02 апреля 38 года. Луна, кратер Драйден, научно-исследовательская база "Геката"
— Ничего не понимаю, — Гедимин растерянно мигнул и, отключив голографический экран, перевёл взгляд на Исгельта и Хольгера. — Вы что сделали с прожигателем?!
Сарматы переглянулись и одновременно пожали плечами. Вопрос был задан не в первый раз, и Гедимин уже понимал, что ответа не получит, но удержаться не смог. Слегка прикрыв глаза, он выровнял дыхание — кричать, как прищемленная дверью мартышка, он не хотел, но удержаться, опять-таки, было сложно. "А ведь они действительно ничего не делали," — промелькнуло в мозгу. "Какой-то бред со свойствами ирренция. И что он не может существовать, как нормальные вещества..."
— Ну хотя бы — с чего он начал греться? — Гедимин беспомощно посмотрел на Исгельта. — Ну да, переход с сигма-распада на альфу... Но какого астероида?!
Сарматы снова переглянулись, одновременно пожимая плечами. Прожигатель со вскрытым корпусом лежал перед ними под прозрачным защитным полем, едва заметно посвечивал зеленью и распускал тончайшую красноватую паутину расходящихся волн, — и сигма-, и омикрон-кванты были в явном меньшинстве, а альфа-частицы до поля почти не долетали.
— Масса... — открыл было рот Хольгер, но под взглядом Гедимина снова закрыл и слегка сощурился.
— Я работал с десятью килограммами ирренция, — медленно проговорил ремонтник. — Они и вполовину так не грелись! Да если бы такой нагрев... я бы собрал нормальные РИТЭГи безо всяких сверхпроводников!
— Десять килограммов... — Исгельт недоверчиво покачал головой. — Два килограмма едва не расплавили корпус. Не знаю, что с ним сделали бы десять.
Гедимин сунул руку под защитное поле, выпуская "веера" анализирующих щупов. Экран передатчика вспыхнул, исправно показал результаты анализа, — ничего за последние десять минут не изменилось. В прожигателе по-прежнему был тот же ирренций, из которого совсем недавно Гедимин собирал сердечники ЛИЭГов — и он отчаянно фонил "альфой" и грелся так, что сармат, не поднося к нему ладонь, чувствовал жар.
— Ничего не понимаю, — пробормотал он, тяжело опускаясь в кресло. — И это не первый образец?
Этот вопрос он тоже задавал не впервые, но Хольгер ничем не показал, что теряет терпение, когда ответил:
— Это пятый, Гедимин. Каждый раз одно и то же — после первого опыта с пересечением начинается нагрев. Я решил сначала, что дело в корпусе или в линзах — идёт какое-то отражение, но... — он выразительно пожал плечами.
— Чтоб ему уйти в обратный синтез, — безнадёжно пробормотал Гедимин, облокачиваясь на столешницу. — Не вещество, а псих какой-то... Ну так что у нас выходит?
Исгельт, с трудом подавив облегчённый вздох, щёлкнул передатчиком.
— Ноль восемь микрокьюгена по омикрону, — показал он в таблице. — Это один килограмм и одна линза. С десятью на выходе чуть меньше полукьюгена.
Гедимин мигнул.
— Не так уж мало, — сказал он. — Для ирренция — вполне обычно. Это ж омикрон, а не сигма.
Исгельт, недовольно щурясь, отключил экран.
— Этого мало. Нужно выйти как минимум на кьюген. Прокол закрывается в считанные секунды, а Ассархаддон требует, чтобы он просуществовал пару суток.
— Вот Ассархаддон пусть и... — начал было Гедимин, но встретился взглядом с Хольгером и осёкся. — Стационарное кольцо излучателей, как я уже говорил. Для микропрокола хватит ноль восьми, для ведущего — полукьюгена, потом всё склеится. Длительность жизни зададите пульсацией.
Исгельт хмыкнул.
— Это полгода придётся пульсировать. И... ты представляешь размеры кольца? Мы Луну по экватору опояшем. Я-то не против, но демаскировка...
