Дартеникс пожал плечами.
— Еще не вернулись. Но коли они не торопятся — значит, и спешки особенной нет.
— Тогда двинулись, — решил страж. — Ты остаешься? Советник кивнул.
— Горько будет мне без тебя, — прошептал Ратвир, на миг стискивая пальцами плечо дядьки.
— Поберегись, — посоветовал Дартеникс. — И спеши.
— Альтерикс... — окликнул страж.
Сгорбленная фигура на высоком табурете не шевельнулась, но посреди комнаты вдруг растворилось в рост человека отверстие. По другую сторону ворот было темно; только плескалось поодаль пламя костерка, и сочился лунный свет сквозь ветви.
Ратвир ит-Лорис с улыбкой шагнул в створ, и, повинуясь воле чародея, тот закрылся за его спиной, оставив по себе лишь висящий в воздухе запах прелой листвы.
Солнце зашло, и померкло огненное зарево, в котором купался замок Коннегейльт. Комната погрузилась в холодные синие сумерки.
— Он справится? — спросил чародей-отверзатель холодным шепотом.
— Обязательно, — отозвался Дартеникс с уверенностью, которой на самом деле не ощущал. — Обязательно.
* * *
Торжище подходило к концу, и Эгиль по кличке Торню искренне радовался этому.
Не то чтобы он совсем уж не любил эльфов. В конце концов, именно торговлей с эльфами он зарабатывал себе на хлеб. Именно эльфийскими резными фигурками, эльфийскими луками, эльфийскими снадобьями и зельями приторговывал Эгиль по дороге от одной пущи к другой, потому что именно этим, с точки зрения нелюдей, барахлом он и предпочитал брать плату за доставленное тем железо и бронзу.
Но каждый раз, стоило ему хоть немного пообщаться с этими заносчивыми, высокомерными, этими... — Эгиль не знал слова "снобы", иначе непременно им бы воспользовался, — этими остроухими зазнайками, его начинала переполнять темная, кипучая злоба. Хватало уже того, что ни один из них даже не подумал поинтересоваться, тот ли Эгиль может невозбранно заходить в запретные леса. А между тем охранную грамоту раздобыть ухитрился еще Эгилев дед, тоже Эгиль, и с тех пор она так и переходила от отца к сыну.
Ну, ничего. Сегодня-то он с ними расквитается. Пусть не за все, но... Эту новость он нарочно припас под конец, дабы насладиться сполна.
— А, чуть не забыл, — заметил небрежно Торню, закидывая на телегу драгоценный мешок с сушеными травами. — Стоячие камни снова отворились.
Он почти что с чувственным наслаждением понаблюдал, как осунулось и словно бы заострилось при этих словах доселе невозмутимое лицо эльфа, велевшего называть себя — как бишь его там? — Эдарисом.
— И кто же на этот раз ступил из врат на землю благословенного Эвейна? — певуче произнес эльф.
— Ши, понятное дело. — Торню демонстративно сплюнул, сделав вид, что не заметил, как перекосилось при этом лицо эльфа.
"Что, кустик, проняло тебя? — с яростным весельем подумал он. — Так-то вы ловки породу свою показывать, а как до настоящего дела дойдет, сразу ваша хваленая невозмутимость куда-то девается. И дергаться вы начинаете ну прям как обычные люди".
— И что же начали совершать эти ши?
— Да уж не пряники раздавать, — огрызнулся Эгиль. Ему вдруг страшно захотелось поболе застращать длинноухого. — Жечь, палить, убивать. А ты думал, чего еще-то от демонов ждать?
— В самом деле. — Эльф постарался вложить в свою фразу максимум сарказма, который, впрочем, по большей части остался Торню незамеченным. — Чего еще ожидать от вышедших из стоячих камней?
— Смеешься, значит? — криво ухмыльнулся Эгиль. Эльфы никогда не упускали случая напомнить людям, кто на этой земле перворожденные хозяева, а кто явился в благословенный край точно приблуда. — Ну-ну. Смейся-смейся, эльф. Посмотрим, как ты заулыбаешься, когда эти ши придут в твой лес.
