— Но когда?! — взвыл Вяземский.
Снабженец неторопливо поднялся на ноги и поправил брюшко, чтобы то свисало поверх ремня симметрично.
— А вот это, товарищ полковник, — с достоинством ответил он, — коммерческая тайна.
* * *
Понемногу Алекс начинал привыкать к этому лесу. Лес — это ведь не просто "совокупность веток, торчащих из одного места", думал он, обходя не ко времени усыпанный желтыми цветами куст. Он, кроме этого, еще и сложнейшая биоэнергетическая система, что бы ни говорили по этому поводу. Прав был небезызвестный Дерсу Узала: "Все есть люди — камень, дерево, вода, зверь". И могавки всякие с ирокезами тоже говорили, что "лес полон духов". Надо только слушать. А имеющий уши — услышит.
Лучше всего, конечно, было бы не ломиться по этому лесу обвешанным железом по уши, а выйти на полянку, голым по пояс, да полежать на ней часика три. Сразу в резонанс не попадешь, но хоть какую-то грубую настройку получить уже можно. До друида, конечно, далеко...
Вспомнив давешнего друида, Тау... — как бишь его там, а, Тауринкса! — Алекс усмехнулся. Да, вот уж кто был настроен, что называется, "на все сто". Попытка отбытия пленного из лагеря было весьма впечатляющим по любым меркам. Он ведь не только зверюгу призвал, подумал Окан, он еще и мозги нам замутил, а то бы эту зверушку посекли еще на подходе к периметру. Один только экипаж БМП нашелся, который не растерялся. Н-да, знать бы, какие еще фокусы у местных в рукаве, кроме пиро— и телекинеза. Ну и телепатии, понятно. А как насчет манны небесной и остальных казней египетских?
— Смена дозора, — прошелестело вдоль цепочки разведчиков.
Алекс поправил автомат, обгоняя идущих впереди.
— Направление прежнее, — отчетливо прошептал лейтенант, когда Окан поравнялся с ним. — Тридцать, — он взглянул на часы. — Нет, двадцать градусов левее солнца.
Или два лаптя, или восемь пальцев, подумал Алекс. Скучновато, однако, без компаса. Соорудить, что ли, какую-нибудь систему с солнечными часами? Кстати — а сутки здесь такие же, как у нас? Что-то световой день больно длинный... или это субъективное ощущение? Потолковать бы по душам с кем-нибудь из паучников, да с ихней охраной связываться... Где они только таких дуболомов набрали? Из лагерных конвоев, не иначе. Наш мир, чужой мир — этим бобикам все по барабану. "Запрещено!", "Стой, стрелять буду", "Шаг вправо, шаг влево — побег, прыжок на месте — провокация!" И семимильными шагами к коммунизму.
Откуда-то справа бесшумно выпорхнула небольшая, синяя с черным птица и исчезла в кронах наверху.
Алекс опустил автомат. Интересно, она сама по себе взлетела, подумал он, или опять мерзкие штучки товарища, простите, коуна Тауринкса или кого-то на него похожего? Будем надеяться на первое, а то ведь так можно и параноиком запросто заделаться.
Два лаптя правее солнца, два лаптя правее солнца... Интересно, а почему Кобзев так упорно посылает поисковые группы именно в этом направлении?
Окан постарался восстановить в памяти карту на столе у капитана. Видел он ее мельком да еще под достаточно неудобным углом, но в свое время дед неплохо натаскал его "хватать" детали периферийным зрением.
Там были помечены земли трех ближайших местных феодалов — Картроза, Бхаалейна и оставшегося, чье имя закрывала зеленая капитанская линейка. Еще там была помечена река, та самая, около которой готовились сооружать второй лагерь — Драконья, — лесной массив с жирным знаком вопроса и что-то вроде горной гряды. А гряда называлась Безза...
Что-то мелькнуло слева. Алекс замер, медленно, не торопясь, начал разворачиваться, пытаясь "поймать" картинку, вызвавшую у бокового зрения ощущение неправильности.
Ветка. Сломанная ветка кустарника примерно в метре от земли.
Алекс осторожно подошел поближе. Присел, изучая окрестные травинки.
