Все это пришло Леве в голову уже потом, а первой его мыслью было несвязное: "Господи!.." У спецназовца из плеча торчал обрубок стрелы. Лицо застыло грубо разрисованной фаянсовой маской.
А на руках он держал туземку, у которой в волосах уже запеклась кровь.
— Санитары! — рассеял всеобщее ошеломление голос Краснова. — Б..., да что вы встали! Где врач?!
Подбежали санитары с носилками. Девушка начала кричать что-то, то по-эвейнски, то на ином, незнакомом Леве языке, но Окан склонился к ней и шептал что-то, пока она не позволила уложить себя и унести. Вслед за ней утащили и других раненых.
Толпа начала расходиться, решив, что больше ничего интересного все равно не покажут. Лева сумел протолкаться к Краснову, покуда тот не удрал к вертолетам.
— Товарищ Краснов! Сергей Викторович! — воскликнул он.
— Что? — Гэбист недовольно обернулся.
— Сергей Викторович! — повторил Лева. — Это... очень интересно.
Краснов вопросительно глянул на него.
Лева, как смог, постарался объяснить. В бессвязных выкриках рыжей незнакомки он уловил сходство с тем загадочным наречием, следы которого остались в самых древних словах всеобщего эвейнского языка.
— Это крайне важно, Сергей Викторович! — горячо доказывал лингвист. — Это позволит полностью пересмотреть наши теории...
— Хотите сказать, что эти... лесовики, — пробормотал Краснов, — исконные жители здешних краев? А крестьяне и владетели — пришлые?
— Ну... — Лева замялся. — Можно и так сказать... Хотя это было не менее трех тысяч лет назад.
— И тем не менее... — Краснов хлопнул ладонью по бедру. — Да, товарищ Шойфет, это вы очень вовремя и метко подметили. Возможно, мы сумеем договориться с ними... Да.
Он развернулся, направляясь в сторону лагерного госпиталя.
— Разрешите, я поговорю с этой... — Лева замялся, не в силах выговорить слово "пленной".
— Нет! — отрубил Краснов. — Мы не знаем, насколько она опасна... и какими способностями обладает. Сержант Окан может с ней общаться, он все равно ранен, и он, в отличие от вас, — тренированный боец... А запасных лингвистов у нас нет. Позднее, когда медики дадут "добро"... тогда и побеседуете. А покуда науке придется подождать.
Лева покорно пожал плечами и побрел обратно в палатку.
* * *
Старшина Сидоренко медленно брел к постоялому двору.
За свои тридцать два он повидал много разных городов. Больше, наверное, чем весь остальной отряд вместе взятый. Жизнь бросала его в такие места, что и не снились узкоглазым японским туристам, которые, смеясь, фотографировали его в Австрии. Русская спортсмена, да, да... а вот посмотрите, какой замечательный вид открывается справа, говорит сопровождающий. Просто великолепная... площадка для десантирования.
Тогда он накрепко запомнил чистенькие узкие улочки старых европейских городов. Но потом воспоминания поблекли, вытесненные новыми. Их сменили горящие бамбуковые хижины, белый кафедральный собор в крохотном, три десятка домов, городке, с которого по ним лупил пулеметчик. Пулеметчик оказался девкой, дочкой какого-то местного дона Педро, и эти долбаные герильерос долго возмущались, когда он просто пристрелил ее, — они-де рассчитывали поразвлечься. Еще были глинобитные хижины, хижины из картонных коробок, криво сколоченные хибары из досок — и всегда был огонь, дым, кто-то стрелял, кто-то умирал во славу великой державы, привольно раскинувшейся на одной шестой суши и протянувшей длинные щупальца на остальные пять.
А этот город напомнил старшине те, первые, уютные европейские городки. Тогда он был молод, наивен и остро сожалел, что опоздал родиться — другие грохотали по этой брусчатке танковыми гусеницами. Но ничего — может, и ему когда-нибудь доведется, засучив рукава, пройтись по Елисейским Полям и поплевать с башни Эйфеля.