Гедимин оглянулся на стенд, прикрытый непрозрачным полем. Ничего особо фонящего там не было — пара запасных обсидиановых стержней с лопастями, оставшихся от сборки ЛИЭГов. "Для килограмма явно велики. Хотя — как сделать..."
— Есть одна мысль, — нехотя признался он. — Можно увеличить долю омикрон-распадов.
Сарматы настороженно переглянулись.
— Не рванёт? — спросил Хольгер.
— Уже не знаю, — сказал Гедимин, покосившись на вскрытый прожигатель. — ЛИЭГи пока работают. Хотя — кто их там знает. Может, их тоже доломали.
Исгельт обиженно сощурился. Хольгер тронул его за плечо, незаметным, как ему казалось, жестом призывая не обращать внимания.
— Значит, берёшься, — подвёл итоги Исгельт, поднимаясь из-за стола. — Хорошо, я передам Ассархаддону. Хольгер хочет остаться с тобой, лабораторий у вас две — его и твоя, работай где хочешь. Много времени тебе нужно?
"Вечно все спрашивают о том, что не от меня зависит," — недовольно сощурился Гедимин.
— Дней десять. Может, две недели, — ответил он. — Сначала пройду по вашим опытам. Что-то там всё же не так. Не может металл изменить свойства на ровном месте.
— Иди, — не стал спорить Исгельт. — Когда понадобится полигон, напишешь мне.
09 апреля 38 года. Луна, кратер Кеджори, научно-испытательная база "Койольшауки"
Рилкар, прогревшийся до слабого красноватого свечения, медленно остывал, пузыри деформированной поверхности сдувались, но водяные брызги, упав на повреждённый корпус излучателя, испарялись почти мгновенно. Гедимин счищал прилипший расплав с пальцев, стараясь не соскоблить вместе с ним слой брони. Хольгер стоял над ирренциевым сердечником с анализатором и растерянно хмыкал, глядя на экран.
— Тот же самый ирренций, Гедимин. Никаких отличий.
— И воздушные полости не помогли, — заключил сармат, покосившись на деформированный корпус. — Слишком сильный нагрев. Что, в этот раз ещё быстрее, чем в прошлый?
Хольгер кивнул.
— Как будто свойства изменяются у нас на глазах, — сказал он. — Ты с таким не сталкивался?
Гедимину вспомнился первый удачный запуск синтезирующего реактора, и он машинально притронулся к пластине над виском.
— Лучше не надо, — покачал головой Хольгер. — Я обсуждал с Исгельтом наши наблюдения. Он боится за твой мозг. Сигма всё-таки недостаточно изучена. А ты и так странный.
Гедимин сердито фыркнул, в последний раз посмотрел на отчищенные пальцы — рилкара на них больше не осталось, но маленькие пластины брони покрылись микроскопическими вмятинами — и протянул руку к горячему ирренциевому блоку.
— Значит, килограмм? Ну ладно. Начну собирать кольцевой сердечник.
— На обсидиане? — оживился Хольгер. — Сколько лепестков?
— Восемь, как в ЛИЭГе, — ответил Гедимин, вынимая из-под большого защитного купола маленький непрозрачный шар с ирренцием внутри. Хотя оба сармата были в тяжёлых скафандрах, а охрану выпихнули за санпропускник, ремонтник по привычке экранировал радиоактивный металл — в конце концов, пострадать от облучения могли не только сарматы, но и станки, и возникновение наведённой радиации было маловероятно, но всё же возможно.
10 апреля 38 года. Луна, кратер Кеджори, научно-испытательная база "Койольшауки"
Потоки разлетающихся частиц и квантов хлестнули по защитному полю, отразившись в нём разноцветными сполохами, и оно заколыхалось, как мыльная плёнка на сквозняке, тая на глазах. Гедимин вскинул генератор поля, наращивая толщину купола изнутри, на мгновение он уплотнился до непрозрачности — и снова посветлел, проеденный излучением почти насквозь, но тут выброс прекратился, и многоцветные вспышки погасли. Там, где скрестились два ослепительно-ярких луча, ещё пульсировал, постепенно закрываясь, белесый шар, от вида которого болели и слезились глаза — даже сквозь тёмный щиток Гедимин чувствовал неприятный жар. Он запоздало порадовался, что из испытательного туннеля был откачан воздух, — пространственный прокол таких размеров вызвал бы весьма мощную воздушную волну, возможно, даже впечатал бы испытателя в закрытый люк.