Это мог быть какой-нибудь местный зверь. В конце концов, подумал Окан, после собакомедведя я ничуть не удивлюсь, если на меня сейчас вышагнет сесквоч, он же йети. Это в нашем мире неандертальцы вымерли, да и вымерли ли... в свете недавно открывшихся фактов... может, они просто... сюда ушли?
Ну, а если это все же был человек и шел он во-он оттуда... примерно досюда, а потом меткий ефрейтор поехал в отпуск... а ну, а ну, что это у нас?
На тонкой полоске мха, содранной с вытянувшегося поперек тропинки корня, четко виднелся отпечаток сапожного каблука.
— Ну и что вы можете сказать?
Алекс легонько коснулся пальцами поникшего стебелька травы и встал.
— Здесь прошли люди, товарищ командир, — ответил он. — Трое или четверо. Недавно, чуть больше часа назад, — трава еще расправиться не успела. Все — взрослые мужчины, шли не таясь и не торопясь.
— В названном количестве уверены?
— Так точно, товарищ лейтенант. Обученные люди так не ходят. Там все сложнее — прошел либо один, либо много, а сколько — не понять. Эти же ломились, — Алекс сделал паузу, подбирая сравнение, — как туристы на пикник. Каждый сам по себе, отдельный след идентифицируется вполне четко.
— Значит, просто нагло прут, — задумчиво сказал лейтенант. — Или... заманивают?
— Не думаю, — спокойно возразил Окан. — Даже если предположить, что они заранее знали о нашей группе... и время выхода, и примерный маршрут... Не похоже это на местных. Вспомните друида.
— Кстати, о друиде, — спохватился старлей. — Вы в дозоре ничего такого... не фиксировали? Нестандартного поведения местной флоры?
— Ни флоры, ни фауны, — усмехнулся Алекс. — Но... товарищ командир, разрешите высказать предложение? Старший лейтенант кивнул.
— Учитывая особые способности отдельных местных жителей, — начал Окан, — а также ваше предположение о возможной засаде, я предлагаю двигаться следующим образом — дозор уходит еще на двести метров вперед. Итого полкилометра, думаю, этого хватит. Остальная группа разворачивается в цепь, загибает фланги и следует за дозором, имея его в фокусе. Если они все-таки попытаются поймать нас в ловушку...
— Сами в нее и угодят, — улыбнулся старший лейтенант. — Действуйте, Окан.
* * *
Два "хьюи" зависли над перекатом реки. Они проделывали это уже пятый раз за полчаса, и, даже если кто-то из местных умудрился отследить их полет, все равно они бы не смогли определить, где именно спрыгнула на землю восьмерка темных силуэтов.
— Надеть камуфляжи! — громким шепотом скомандовал Большой Глебовски, дождавшись, когда вполголоса чертыхающееся отделение вскарабкается на хоть и невысокий, но, как выяснилось, труднодоступный ночью склон. — И — все сюда!
Путаясь в бесчисленных крючках "костюма Гилли", Крис попытался припомнить, за что маленький поляк получил такое не соответствующее ему с виду прозвище. Фильм вроде был такой... или не был? Сейчас голливудская продукция, даром что ее регулярно крутили на базе, казалась Крису чем-то далеким, как марсианские каналы. Хотя оно ведь так и есть, подумал Крис. Земля и Марс кажутся рядом, когда смотришь на них из другой вселенной.
Так за что же его так назвали? Было это в первый день — мы стояли около палатки, Седжвик раскуривал свою очередную сигару, потом пришел Дженнинг и сказал, что уже действует душевая... Ну да, а пять минут спустя прибежал Райконен и, давясь от смеха, начал показывать, какой у Глебовски этот... ну вот такой, ей-богу, парни... И хватался при этом за руку выше локтя. И тогда кто-то предложил называть Глебовски "Большим". Кто? Не помню. Забавно, что мы все так легко поверили Райконену, подумал Крис, видимо, он был очень уж убедителен. А еще забавнее, что сам Глебовски ничуть не удивился этому прозвищу, словно его уже где-то так называли.
