Монитор вспыхнул красным, под потолком взвыла сирена. Рядом, в активной зоне, разлетались брызгами расплавленные, частично испарившиеся стержни — ирренций и обсидиан вместе с ипроном. Гедимин посмотрел на Торрегросу и ухмыльнулся.
— Теперь повтори.
Бить его начали уже снаружи — далеко от корабля с надрывающимися бортовыми сиренами, от слетевшихся к нему роботов-пожарных, пытающихся залить водой обшивку, проседающую от оплавления внутрь, от космодромной сирены, заоравшей секунды спустя... Его втащили в вестибюль со стеклянной стеной, швырнули на пол и, обездвижив разрядами станнеров, пинали куда попало, пока на охранников не рявкнул опомнившийся Торрегроса. Гедимин был ещё в сознании — как ни странно, ни голову, ни хребет не задели, а вот левая рука, по ощущениям, была перебита в предплечье.
Сармата подняли, переругиваясь и нервно оглядываясь на космодром. Сирена ещё надрывалась. Гедимин попытался ухмыльнуться, но едва ли получилось, — даже дышать было больно. Кажется, ему сломали несколько рёбер; во рту была жёлчь, но крови сармат не чувствовал — ничего внутри не лопнуло. "Жаль," — думал он, свисая на широко расставленных железных конечностях. "Били бы в сердце. Сразу насмерть..."
— Как жаль, — вздохнул Торрегроса. — Вы совсем не понимаете по-хорошему. В камеру!
Сармат покосился на прозрачную стену. Солнечный свет лился сквозь неё, жёлтыми пятнами падая на пол. По стёклам бежали зелёные блики — по ту сторону стекла виднелось защитное поле, сжигаемое изнутри омикрон-излучением. Гедимина вытащили на платформу; он успел краем глаза увидеть, как купол окружают погрузчики, обвешанные бронёй, и пытаются просунуть под него манипуляторы. "Вот вам флот, hasulesh," — сармат криво ухмыльнулся. "Вот вам мой реактор."
24 января 29 года. Земля, Северный Атлантис, купол Альбукерке, город Сокорро
Шокер обжёг шею. Гедимин уже не чувствовал боли, только с вялым удивлением отметил, что избитое тело ещё способно дёргаться. Разряд встряхнул его, и сармат снова повис, навалившись на стол, насколько позволяли вывернутые за спину руки. Охранник, приподняв ему голову, повернул Гедимина лицом к закреплённой на столе схеме пульта управления.
— Что это? Для чего нужно? — повторил Торрегроса. Гедимин смотрел на схему и видел размытые цветные пятна, перечёркнутые стальным указателем. Он молча оскалился.
— Ещё, — устало приказал Торрегроса. Запахло раскалённым металлом и жжёной Би-плазмой. Гедимин дёрнулся, хотел крикнуть, но только захрипел, роняя на стол розовую пену.
— Что это? Этот рычаг? — Торрегроса взял стонущего сармата за подбородок, развернул к себе. — Вчера ты нажал его. Что это?
Запах окалины стал острее — к боку сармата снова прижали раскалённый штырь. "Грёбаная регенерация," — обречённо думал он, изображая презрительную гримасу. "Макака бы давно сдохла..."
— Слизь!
Майор разжал "руку" и брезгливо отстранился.
— Кончать? — оживился кто-то из охранников, обступивших сармата.
— Нет, — угрюмо ответил Торрегроса. — Юпанки, займись. До вечера он твой.
26 января 29 года. Земля, Северный Атлантис, купол Альбукерке, город Сокорро
— Has-su-lesh...
Гедимин попытался перевернуться на бок. Несколько секунд он корчился и шипел от боли, затем ему всё же удалось привстать на руках, а потом и сесть. Руки тряслись. На полу засохли пятна крови — одно под животом, другое, более светлое, — под головой, из прокушенного языка. Он и сейчас с трудом ворочался во рту, сильно распух и болел. Говорить сармат теперь не мог — даже при очень большом желании. Он криво ухмыльнулся и поморщился от боли. "Юпанки — идиот," — он мельком взглянул на своё тело и сердито сощурился. "Но стара-ательный..."
