— Уходим! — в третий раз прошипел Линдан и, не глядя, следует ли за ним несговорчивый Брендайг, пополз по-змеиному в лесную чащу.
Позади опять послышались выстрелы, сливающиеся в бешеный рев. Затылок Линдану обожгло жаром.
Молодой чародей торопливо развернулся и, припав к земле, досмотрел развернувшуюся на лесной дороге драму.
Брендайг опять не послушался его приказа. То ли взыграла в нем владетельская гордыня, то ли в его невеликом уме такое понятие, как "отступление", не помещалось — он выбрался на дорогу, намереваясь сжечь и второй гроб. Почему этого нельзя было сделать из того укрывища, которое волшебники только что покинули, — Линдан не понял. Так или иначе, но стоило Брендайгу показаться на дороге, как ши попытались закидать его свинцовыми желудями. Чародей немедленно закрылся щитом, но при этом потерял способность нападать — Линдан по пальцам мог бы пересчитать огневиков, способных направлять свою силу одновременно в стену жара и в удаленную от нее мишень. Выскочившие из чрева самоездной повозки ши засыпали Брендайга своими снарядиками. Линдан понадеялся было на их глупость, но, как тут же оказалось, зря — по приказу своего воеводы демоны проворно взялись обходить волшебника с боков, по временам давая пробные очереди.
Линдан подумал было сжечь их, испепелить, чтобы и следа не осталось, чтобы никто не сумел потом разобраться, куда делись люди, вплавленные в текучую сталь... но из-за поворота уже неслись рев пятнистых повозок и крики демонов-дружинников, похожие на вопли стервятников. Их было слишком много. Будь на месте Брендайга гильдейский чародей, Линдан встал бы рядом с ним. В скуллах гильдии согласование боевой волшбы составляло отдельную дисциплину. Но Брендайг, своенравный и озлобленный, готовый любой приказ отвергнуть с порога только потому, что им осмелился распоряжаться какой-то низкородный... Нет, ему Линдан не доверил бы своей жизни.
Но молодой чародей успел еще увидеть, как падает пораженный пулей в спину Брендайг, прежде чем по-пластунски скользнуть в спасительные лесные глубины.
"Дурак я, дурак, — думал он, переваливая через мощные корни дубов, вязов, двулистов. — Мыслил себя владетелем — а высокородным я никогда не был и не стану. Я гильдейский чародей. Вот на что надо было опереться. Не на других владетелей, встревая в давние свары Дейга с соседями. Не на Андилайте — конечно, столица откликнется на зов, как положено по Серебряному закону, но доброй воли соседских владетелей это нам не прибавит. Известно же — придворные спят и видят, как бы отнять привилегии у владетелей... а те готовы правую руку себе отсечь, только б лишить столицу даже той малой власти, которой та наделена. А вот гильдия огневиков не попустит, чтобы ее чародеев гоняли по лесам какие-то ши... и гильдиям не нужны земли. Вся эвейнская земля и так наша".
Норовистого брата владетеля Пардайга он успел списать со счетов, а зря. Задержись Линдан чуть подольше на месте короткой стычки, он увидел бы, как, повинуясь окрикам офицеров, злые, мрачные фельдшера спешно перевязывают рану обеспамятевшего от боли и кровопотери чародея и волокут в бронетранспортер первого пленника, взятого американской армией в этой странной войне.
* * *
— Крис, но я все равно не понимаю! — продолжал ныть Боллингтон. — Какого черта они послали на это задание _нас_?
— Потому что на это задание направили весь свободный личный состав, — устало отозвался Рид. — А кто более свободен, чем вернувшаяся из патруля снайперская пара?
— Но... это же нечестно!
— А ты не заметил, — Крис осторожно потер воспаленные глаза, — что жизнь вообще очень несправедливая штука?
— И мы теперь будем участвовать в зачистке, да? — не унимался Боллингтон. — Со снайперскими винтовками?
— Мы будем участвовать в акции по переселению. — Крис мотнул головой. Ему зверски хотелось спать, и это желание было главной причиной, по которой он еще не приказал неуемному Джимми заткнуться. Не будь этого дурацкого разговора, он бы уже свернулся калачиком на груде небрежно брошенных в кузов грузовика одеял. — Чтобы справиться с местными курами, тебе должно хватить твоего "Рэндолла".
