышки, — вздохнул Гедимин, закрывая глаза. — Ну, ройтесь дальше.
16 декабря 30 года. Земля, Северный Атлантис, купол Альбукерке, город Сокорро
— Пусто?
Медик, снимающий с Гедимина сканер, даже не стал отвечать.
— Дай воды, — попросил сармат. Говорить было тяжело — он не получал ни глотка с тех пор, как пришёл в сознание, и, может быть, месяц до этого. Видимо, тело жило за счёт медикаментов — они должны были облегчить сканирование, но устойчивость, вызванная постоянным сигма-облучением, не поддавалась никаким химикатам.
— Торрегроса нас размажет, — уныло сказал первый медик. — Ничего за полтора месяца! Эти тески — мутанты. Новая порода.
— Говорил же — я не сканируюсь, — напомнил Гедимин с усталым вздохом. — Так чего вам от меня надо?
Крышка захлопнулась.
"Какой-то дурацкий допрос," — думал сармат, закрывая глаза. Он уже наловчился спать под химикатами — какой-то из них учащал сердцебиение, но постепенно Гедимин приспособился замедлять его обратно. Пару раз он пытался остановить сердце, но за этим следили и тут же вскрывали капсулу и приводили сармата в чувство. "Вот спросили бы словами. Может, я ответил бы. А то так сдохнешь — и не узнаешь, почему..."
Умирающим сармат себя не чувствовал — голова гудела, подташнивало, слабость уже стала привычной, но тело, несомненно, жило, мышцы работали (уже вполсилы — при всём замедлении обмена веществ телу нужны были белки, и оно добывало их, откуда могло), мозг выдержал и сканирование, и химикаты, и разряды станнеров — и, просыпаясь, Гедимин даже мог представить себе объёмный чертёж произвольно выбранного реактора. Это было совершенно бессмысленно, но немного улучшало настроение и разгоняло скуку.
Крышка вновь отодвинулась. Гедимин удивлённо мигнул.
— С двух сторон! — отрывисто скомандовал кто-то, не подходя близко к капсуле.
Её стенки раскрылись, оставив прикованного сармата на виду у двоих экзоскелетчиков. Они стояли с двух сторон, направив на Гедимина сопла станнеров.
— Держать! — гаркнул командир. Металлические клешни вцепились в руки сармата. Крепления щёлкнули, отстёгиваясь от капсулы, Гедимин, удивлённо мигнув, дёрнулся, но сделать ничего не успел — наручники тут же скрепились попарно, больно вывернув ему плечи.
Его подняли вертикально, и он увидел лабораторию — оборудование и несколько мониторов вдоль дальней стены, перегородки по бокам, медиков, отступающих к мониторам и держащих в руках станнеры, ещё один экзоскелет — тёмно-синий "Рузвельт".
— В камеру на неделю, потом — повторить, — донеслось из-под брони. — Марш!
Висеть на руках было очень неприятно — мышцы всё-таки размякли за полтора месяца неподвижности. Вырываться Гедимин даже не пытался — только вертел головой, на всякий случай запоминая обстановку.
Дверь лаборатории была металлической, старой конструкции — на петлях, толстой, но, в принципе, легко вскрываемой. Герметичных люков не было нигде. В коридоре со светло-серыми стенами было прохладно — градусов пятнадцать, воздух двигался свободно, хотя шума вентиляции Гедимин не слышал, ни пол, ни стены не подогревались, — видимо, сармат был на Земле, заметно южнее Ураниума, но не на экваторе.
— Где меня держат? — спросил Гедимин, надеясь, что экзоскелетчики менее пугливы — или, может быть, получили от Торрегросы другой приказ. Ему не ответили, только с силой встряхнули его, а через несколько шагов повернули к закрытой комнате.
Створки массивных металлических дверей были пригнаны друг к другу без зазора, но всю герметичность сводило на нет окошко в одной из них, прикрытое металлической нашлёпкой. Её край был отогнут — видимо, открывающего механизма не было, и поддевали её пальцами, постепенно деформируя металл.