"Двадцать один..." — начал было считать Гедимин, но портал уже исчез; белый шар был не более чем отпечатком на сетчатке глаза, и теперь он превратился в размытое красное пятно и собирался маячить в поле зрения, пока пострадавшая ткань не восстановится.
"Heta," — отсигналил сармат Хольгеру и пошёл за вмурованными в стену анализатором и дозиметром. "Хватит на сегодня. Теперь надо подумать."
— Прокол продержался десять секунд, — сообщил Хольгер. — Как ты успел выдать такую длинную пульсацию?
— Никакой пульсации не было, — ответил Гедимин, тяжело опускаясь в кресло. — Я вообще ничего не успел. Луч попал в область плотной материи. Возможно, поверхность планеты... надеюсь, там не было ничего живого.
Хольгер рассеянно кивнул, перечитывая данные из испытательного туннеля.
— Три тысячи девятьсот девяносто один микрокьюген, — растерянно мигнул он, глядя на экран дозиметра. — Это всё — омикрон-излучение. Почти четыре кьюгена! Как только стены не поплавились...
— Поплавились, — буркнул Гедимин. "Так, стены — починить... А туннель для таких испытаний тесен. Запросить полигон?"
— Это всё из-за обсидианового стержня? — спросил Хольгер, вскрывая корпус излучателя. Внутри оплавлений не было — нагрев удалось снизить, переведя излучение в омикрон-область, но теперь альфа-излучение снова усилилось, и разрезанный на восемь частей блок понемногу прогревался.
— Да, перераспределение потока плюс линзы, — отозвался Гедимин, забирая излучатель из его рук. — Надо заставить поток пульсировать, иначе в вакуум не попадём. Думаю сделать стержень подвижным, линзы зафиксировать, — так быстрее.
12 апреля 38 года. Луна, кратер Кеджори, научно-испытательная база "Койольшауки"
Тонкие извилистые красные волоски ползли по защитному экрану; их яркость изменялась так быстро, что даже глаз сармата не мог это отследить — оставалось полагаться на приборы. Десятисантиметровый прокол из одной галактики в другую висел в вакууме, не закрываясь. Его мерцающие края постепенно погасли, но он всё ещё был там, о чём говорило незатухающее сигма-излучение. "Интересно, что фонит — то пространство или эта... мембрана," — думал Гедимин, наблюдая за почти невидимым порталом из-под защитного купола. Десятисантиметровый прокол в вакууме располагался так далеко от любой обитаемой планеты, что вторжения можно было не опасаться, — ещё не построили крейсер, который пролез бы в такую дырку.
"А вот когда дойдёт до больших долгоживущих порталов..." — Гедимин невольно ухмыльнулся, но тут же отогнал ненужные мысли, прикрыл "дырку" сферой защитного поля, сам выбрался из-под купола и подошёл к коммутатору. "Хочешь увидеть портал?" — напечатал он.
Минуту спустя шлюзовые ворота замигали красными светодиодами — кто-то выбирался из плотноатмосферной зоны в вакуум туннеля, и насосы откачивали ценный воздух, чтобы не тратить его понапрасну. Хольгер подошёл к Гедимину и встал рядом с ним, опасливо щурясь на неподвижный портал.
— Он там? — уточнил химик. — И долго он там будет?
— Посмотрим, — пожал плечами Гедимин. — Минимум несколько часов.
— Это один пучок? — Хольгер посмотрел на излучатель и сверился с датчиками. — Тясяча девятьсот... Почти два кьюгена. Большой прокол. Как бы не разворотить мембрану так, что она не восстановится...
— Ассархаддон же хотел постоянный портал. Вот и получит, — отозвался Гедимин.
— Сюда будет неудобно загонять спрингеры. Даже глайдер с трудом пролезет, — Хольгер расставил руки и коснулся обеих стен туннеля.
Излучение всё ещё пульсировало, но дозиметр показывал, что оно медленно угасает.