Правда, местные еще не дошли до отмывания брусчатки особым шампунем — эта деталь, помнится, больше всего взбесила тогда молодого сержанта, привыкшего, что в их селе кусок мыла почитался за ценность, хотя серьезного дефицита не было, так, крестьянская жадность. Но улочки были похожие — узкие, кривые, стиснутые стенами домов. С бронетехникой сюда соваться нечего, автоматически прикидывал старшина, не выгорит, в смысле, пожгут ее тут и спасибо не скажут, а окна не ниже двух метров и узкие, как амбразуры, — гранату так, запросто, не закинешь. Одно расстройство воевать в таком вот лабиринте, а лучше — хороший ракетно-бомбовый и потом спокойненько зачистить развалины.
Вспомнился стеб посланника над этими самыми узкими улочками европейских городов. Когда-то давно просвещенные европейцы смеялись над обычаем русских варваров обливаться в жаркой избушке горячей водой, дышать паром и бить по спине вениками. Тогда же сами европейцы тонули в помоях на улищах своих городов так, что нормальный хозяин постыдился бы иметь такой же слой говна на полу свинарника. Но опосля себя так стали воспитывать от грязи, что мыли улицы шампунем. Напоминает обычай самых контуженных армейских частей перед визитом проверки красить траву в зеленый цвет и опавшие листики к деревьям нитками привязывать.
Он механически потрогал звенья болтавшейся на шее медной цепи — дома у него валялась похожая, только к ней был прикреплен медный диск размером с кофейное блюдце — высший орден какой-то страны, название которой старшина так и не узнал. Очень уж быстро все тогда случилось — подняли по тревоге, погрузили в ИЛы, в полете объяснили задачу: высадиться, установить контроль над аэродромом, обеспечить посадку транспортников с техникой, после чего выдвинуться к юго-западу и штурмовать цель типа "дворец", особо позаботясь, чтобы никто не ушел живым. Впрочем, непосредственно во дворце орудовала гэбэшная спецгруппа. К утру она испарилась, зато примчался на джипе какой-то смуглый хрен в незнакомой форме, весь в аксельбантах, протарахтел речь на языке, которого никто из спецназовцев не понял, роздал три десятка этих самых блях на цепи и умчался. Одно блюдце досталось Сидоренко.
На этой цепи никаких украшений не было, просто одно из ее звеньев было не медным, а серебряным. Унции на три потянет, механически прикинул старшина Эту привычку — считать драгметаллы в унциях — он тоже приобрел в Южной Америке, проплутав месяц по джунглям в компании бывшего золотоискателя. Никчемная совершенно была личность — пауков жрать не хотел, трещал без устали и так достал, что Сидоренко сам уж было собрался его придушить, но какая-то змеюка типа питона проделала это первой. Питона старшина съел.
— Осторожно! — прогорланил кто-то наверху.
Старшина запнулся, ожидая, что из мансарды на него низвергнется водопад грязной воды. Но ничего не произошло. Сидоренко поднял голову. Мимо проплывала, как в невесомости, огромная — с полметра в поперечнике — капля помоев. Она вальяжно обогнула оторопевшего спецназовца и, пролетев еще пару шагов, неожиданно рухнула в зияющую дыру местной канализации, расплескав веерочками вонючие брызги.
Сидоренко озабоченно осмотрел сапог — не запачкался ли? Сапоги были новые, из отменно выделанной кожи. Аркаша закупил их оптом, вместе с такими же кожаными куртками, в месте их первой стоянки. Городок, судя по всему, был центром местного кожевенного производства — запах в нем стоял совершенно ох...льный, другого слова старшина подобрать не мог. Но дело свое мастера знали туго — кожа была прочнейшая. Куртка сама по себе держала на пяти метрах "макаровскую" пулю, а если учесть еще и многочисленные бляшки — короче, старшина сделал для себя соответствующий вывод и при встрече с обладателем подобной куртки бить намеревался только в не прикрытые ею места — промеж глаз, например.