— Значит, так, парни, — начал поляк, блеснув белыми зубами на измазанном краской лице. — Мы сейчас в пятнадцати милях от замка главной здешней шишки, того самого, где были Рид с Боллингтоном...
Вообще-то там был полковник с адъютантом адмирала, подумал Крис. А мы делали вид, что прикрываем их. Что у нас за судьба такая снайперская — носит, как пьяную пулю, туда-сюда. Сегодня "в распоряжении" одного, завтра "в подчинении" другого... спасибо, что напарника оставили.
— ...И к которому нам кровь из носу надо выйти к утру. Ну и... все остальное. Фотографии все запомнили? Где звезда?
— У тебя на лбу, Боб, — хихикнул кто-то.
Рид улыбнулся вместе с остальными. Огромная — куда больше Сириуса или Венеры — белая звезда, висевшая над горизонтом, и в самом деле походила на звезду на пехотной каске, которую Глебовски зачем-то повесил над койкой. По этому светилу полагалось ориентироваться ночью — перепутать ее было невозможно ни с чем даже на здешнем усыпанном золотыми и багряными искрами небе, таком глубоком и звездном, что по сравнению с ним небосвод над Монтаной казался низким закопченным потолком. Капралу порой мерещилось даже, что местные жители нарочно прибили к хрустальному своду свою Полярную, отбрасывавшую наземь смутные тени.
— О'кей, о'кей, — хмыкнул сержант добродушно. — И еще.. — Голос его посуровел. — Вот что я хочу сказать, парни. Если для кого-то из вас дело обернется совсем уж полной задницей... Я хочу сказать, если кому-то будет угрожать опасность попасть в лапы к местным гукам, то, — он звучно хлопнул себя по боку, где из кармана "Гилли" виднелась рукоятка "кольта", — воспользуйтесь вот этим. А еще лучше — гранатой. Лучше самому разнести себе башку, чем явиться в лагерь таким, как бедняга Пауэлл. Я не верю во всех этих зомби, зувемби и прочие вудуистские штучки, но своим глазам я доверять привык. За последние пятнадцать лет они меня не подводили. В этом, — Глебовски снова ухмыльнулся, — убедилась на своей шкуре куча народу.
— Э-э, простите, сарж, а как это соотносится с догмами христианства? — спросил кто-то из вторых номеров.
— С чем-чем? — нарочито удивленно переспросил сержант.
— Ну, — замялся морпех. Энди Эббот, вспомнил Крис, из Пенсильвании. Ну да, у него на койке вечно валялся молитвенник в потрепанной коричневой обложке. Никогда не бывал в Пенсильвании. Интересно, они там все такие прибабахнутые? Хотя вряд ли — Глебовски вон тоже оттуда.
— Нам ведь запрещено самим убивать себя, не так ли, сарж? Если мы сделаем это, то не попадем в рай.
Несколько мгновений Глебовски непонимающе смотрел на Энди, а затем согнулся в приступе лошадиного ржания.
— Для того чтобы попасть в рай, — сообщил он Энди в перерывах между фырканьем, — ты, сынок, выбрал неправильную профессию. Или надо было становиться мусульманином. Ихний аллах выдает всем своим воинам полисы гарантийного страхования — они попадут в рай обязательно. А знаешь, какой у них рай? Ликеры с мороженым до отвала, и каждый день к твоим услугам полсотни новых мисс Плейбой, и все они — ты только представь, парень, — целки!
— Да, Энди, поздновато ты задумался о своей бессмертной душе, — густым басом поддержал сержанта Ральф Кон-рой. — Раньше надо было вспоминать... О шестой заповеди, например.
К замку они вышли, как и рассчитывали, — на рассвете. Удобная все-таки вещь, эти памперсы для взрослых, думал Крис, устраивая винтовку на словно специально изогнувшийся корень. Конечно, они с Джимми отлили перед восходом, но ведь неизвестно, сколько им предстоит здесь лежать. Раньше, говорят, с таких вот заданий частенько приползали к своим с полными штанами.
Впрочем, сегодня им это вряд ли предстоит. Сомнительно, чтобы полковник выслал половину своих снайперов на задание, длящееся больше суток.