Лицо эльфа, и до того невыразительное донельзя, при этих словах закаменело еще больше.
— Если они придут в наш лес, — четко выговаривая каждое слово, произнес он, — они найдут в нем свою погибель.
* * *
— Не думал, признаться, что у нас можно столько наворовать, — раздумчиво произнес майор Кареев.
— Особенно на салатиках, — пробурчал Вяземский.
— Пф! — неразборчиво возмутился Аркаша, но протестовать более активно не осмелился.
И было отчего. Свидетельства преступлений виднелись повсюду. Каптерка была набита какими-то свертками, тюками, ящиками из-под боеприпасов, в которых что-то подозрительно погромыхивало при малейшем касании. Половина всего этого барахла уже была перерыта, записана в тетрадку, безжалостно экспроприированную в ящике Аркашиного же стола, и ничуть не походила на товары для обмена на продовольствие.
— Так, что у нас дальше? — поинтересовался полковник лениво.
Спать ему уже перехотелось, и в голове стояло мутное, звенящее марево, которое, как полковник знал по опыту, к побудке превратится в тягомотную, ни кофе, ни анальгином не снимаемую боль.
— Дальше... — Кареев снял со шкафчика очередную коробку. — Ножи стальные, булатные, охотничьи — четыре штуки. Уже записывали.
— Добавил, — Вяземский в очередной раз переправил цифры в шестой строке.
— Произведения изобразительного искусства...
— Статуэтки, — сократил Вяземский. — Местного производства. Нет, Аркаша, ты не от обезьяны произошел...
— Я, — обиженно перебил снабженец, — произошел от человека.
— Ты произошел от хомячка! — отрубил полковник. — И вообще, статуэтки уже были... позиция двадцать восемь.
— Нет, эти лучше записать отдельной строкой, — мрачно заметил Кареев. — На этих бирки не сняты.
— Какие бирки? — изумился артиллерист.
— Комиссионный магазин номер 1, город Барановичи, — не без ехидства ответил дежурный по лагерю. — Два рубля восемьдесят семь копеек. Дорогие какие, сволочи.
— Потому и не берут, — машинально отозвался Вяземский и только потом сообразил, что, собственно, ляпнул. — Теперь хоть ясно, на что они нашему... хомячку.
— Да, товарищ полковник...
— Поздно пить боржоми, Аркаша, — проникновенно проговорил Вяземский. — После этой ночи ты у меня до конца дней своих останешься хомячком.
— А вот еще... пакетик, — кровожадно пропел Кареев. — Мы хоть к утру-то управимся?
— А черт его знает, — меланхолически ответил артиллерист. — Так что у нас в пакетике?
— Трава сушеная, — с некоторым недоумением проговорил дежурный, принюхиваясь. — Сено.
— Сам ты сено! — огрызнулся Либин. — Деревня! Это лечебный эль... лечебный сбор!
— И что он лечит? — полюбопытствовал Вяземский. Аркаша потупился, что при его габаритах убедительно не выглядело.
— Он не лечит, — сознался снабженец. — Это... в общем... для лучшего стояния.
— Тебе-то зачем? — изумился Вяземский.
— Это, — Аркаша многозначительно закатил глаза, — не мне. Это, товарищ полковник, не кому-нибудь, а товарищу командующему.
— Да? — Кареев скептически оглядел холщовый кисетик, понюхал зачем-то и решительно завязал обратно. — Давайте не будем его приходовать, товарищ полковник.
— Действительно, — согласился Вяземский. — А вот что у него в сейфе?
— Спирт? — предположил Кареев. — То есть наливка?
— Не пори горячки, Толя, — возразил Вяземский. — Наливку мы уже нашли.
— А у него там НЗ, — неуверенно пробормотал вертолетчик, возясь со связкой ключей.
От острого взгляда Вяземского не укрылось судорожное движение Аркашиных могучих телес — будто снабженец решил повторить подвиг Матросова и лечь на сейф грудью. Дверца отворилась.