Впрочем, бить пока никого не требовалось. Гидросамолет дал им достаточный запас расстояния для того, чтобы даже те из местных, до кого успели дойти слухи о вышедших из камней демонах, не увязывали их с заморскими купцами, пусть и щеголяющими в странных пятнистых одежах. Варвары, что с них взять, припомнил старшина услышанную краем уха реплику, их только пожалеть можно, не ведающих Серебряного закона.
Страна непуганых идиотов — вот что такое этот "благословенный Эвейн", решил Сидоренко. Такой неколебимой уверенности в собственной правоте он не встречал даже среди носителей идей чухче. Те узкоглазые были просто фанатиками, яростно не замечавшими реальный мир вокруг — или пытавшимися переделать его в соответствии со своими бредовыми воззрениями. Местные же... похоже, они просто помыслить не могли, что возможно жить по другим, нежели в Серебряной империи, законам. В нашем мире так смотрели когда-то на чужеземцев жители Поднебесной, но европейские варвары с громыхающими штуковинами быстро отучили их от этой привычки.
Ничего, с веселой злостью подумал Сидоренко, будет и на вашей улице праздник — Великой Октябрьской, или какие у вас там месяцы, Социалистической революции. Скоро за вас возьмутся не лопухи типа Марксленовича или талантливого дилетанта Краснова, а настоящие профи вроде посланника Кара-Мурзы. Они найдут ваших недовольных со светлыми головами — а такие есть всегда и везде — и начнут петь им песни о всеобщем равенстве и социальной справедливости. Помогут выбрать вождей — из ваших же, самых понимающих, недаром Краснов припрятал этого колдуна-недоучку у себя, не отдал тогда Марксленовичу (старшина был не в курсе, что этот недоучка не очень-то и нужен стал бывшему майору). Вот он нам сейчас пригодился... и еще пригодится. А тот чует, падла, потому и прибежал тогда, после разгрома их лагеря, прямиком к нам, а не разбежался по лесам, как остальные.
Видали таких упертых. Эти европейцы прям трясутся за свою демократию, венгры воевать пробовали, чехи и поляки дергались. У Речи Посполитой демократии было хоть залейся. И что вышло? Правильно, бардак на два века и бессилие перед ненавистной Московией. Кара-Мурза простыми словами и стебом еще и не так распинался. Много успешных деловых людей? Много, зато на каждого успешного двадцать неудачников, еще и богатые мелким сошкам кислород перекрывают. Диссидентов повыгоняли за границу, которые кричали, что им власть творить мешает. И что? Обосрались там шедевры клепать. Крупный бизнесмен озолотит власть налогами, и на эти деньги будут содержаться и школы, и больницы, строительство дорог и прочее, и прочее. А на прибыль законно построит себе дворец, купит яхту и будет законно купаться в роскоши. А нафига козе баян? Чем брать налоги, лучше всю прибыль забрать и пустить на те все блага, которые советский гражданин имеет нахаляву, и за которые платят на гнилом Западе. Ах, мало зарплаты у советских граждан по сравнению с американцами. Так, извините, на территории США полтора века не воевали, а у нас? И ведь догнали по своей экономической мощи. И маленькая деталь: наши люди за медицину, образование и многие другие блага деньги не платят, а с тех же американцев дерут три шкуры. Ах, имеется коррупция советских чиновников? Так садют безжалостно, иногда самых зарвавшихся расстреливают. А в США говорят "кто украл тысячу — преступник, кто украл миллион — уважаемый член общества, кто украл миллиард — выдающийся бизнесмен".
Сергей Георгиевич — вот у кого голова работает как надо, не то что у Бубенчикова — много такого говорил. И про чародеев с владетелями дофига наплел в таком духе, что они, хоть и не борзеют, но надо бы им меньше шиковать и больше магией работать на благо народа. И купцам воли не давать: деньги должны на народ работать, а не на купеческие брюха и блядей. Карать безжалостно, кому такая справедливость не по нраву.