— Срань, долбаная срань... — донесся до Криса тихий шепот Веллингтона. . — Чего там?
— Да антенна... черт, как меня задолбала эта рухлядь! По"моему, — пожаловался Боллингтон, — это все происки местных... ну, то, что половина нашей техники не желает работать.
— Ну да, — прищурился Крис. — А может, нам все это устроил твой личный гремлин, исключительно ради рядового Боллингтона, а мы просто страдаем за компанию. Кончать пороть чушь, Джимми. Если бы местные могли влиять на фундаментальные законы физики, они бы уже давно выкинули нас отсюда пинком под зад.
— Надо же, какой ты у нас умный, — обиженно огрызнулся Боллингтон. — Можно подумать, ты университет кончал.
— Почти угадал, Джимми, почти угадал, — прошептал Крис, прижимаясь щекой к холодному пластику приклада. — Только не университет, а колледж.
В просветленную десятикратную оптику замок казался совсем рядом — рукой подать. Он одновременно и походил на старинные европейские замки, и в чем-то был неуловимо чужим — как домики в злосчастной деревне чем-то напоминали дома первых поселенцев, какими их принято рисовать в детских книжках, и все же выглядели вовсе по-другому.
А еще он похож на японские замки, подумал вдруг Крис. Ширли бы понравилось. Ей всегда нравилось все японское. И сама она была словно японочка — маленькая, черноволосая, — вот только большие голубые глаза были абсолютно не азиатские и груди. Груди у нее были большие, для ее росточка, понятно, и когда она надевала свою прозрачную блузку... Черт, о чем я думаю! А замок этот, наверное, такой же, как все построенные похожими на людей существами замки во всех мирах, и это вполне естественно. Странно было бы, если бы это было не так. И вообще — с чего мне Япония примерещилась? Из-за крыш на башнях, что ли, заостренных, как пагоды, и будто бы покрытых лаком, как доспехи самураев....
Но воспоминания уже проснулись где-то в голове и, шипя и пенясь, словно пиво из банки, ринулись наружу. Он снова увидел себя в тот вечер — в черной кожаной куртке, педаль "Мустанга" вдавлена в пол, Фред на соседнем сиденье курит, здесь будет эта вечеринка, да здесь...
Привет, парни, привет, привет, отлично выглядишь, как жизнь, на все сто, да, парни, вам крупно подфартило, тут как раз две клевые девчонки, пока не занятые, телки просто отпад, что одна, что вторая, я вас сейчас познакомлю, и если у вас, парни, есть хоть капля совести — завтра с каждого по бочонку. Ни одна девчонка не стоит столько пива, шутит Фред, а ты улыбаешься и тут видишь _ее_, и улыбка застывает на губах. Привет, привет, это Ширли и Чэс, а это Крис и Фред соответственно, вот, а я удаляюсь и — парни, вы помните?
Ни о чем ты уже не помнишь. Утонул в синих глазах и с трудом переводишь взгляд на ее подругу, тоже голубые глаза, блондинка, не фигура, а мечта наяву, но ты уже утонул и потерян бесповоротно, и от того, что она берет за руку Фреда, а не тебя, он — твой лучший друг — сразу превращается в злейшего на земле врага, и вокруг его головы огненным ореолом вспыхивает окружность прицела. Чэс — это сокращение от чэстити, невинность, не так ли? Ох, знал бы ты, как меня достала эта шутка, ну прости, прости, вот тебе коктейль, только не надувай свои премиленькие губки, Крис, уймись, что на тебя нашло сегодня, прямо не узнаю тебя.
И вот наконец получилось, вроде бы само собой, медленный танец, прижимаешь ее к себе, чувствуя сквозь рубашку, как упираются в тебя ее соски, и не замечая короткие взгляды, которые она бросает из-за твоего плеча на столик. Два часа ночи, да, конечно, радостно соглашаешься ты, потому что уже нет больше сил смотреть, как она — не с тобой, с другим! — поехала, я и сам, собственно, уже собирался, пока, ребята, до завтра, прости, старик, что вот так, довез и кидаю, какие проблемы, старик, что я — маленький, — о нет, ты не маленький, падла!