— Так, — подытожил Вяземский, водворяя челюсть на место. — Аркаша, а это уже трибунал. Без вопросов.
— Товарищ полковник!..
— Это после таких фокусов я тебе товарищ? — поинтересовался артиллерист опасным голосом.
В сейфе лежали деньги. Причем стопки привычных кирпичных и лиловых бумажек с портретом Ленина, перетянутые резиночками, занимали едва одну полочку. На всех остальных блестели аккуратные стопочки эвейнских серебряных и золотых монет.
— Ну что же я поделать могу, товарищ полковник! — возопил Аркаша. — Валюта у них такая!
— Червонцы ты тоже в местном сельмаге отоваривать собирался? — риторически вопросил Вяземский. — Вот что, Аркадий Наумович...
Снабженец съежился. По имени-отчеству полковник называл его только в сильном гневе.
— Кончаем с инвентаризацией, — приказал артиллерист. — Тут все ясно. Что нам дальше делать с этим ворюгой?
— Я не ворюга! — не утерпел Аркаша. — Я бизнесмен!
— Ты торгаш, — безжалостно припечатал Вяземский. — Акула капитализма, без стыда и без совести.
— Спекулянт, — подытожил Кареев.
— Идиоты, — буркнул Либин.
— Что-о?
— Идиоты вы, я сказал! — рявкнул снабженец. — У вас хоть капля соображения есть? Что половина нашего барахла местным задаром не нужна — это вы знаете? Сколько раз меня на смех поднимали? А со всеми болячками — так к Аркадию Наумовичу! И у меня есть секретный приказ Краснова зарабатывать деньги для крупных платежей, вот он.
— Аркаша, я сейчас спрошу Краснова, правда ли! — усомнился Вяземский.
Сонный новоиспеченный подполковник осмотрел интерьер и содержимое каптерки и молвил веское слово:
— И что с того? Пусть зарабатывает местную валюту. А я лично прослежу, чтоб много в карман не клал.
— И это ему разрешили продавать? — показал Вяземский кумач. С Сергея Викторовича сон как рукой сняло.
— Какого хрена?! Это для пополнения, нас до дивизии будут доукомплектовывать. То, что можно разную хрен продавать, это не значит все.
— Товарищ подполковник, того вторчермета, что по вашему приказу по колхозах насобирали, кузнецам окрестных деревень на год хватит, что ж еще продавать, вот и кручусь.
Краснов внимательно посмотрел на снабженца и спросил:
— А ну признавайся, сколько в карман положил.
— Рублей семьсот за труды.
— Врешь, сейчас узнаю, — стал гипнотизировать Либина. Тот стал по цвету как бледная поганка, пробормотал:
— П-полторы, я все верну. Не надо больше!
— То-то. Завтра, самое позднее, послезавтра прибывает замполит полковник Кулагин Олег Павлович. Очень умный и здравомыслящий мужик, на дух не переваривает проходимцев. А с ним Кара-Мурза, такой же честный. С ним дня через три пойдешь на разведку в столицу Эвейна.
Аркаша только стоял и слушал, весь бледно-зеленый.
Оставшись наедине, Кареев спросил у Вяземского:
— Чего так твой снабженец испугался, и как так легко раскололся.
— Ой не знаю. Бояться стоит того, кто Бубенчикова под суд отправил, но тут что-то еще. Как будто из местных провидцев.
* * *
— Слушай, Студент, — неслышно шепнул "Джон" Maлов. — Как думаешь, эта десантура всегда такая дохлая или нам просто самые отборные достались?
— Да ладно тебе, — рассеянно отозвался Окан. — Ты глянь, сколько на себе волокут.
— Глянул! Мне похорошело.
— Неужели?
— Не, ну я всяко помаю. — Когда Дмитрий начинал торопиться, это сразу можно было понять по тому, как он сглатывал звуки. — Ну, рация, ну батареи запасные. Но гранатомет-то на кой?
— Очевидно, ввиду недостаточной степени изученности местной фауны, — все тем же задумчиво-спокойным тоном произнес Алекс, — командование решило дополнительно подстраховаться.