— Вот срань! — выругался Боллингтон. — И какая только штабная гнида это придумала?
— Командование подозревает, что местные жители поддерживают "гамбургеров".
— Ну, еще бы они их не поддерживали! — хмыкнул Джимми.
— А посему было принято решение переселить ближайшую из деревень "желтой" зоны в "зеленую", то есть контролируемую нами, — закончил Рид. — Туземцы радостно покинут свои грязные хибары и обоснуются в новеньких американских палатках... и каждый день будут получать по "сникерсу".
— Дети будут в восторге.
— Да. Мы познакомим их с кока-колой, жвачкой, Микки Маусом...
— ...тяжелым роком, наркотиками и триппером, — подхватил Джимми. — Что за хрень? Какая "зеленая зона", когда джи-ай боятся нос высунуть за периметр?
— Т-с-с. — Крис заговорщицки поднес палец к носу и подозрительно огляделся. — У этих стен тоже есть уши, рядовой.
— Да пошли они в жопу! — беззлобно отозвался Джимми и, выпрямившись, выглянул из-под тента. — Интересно, долго нам еще ехать?
— Не имею ни малейшего представления, — отозвался Крис, зевнул и, не выдержав, качнулся вперед, упершись лбом в холодную сталь винтовочного ствола. Глаза тут же подло воспользовались случаем и слиплись, да так, что не откроешь. Он продолжал слышать бубнящего что-то Боллингтона, но слова доносились до мозга словно сквозь подушку — звуки знакомые, но смысла не образуют. Крис зевнул еще раз и вырубился.
Проснулся он от того, что машину перестало ритмично подкидывать на бесчисленных ухабах и выбоинах, которые и представляли собой местное дорожное покрытие. Да уж, это вам не хайвэй, с тоской подумал Крис, на "Харлее" не разлетишься. Хорошо русским — они у себя к такому приучены, для них, может, и вовсе никакой разницы не будет. Кто там сказал, что Россия — это страна, где вместо дорог — направления? Наполеон или кто-то из немцев? Впрочем, неважно.
— Кажется, приехали, — сообщил Боллингтон, высовываясь из кузова.
Крис ожесточенно потер лоб. Наверняка след от ствола остался, огорченно подумал он, ну и по-дурацки же я выглядеть буду. Камуфляж нанести, что ли? Интересно, я ствол не погнул? Моя башка в нынешнем состоянии тонн пять весит.
— Ну что там?
— Ничего не видно, — отозвался Джимми и неожиданно для Криса перехватил винтовку в левую руку и выпрыгнул из кузова.
Крис последовал за ним.
Деревня раскинулась прямо перед ними. Грузовики выстроились "елочкой" по обеим сторонам дороги, тогда как эм-стотринадцатые образовали редкую цепочку вокруг деревни. На холме напротив возвышался единственный в батальоне "шеридан", нацеливший на серые домики свой шестидюймовый обрубок.
— Смотри. — Джимми толкнул Криса в бок. — Вон майор. Похоже, беседует с местным шерифом.
— Ну-ну. — Крис по привычке потянулся было за биноклем и, не нащупав его на привычном месте, чертыхнулся, вспомнив, что выложил его в домике сразу после возвращения из рейда вместе с остальным снаряжением. Теперь при нем не было ничего, кроме... А почему бы и нет? Он пожал плечами, вскинув винтовку, уложил ее на "закрепощенный" локоть и заглянул в прицел.
— Что там?
— Разговаривают.
— А о чем?
— Даже если бы я и умел читать по губам, — процедил Крис, — вряд ли я бы смог проделывать этот фокус на туземном наречии.
— Прости, не подумал.
— Ага... похоже, переговоры зашли в тупик. Местное старичье уходит.
— И что теперь?
— Хороший вопрос, — усмехнулся Крис. — Будем делать то, зачем мы сюда приехали.
— А... — Джимми осекся. — Кто будет приказывать _нам_?