Пальцы ног, распухшие и побагровевшие, гнулись в разные стороны. Сегодня они, по крайней мере, не болтались, — осколки фаланг всё же срослись и кое-как держались друг за друга. По бокам сармата, от подмышки до бедра, протянулись параллельные багровые рубцы, покрытые кровавой коркой. Там заживление шло быстро — эти раны выглядели страшнее, чем ощущались, но постоянно зудели, и сармат старался прижаться ими к полу. Одновременно лечь на два бока он не мог, и это сильно раздражало.
Он сел, согнув одну ногу в колене и отставив как можно дальше, и взглянул на то, что позавчера можно было назвать паховыми органами. Сейчас это были бесполезные кровавые ошмётки, очень болезненные и крайне мешающие. "Ну вот," — сармат криво ухмыльнулся. "Теперь самку можно не искать. Незачем."
Он глубоко вдохнул, задержал дыхание, привычно отключаясь от разбитого, наполненного болью тела, и прикрыл глаза. Синевато-зелёный свет тёк под веками, то пульсируя, то разбиваясь бликами. "У меня был реактор," — думал он. "Я его построил. Так, как задумал. Я его запустил. Никто не повторит. Никто не заберёт себе..."
Металлическая пластина на двери заскрежетала, отодвигаясь.
— Эй, слизь, — послышался угрюмый голос Вудса. — Говорить будешь?
Сармат презрительно ухмыльнулся и изобразил плевок. Плевать в прикрытое окошко было бессмысленно, да и нечем — воды Гедимину опять не давали. Вудс, выругавшись, вернул пластину на место.
Сармат закрыл глаза. Его дыхание послушно замедлялось, пульс затихал, — надо было попробовать "уйти", ещё раз, пока Вудс не спохватился и не сунулся в камеру, — "уйти" навсегда или на время, чтобы отсутствие кислорода успело разрушить мозг, и сознание окончательно погасло вместе со всеми воображаемыми свечениями и трёхмерными чертежами. Сердце билось всё медленнее, и с каждым ударом картинка перед глазами становилась ярче, — реактор под гранёным куполом, очертания градирен за ним. "Ирренциевый... зачем... градирни..." — вяло удивился полуотключённый мозг. "И так... температура... невелика..."
01 февраля 29 года. Земля, Северный Атлантис, купол Альбукерке, город Сокорро
Дверь заскрежетала, с той стороны послышалась ругань, тут же прерванная сердитым окриком. Гедимин не шевельнулся. Он не сдвинулся с места, и когда четверо экзоскелетчиков ввалились в камеру и столпились вокруг него, озадаченно оглядываясь на пятого.
— Поднять, — приказал тот, выходя за дверь. — Дать воды.
К губам сармата прижалось горло бутылки. Он нехотя глотнул — пить больше не хотелось, как и шевелиться. Регенерация залечила ожоги и порезы, кое-как срастила переломы (хотя пальцы по-прежнему плохо гнулись и временами болели), но ресурсы тела были на исходе. Охранники, приглушённо переругиваясь, напоили пленника, впихнули в него ком Би-плазмы (он даже не сразу понял, что это, и большая часть пролилась на грудь) и, подняв его, куда-то потащили. Гедимин безвольно висел на стальных конечностях, норовя вытечь из захватов, и чувствовал себя эа-формой на середине трансформации, — вроде бы есть тело, а вроде бы это большая вязкая лужа...
Его втащили в кабинет Торрегросы. К тому времени он немного опомнился и даже встал на собственные ноги, когда его поставили и болезненными тычками прервали попытку сползти. Кабинет сильно изменился. Стола не было, зато появилась прозрачная перегородка. Охранники поставили Гедимина с одной стороны от неё, крепко держа его за вывернутые локти. С другой стороны нетерпеливо расхаживал Торрегроса. Он даже вылез ненадолго из экзоскелета и стоял рядом, торопливо докуривая какой-то толстый огрызок. Он был Гедимину едва ли по грудь, довольно смуглый, одетый в неудобную многослойную одежду и какой-то суетливый. Встретившись взглядом с Гедимином, он вздрогнул, скривился и быстро отвернулся.