— Че? — выпучился Малов. — Студент, ну ты даешь! Прям этот, как его, Сенкевич из "В мире животных".
— "В мире животных" ведет Дроздов, — поправил его Алекс. — А Сенкевич — это "Клуб путешественников".
— Один хрен, я их всегда путаю, — махнул рукой Малов. — Студент, так ты скажи, только скажи, как человек, на кой нам сдался гранатомет?
— Поскольку местная агентурная разведка, — завел было Окан, но, увидев, как Малов снова начинает закатывать глаза, сдался и перешел на "нормальную" речь: — В общем, местные рассказали, что у них в реках живут водяные драконы — твари метров под десять в длину, да еще с хорошей чешуей. Любым нашим крокодилом, будь он хоть трижды Геной, закусит и не заметит. И вроде бы, по недостоверным слухам, существует и наземный вариант, а может, даже летающий.
— Ни хрена себе! — Малов, судя по всему, попытался представить себе десятиметрового летающего крокодила.
— Может, конечно, нам просто лапшу на уши навешали... — признал Окан. — Всяких охотничьих баек, типа "во-от такой боковой плавник!". Но, с другой стороны, река-то — Драконья. А если вспомнить давешнюю зверюгу, на которой попробовал отбыть наш зеленый друг...
— Не говори, мля. — Дмитрий наставил ствол пулемета на маячившие впереди заросли. — Я, мля, как-то раз был на медвежьей охоте. Век не забуду. Зверюга живучая по самое не балуйся. Из кустов на тебя навалится — хрен ты ее одной очередью положишь, даже из моей дуры.
— Вот я и говорю, — кивнул Окан. — Гранатомет — самое то — Мля, — подытожил Малов. Некоторое время они молча шли рядом.
— Не нравится мне этот лес, — неожиданно сказал Окан. — Какой-то он... неестественный.
— Да ну? — Малов с подозрением уставился на ближайшее дерево. — А че в нем не так? Лес как лес. Зеленый, мля.
— Вот-вот. — Окан повел носом, словно бы принюхиваясь к чему-то. — Такой зеленый... точь-в-точь скверик у горкома, в котором к приезду начальства каждый листик подкрасили... а все остальное французским шампунем помыли.
— Ну, ты, мля, сравнил! — недоверчиво усмехнулся Малов. — То, млин, скверик чахлый, а то целый лес.
— Я же не говорю, что тут каждое деревце вымыли, — пояснил Алекс. — А вот, например, удобрение какое-нибудь с ковра-самолета распылить...
— Ну, ты, Студент, как загнешь, так загнешь.
— Или, допустим, воздействовать каким-нибудь излучением, — продолжил Окан. — Стимулирующим.
— Че?!
— Жаль, счетчика Гейгера нам не положено, — лицемерно вздохнул Алекс, позабавленный расстройством товарища. — Замерить бы местный фон...
— Эй, так тут че, радиация может быть? — вскинулся Малов.. — Типа как после ядерной бомбы? Мля, мы так не договаривались! У нас в соседнем доме был один, все норовил внутренности в толчок выхаркать. Тоже, мля, в армии дозу схватил, на этом... Тоцком полигоне.
— Вообще-то на такие вещи научники должны были в первую очередь внимание обращать, — заметил Алекс. — Не настолько же они идиоты... или настолько?
— Не, ну пусть тогда скафандры специальные выдадут, — продолжал волноваться Малов. — Эти... просвинцованные.
— Спецтрусы тебе выдадут... просвинцованные, — не выдержав, улыбнулся Окан. — Чтобы самый твой ценный для Родины орган защитить.
— Мля, Студент, я же серьезно!
— Я, — Окан посерьезнел, — тоже.
— Тогда какого...
— Мне просто не нравится этот лес, Дима, — признался Алекс. — Сильно не нравится. И я очень жалею, что с нами сейчас нет старшины.
— Сидоренко? — переспросил Малов. — А на кой он нам сдался?