— Час или два, и портал закроется, — успокоил Хольгера Гедимин. — Двух кьюгенов на постоянный мало.
Химик недоверчиво хмыкнул.
— Завтра возьмёшь подвижный излучатель?
Гедимин кивнул.
— Сегодня поработаю с этим, а завтра надо будет взять станину. Поеду на полигон...
— Я с тобой, — сказал Хольгер. Гедимин смерил его задумчивым взглядом и покачал головой.
— Нет. Опасно. Тут тонкие процессы. Если станину тряхнёт, ирренций может "хлопнуть".
— Хлопнуть? — Хольгер мигнул. — Ты о взрыве?
— Это не взрыв, — недовольно сощурился ремонтник. — Ты же знаешь. До взрыва там...
Химик покачал головой.
— Помнишь Лос-Аламос, опыты по синтезу? Там было меньше килограмма. Гораздо меньше. И взорвалось так, что разнесло два реактора.
Гедимин перевёл взгляд на излучатель.
— Ладно, добавлю ипрона. Не с чего там быть цепной реакции. Масса не та, форма не та... Но ты на полигон не ходи. Когда отдам прожигатель вам с Исгельтом — делайте что хотите. А сейчас — нет.
Хольгер вздохнул.
— Он правда не хотел тебя оскорбить. Но ты... Не суй руку в портал, ладно? Потеряешь передатчик в чужой галактике — Кумала обидится.
13 апреля 38 года. Луна, кратер Кеджори, научно-испытательная база "Койольшауки"
Экспериментальный прожигатель и станина к нему весили немного — Гедимин донёс их до полигона, прикрепив к спине, грузовая дрезина не понадобилась. Хольгер и Константин проводили его до последнего шлюза, расставшись с ним только у пирса. На полигоне сегодня было оживлённо — ни одного свободного глайдера; сарматы остановились у кислородной заправки, Гедимин пополнил запас. Константин упорно тыкал в экран передатчика, а спустя три минуты посмотрел на ремонтника и кивнул.
— По расчётам, не взорвётся.
"Видел я твои расчёты," — вертелось на языке у Гедимина, но он сдержался и благодарно кивнул.
— Если что — скафандр прочный.
— Через полчаса подашь сигнал, — напомнил Хольгер, бросив на охранников Гедимина выразительный взгляд. Они тоже оставались у шлюза — как считал сам ремонтник, им и наружу-то вылезать не стоило.
— Если что-то случится, тоже сигналь, — сказал Хольгер, снова покосившись на охрану. — Я буду недалеко. Не хочешь звать их — зови меня. И...
Он пошарил взглядом по шлему Гедимина и одобрительно кивнул.
— Пластины все на месте. Тёмный щиток опусти, мало ли.
Гедимин, не споря, поднёс руку к шлему.
Из знакомых планет на небе был только Марс, и сармат следил за красноватым кругляшком с двумя точками спутников, пока глайдер летел над лунной равниной. Пару минут спустя и Марс, и чёрное небо исчезли под плотным маскировочным куполом. Гедимина высадили в выбранной точке, и глайдер, нагруженный чем-то взрывоопасным из "хозяйства" Химблока, полетел дальше. Отсюда Марс не просматривался, и сармат, прекратив бесполезные наблюдения, принялся прощупывать грунт. Верхний слой, как всегда, был слишком рыхлым, чтобы служить надёжной опорой; Гедимин вкопал станину поглубже, слегка погрузив её в плотный "материк", закрепил излучатель и запустил механизм. Выключенный прожигатель быстро проехал весь круг и остановился в исходной точке; никаких сбоев не произошло, и Гедимин, довольно хмыкнув, стал настраивать "пульсаторы".
Их было два — один, миниатюрный, с пятью граммами ирренция, размазанными в блин, и широким конусом луча — для сигма-излучения и отсчёта направляющих пульсаций; вторым был сам прожигатель — интенсивность излучения должна была меняться за счёт движения обсидианового стержня. "Почти цепная реакция," — едва заметно усмехнулся Гедимин, настроив блок управления. Интенсивность пучка изменялась за считанные доли секунды на несколько порядков, — проколы от таких лучей получались широкими и подолгу не затягивались.