В комнату вошли двое экзоскелетчиков. Они крепко держали сармата в сером комбинезоне. Торрегроса быстро запрыгнул в "Рузвельт" и отодвинулся почти к стене, указывая на прозрачную перегородку. Сармата развернули к ней лицом, и Гедимин резко выдохнул и, забывшись, двинулся к стеклянной стене. Его дёрнули назад, больно вывернув руки, но он не шелохнулся. За перегородкой, высоко подняв скованные руки, стоял Хольгер.
Увидев Гедимина, он вздрогнул и быстро отвёл взгляд. По лицу пробежала болезненная гримаса. У Хольгера, в отличие от Гедимина, не отняли одежду, но на комбинезоне виднелись чёрные пятна засохшей крови, и пальцы на ступнях сармата были неестественно искривлены. Несколько параллельных рубцов виднелись на щеках, поодаль от глаз и рта, ушные раковины выглядели деформированными. Держался Хольгер по-прежнему прямо и смотрел на людей с нескрываемым презрением.
— Когда вам надоест, Чичо? — спросил он, и Гедимин увидел, как по лицу Торрегросы на экране пробежала дрожь. — Вы не узнаете ничего, даже порезав меня на лапшу. Да, неприятно быть идиотом...
Охранник, удерживающий Хольгера, молча размахнулся, но Торрегроса щёлкнул "клешнёй" и протянул её к Гедимину. Один из его конвоиров ткнул его кулаком под рёбра. Сармат согнулся пополам, отплёвываясь от жёлчи, — мышцы не успевали восстанавливаться от постоянных побоев и уже не защищали внутренности. Никто не трогал его, пока он не выпрямился. Он поднял взгляд и увидел, как из-за стекла смотрит на него потемневшими глазами Хольгер.
— Чичо, вы редкий ублюдок, — тихо сказал химик. Торрегроса снова шевельнул "рукой". В этот раз сармата ударили под колени, и он врезался в стекло и упал бы на пол, если бы его не дёрнули кверху, едва не выбив ему суставы.
— Этот сармат... Гедимин Кет, если вы узнали... — Торрегроса с сожалением покачал головой. — Он дал нам много полезных теоретических сведений... и даже чертёж реактора. Но, увы, общение с Юпанки повредило его рассудок. Теперь он для меня совершенно бесполезен.
Он щёлкнул языком. Один из охранников выдвинул из перчатки длинное узкое лезвие. Надреза Гедимин не почувствовал — только вязкую жидкость, потёкшую по рёбрам.
— Завтра вы поедете с нами на космодром Хуарес, — продолжал Торрегроса. — Вы покажете нам, как запускать реакторы.
Хольгер качнул головой. Смотрел он только на Гедимина.
— У него нет чертежей, — беззвучно проговорил тот, чувствуя, как лезвие втыкается ему в правое подрёберье и входит глубже. Боль пришла не сразу — где-то на третьем вдохе.
— Достаточно сказать "да", чтобы его оставили в покое, — напомнил Торрегроса, наблюдая за окаменевшим Хольгером. — И ему даже сделают перевязку. Со мной очень легко иметь дело, Хольгер Арктус. Очень легко. Я предельно сговорчив. Так что насчёт наших реакторов?
Хольгер молча качнул головой.
Лезвие медленно провернулось. Сармат захрипел. Что-то вязкое текло изо рта; он уже не чувствовал вкуса. Тело скрутило судорогой.
— Когда мы выпотрошим его, — продолжал Торрегроса, — он будет ещё жив. Мы оставим вас обоих тут. Будете смотреть, пока он не испустит дух. Всего один запуск реактора, Хольгер. Вас не просят построить его с нуля.
Лезвие снова шевельнулось. Гедимин уже не видел ничего, кроме красного тумана.
— Хватит! — вскрикнул Хольгер. Гедимин зашипел от досады, дёрнулся к перегородке и снова скорчился от боли.
— Ya"at, — одними губами прошептал он. — Ya"sulke...
— Не трогайте его, — голос Хольгера звенел от напряжения. — Хватит. Я покажу вам запуск.
— Ya"at! — прохрипел Гедимин. Красный туман развеялся, и сармат увидел, как Хольгер, отвернувшись от перегородки, в упор смотрит на Торрегросу. Тот улыбнулся было, но улыбка тут же угасла.
— Отлично, сеньор Арктус, — сказал он. — Завтра утром. Не хотите поговорить с товарищем? У вас есть минута.