— Этот? — спросил, подойдя, третий экзоскелетчик. Ему не досталось "Рузвельта" — только трофейный "Гарм", перекрашенный в тёмно-синий, с затёртыми знаками отличия. Он открыл дверь и шагнул в сторону, делая какие-то знаки в направлении коридора. Оттуда послышались торопливые шаги.
— Гедимин Кет, — охранники, встряхнув сармата, швырнули его в открытую камеру, на лету сдёрнув наручники. Он успел подставить руки, спружинить, но по телу прошёл слабый разряд, и локти подогнулись. Распластавшегося сармата снова встряхнуло — металлический пол был под небольшим напряжением.
— На неделю. Ничего не давать, ток не выключать. И не усиливать! Понял, Юпанки?
Из-за приоткрытой двери донёсся смешок.
— Следить за каждым шевелением! — повысил голос экзоскелетчик. — Юпанки, Кариссо, Вудс, — удерёт или сдохнет, пойдёте под расстрел! Всё ясно?
— Да, сэр! — донёсся неслаженный хор из коридора. Дверь захлопнулась.
Ток на полу был слабым, но лежать всё же было неприятно. Гедимин поднялся, поставил ступни вплотную, — ощущения стали терпимыми. Он протянул руку, коснулся стены и досадливо сощурился — вся комната была под напряжением. Под потолком зажглась лампочка, вмурованная в металл на десять сантиметров и прикрытая прозрачной пластиной. Сармат, стараясь ничего не трогать, осмотрелся, — камера была просторной, три на три метра, ничего, кроме единственной лампочки и холодного металла. Похоже, подогревал его только ток, — тепловых пластин Гедимин не чувствовал.
Он посмотрел на себя и досадливо сощурился. Одежду у него забрали ещё в лаборатории, наручники предусмотрительно сняли, — расковыривать едва заметные сварные швы на стенах предстояло ногтями. Сармат, шагнув к дальней стене, быстро двинулся к двери и налёг на неё, проверяя прочность. На створках напряжение было слабее, но вот держались они прочно, хотя давали некоторую надежду на то, что рано или поздно их удастся выломать.
Места для разбега было мало — двери не поддались и со второго удара. В створке открылось окошко, забранное рилкаровой пластиной. Едва Гедимин к ней прикоснулся, проверяя слабое место, пластина отъехала вверх, и в дырку ударил разряд станнера. Сармату, не ожидавшему такого подвоха, обожгло правую ключицу, и он снова растянулся на полу. Окошко захлопнулось.
"П-понятно," — дождавшись, когда его перестанет трясти от разряда станнера, и останется только мелкая, но неприятная дрожь от тока, бегущего по телу, сармат кое-как поднялся. У тряски был побочный эффект — мысли распадались на отдельные слова, а иногда и на слоги. Сармат, временно выкинув всё из головы, прислонился к двери и закрыл глаза. Уснул он мгновенно и спал, пока не сполз по скользкой створке обратно на пол; тут усилившаяся тряска и ускорившийся пульс разбудили его, и он снова поднялся и занял прежнее положение. "Сойдёт. Отдохну. Остальное. Потом..."
23 декабря 30 года. Земля, Северный Атлантис, купол Альбукерке, город Сокорро
"Что-то они не доработали с этой дверью..."
Гедимин снова проснулся — в этот раз не от электрического разряда, а от боли в неудобно подвёрнутом пальце. Он лежал на двери — точнее, висел, раскинув руки и прижавшись всем телом к створкам, перенеся почти весь вес на них и оставив на полу небольшую опору — вытянутые пальцы, сдвинутые вплотную. Поза была не очень удобная, но Гедимин уже привык — так его, по крайней мере, почти не било током, к тому же холодную дверь можно было лизнуть — это немного приглушало жажду.