Вон в той башне, где сейчас живет градоправитель, расположится местная чека — или гестапо, или инквизиция, или Комитет Высшей Социальной Справедливости, — это уж как вам захочется ее назвать. А вы будете сидеть за запертыми ставнями и трястись, а не возьмут ли вас за шкирку за разговорчики, что, мол, надо вернуть прежнюю вольницу, чтоб на торгашестве и волшбе жировать. И будете спасаться, как крысы, за тридевять земель, у тех самых варваров, на которых вы сейчас взираете свысока, потому что только там дадут проедать то, что вы не хотите дать на общественное благо. А может, еще и ограбят.
И это мне остается только пожалеть вас, близоруких мещан. Живите уж... сколько вам осталось, взирайте на нас свысока. Облезлых крыс тоже пинали ногами — а крысы-то были чумные.
А пока... пока мы с вами поторгуем.
Сидоренко, пригнувшись, вошел в общую залу постоялого двора, степенно раскланялся с возвышавшимся над стойкой хозяином, поднялся по отчаянно скрипящей лестнице на второй этаж и коротко простучал по двери условленную серию — три коротких, два длинных, короткий.
— Ну! — воскликнул пузатый снабженец, едва только старшина показался на пороге. — Шо там?
Сидоренко неторопливо закрыл дверь, скинул с плеча мешок, медленно, не обращая внимания на приплясывающего от нетерпения Аркашу, развязал тесемки, запустил в глубь мешка руку, пошарил и, вытащив наружу самую обыкновенную алюминиевую ложку, продемонстрировал ее для всеобщего обозрения.
— Вот, — гордо заявил старшина. — Самый что ни на есть ходовой товар. На ура будут улетать. — И он выложил рядом на стол одну к одной три золотые монеты, которые дал ему за такую же ложку здешний ювелир.
Сидоренко не просто так сказал. Слишком уж новенький алюминий смахивает на серебро, чтобы отсталый народ не соблазнился. А вот с изготовленными по спецзаказу из элитного стального сплава вышел не то, чтобы облом, но хуже, чем хотелось.
Заходит в лучшую кузнечную лавку и видит ширпотреб из весьма хорошей углеродистой стали, ну там топоры, косы, ножницы и прочее. Ножи само собой, крепкие, аккуратные, удобные. Хороший слесарь из напильника для себя не хуже сделает. А на отдельной витрине с надписью "заговоренное оружие" не то музейные экспонаты, не то холодное оружие для богатых. Красотища — глаз не отвести. Сидоренко прилип глазами к ножикам и не отрывался, пока его не окликнул кузнец:
— Коун желает что-то приобрести.
Старшина ткнул пальцем в самый приглянувшийся нож и спросил цену. Оная ошеломила русского спецназовца, который ответил:
— Дороговато, да и у меня свой есть. Не так красив, зато невиданно крепкий.
Хозяин лавки, метр с кепкой ростом и такой же ширины пожилой бородач, усмехнулся:
— Так это ж заговоренные ножи, крепкость их необычайна, как и красота. Они своих денег стоят, владетели не брезгуют покупать у меня. Позвольте ваш оглядеть?
Сидоренко протянул нож из спецсплава, кузнец попробовал на прочность и твердость, сравнивая с заговоренным, который приглянулся старшине. Увы, но музейный экспонат оказался малость тверже и крепче. Хозяин лавки еще раз осмотрел, и тут его глаза полезли на лоб, отметил:
— Это незаговоренный нож. Мы заговоренные делаем крепче, но только заговоренные. Без волшебства такой нож сделать невозможно, ни один кузнец Эвейна неспособен. Откуда он у вас, и что за сталь?
— Я слышал, что тут есть добавки редких металлов, больше ничего не скажу.