Хольгер шагнул к перегородке и тронул её ладонью. Гедимин стиснул зубы.
— Прости меня, атомщик, — беззвучно сказал Хольгер. — Ассархаддон тогда был прав.
02 февраля 29 года. Земля, Северный Атлантис, купол Альбукерке, город Сокорро, космодром Хуарес
С утра по коридору начали ходить, скрежетать плохо пригнанной обшивкой и встревоженно переругиваться. Гедимин покосился на дверь, медленно перевернулся на другой бок и снова растянулся на полу. Повязка на животе мешала охлаждать рану; анестетиков, введённых с утра, хватило только до вечера, и сармат всю ночь провёл в забытьи, надеясь только на регенерацию. Судя по зуду под повязкой, она сработала. Правый бок болел, и на любопытство сил не оставалось. "Хольгера ведут на космодром," — вспомнил он и досадливо сощурился. "Держат где-то рядом. Вот и всё, атомщик. У них будет флот, а тебя скоро добьют. И Хольгера тоже. Говорил Ассархаддон — не попадайтесь в плен вдвоём..."
Дверь открылась, пропустив двоих экзоскелетчиков в "Рузвельтах" и бледного медика с коробкой в руках.
— После перевязки — одеть и на выход, — дал указания пробегающий по коридору командир. "Не Торрегроса," — с лёгким удивлением подумал сармат. "Да кто тут только ни командует..."
Ему в лицо сунули бутыль с водой. Медик, суетливо дёргаясь, возился с раной. Сармату вкололи анестетик, и прикосновений человека он не чувствовал. Кажется, медик отмачивал повязку, пропитавшуюся кровью, и пытался сделать это одновременно быстро и аккуратно.
Принесённый комбинезон был ярко-оранжевым. Гедимин вспомнил первые дни в Ураниум-Сити и даже усмехнулся. "Боятся побега? Что, в этот раз меня не будут держать в восемь рук? Зря они это..."
Лежать после перевязки было не больно. В одежду сармата впихнули, он не сопротивлялся. Дальше его хотели заставить идти, и он после первого шага сполз на пол и не шевелился, как его ни трясли. Охранники, проклиная друг друга и Торрегросу, подняли его на руки и потащили по знакомым коридорам к фургону. Сармат висел на них, удобно пристроив голову, и ни о чём не думал. "Бегать уже бесполезно," — он приоткрыл глаз, когда фургон остановился, и снова зажмурился. "У них Хольгер, и он согласился."
— Гедимин! — раздался где-то внизу звенящий голос Хольгера, и сармат, вздрогнув и зашипев от боли, открыл глаза. — Что ещё вы с ним сделали?
— Мы оказали ему помощь, сеньор Арктус, — обиженно отозвался Торрегроса. — Можете расстегнуть куртку и посмотреть. А что он катается на охране, как на паре ослов, — так надо же и ему чем-то развлечься! Идём, сеньор Арктус. Корабли застоялись на твёрдой земле!
"Довольная мартышка," — Гедимин сердито сощурился. "Эх, Хольгер..."
Кто-то тронул его безвольно свисающую ступню.
— Дыши, атомщик, — прошептал Хольгер. — Ты ещё много построишь.
Сармат криво ухмыльнулся.
У шлюза его спустили на землю, и он с удивлением обнаружил, что идти может — медленно, маленькими шажками, морщась от боли, он добрался до реакторного отсека. Охрана держала его крепко, как и идущего впереди Хольгера. Кроме сарматов, здесь было пятеро экзоскелетчиков; пятого Гедимин принял было за Торрегросу, но голос оказался незнакомым — капитан отстал по дороге.
Их привели на борт крейсера "Бет"; захват его дался землянам нелегко — внутри повсюду зияли проломы, торчали куски разбитых переборок, где-то трещал закоротивший кабель, но свет горел, и вентиляция перекачивала воздух из отсека в отсек. Гедимин не слышал гудения ротора — видимо, на корабле работали только ЛИЭГи.
Реакторный отсек был открыт, внутри никого не было. Пятый охранник осмотрел щит управления и жестом велел подвести Хольгера к пульту. Двое охранников Гедимина остановились в стороне, у переборки, придерживая сармата за плечи.