— Это хороший вопрос номер два. Надо бы, — Крис опустил винтовку и огляделся вокруг, — найти того долбаного сержанта, который поднял нас с кроватей.
— Как же, найдешь его, — уныло сказал Боллингтон, глядя на выстраивающиеся перед бронетранспортерами шеренги.
— Может, у шофера спросить?
— Идея. — Крис прошел вперед и побарабанил костяшками пальцев по кабине.
— А... Хто? — высунулась из окна встрепанная — нет, поправил сам себя Крис, это у него постоянная прическа — голова водителя-пуэрториканца. — Чего вам?
— Тебе про нас что-нибудь говорили? — спросил снайпер.
— Про вас? А кто вы такие, парни?
— Те, кто всю дорогу трясся в кузове твоей развалюхи, сальная твоя шкура!
— А-а. То-то мне показалось, что для одних одеял грохоту было многовато.
— Все ясно, — вздохнул Крис и, обернувшись, наткнулся на вопросительный взгляд Боллингтона.
— И что теперь?
— Откуда я знаю, — пожал плечами Крис.
— Может, пойдем в деревню? — неуверенно предложил Джимми. — Я видел Шотландца. Присоединимся к его ребятам. Они-то точно знают, что им делать.
— Пойдем, — согласился Крис. — Хуже от этого, по крайней мере, не будет.
* * *
Обри Норденскольд медленно шел по улице, озираясь на каждом шагу.
"Надо чаще выезжать из лагеря", — наказал он себе строго и тут же не к месту вспомнил, что среди рядового состава патрулирование здешних дорог уже получило неотмываемое клеймо "русской рулетки".
Не то чтобы гибло так уж много солдат. Большая часть патрульных групп возвращалась на базу у менгиров, не заметив ничего подозрительнее и опаснее белки. Тяготила и пугала именно безнаказанность партизан, их лесное всемогущество. Каждая уничтоженная группа словно демонстрировала новый аспект их способностей — по-другому образованный майор Норденскольд просто не мог выразиться. Морские пехотинцы погибали вдалеке от базы и едва ли не у самой ограды, пешие и на M113-х (Обри подозревал, что единственный "шеридан" уцелел только потому, что Макроуэн категорически отказывался без веской причины выводить его за ворота, и адмирал его поддержал). Партизаны словно задались целью доказать, что любые предосторожности бесполезны и бессмысленны. И после их налетов выживших не оставалось, так что о
вооружении и тактике местных жителей командование группировки вторжения знало не больше, чем в самом начале операции.
До сих пор им не удалось поймать ни одного партизана. Отчасти это объяснялось скромными силами, которые Обри с Макроуэном (адмирал после ночной атаки опять впал в перемежающийся ступор) могли выделить на их поимку. Отчасти — тем, что жители деревень, оказавшихся в округе базового лагеря, в том, что, словно в насмешку, официальные документы именовали "зоной безопасности", ненавидели американцев почти так же сильно, как недобитые воины из разгромленного замка. Агрессивный Макроуэн подозревал местных в пособничестве партизанам, и Обри в глубине души готов был с ним согласиться. Но доказательств этому покуда не находилось. Деревенские терпели захватчиков и не проявляли ни открытого неповиновения, ни слишком уж явной злобы, но атмосфера при этом создавалась настолько напряженная, что Обри приходилось чуть ли не ежедневно успокаивать своих солдат.
А заходить в деревню приходилось. Хотя бы потому, что начальство упорно требовало от адмирала Дженнистона установить с туземцами дружеские отношения, а тот, несмотря на скверный характер и ослиное упрямство, в открытую саботировать приказы сверху не осмеливался. К сожалению, пользуясь единственным доступным ему опытом — корейско-вьетнамским, — адмирал не придумал ничего лучше, как организовать регулярную выдачу подарков с наглядной демонстрацией преимуществ американского образа жизни. И теперь, когда о надеждах наладить отношения с местными жителями можно было забыть надолго, бесплатные раздачи продолжались. Даже под дулом автомата.
Мрачные морпехи выкидывали из грузовика ящики с конфетами. Странно, но никакие другие товары спросом у туземцев не пользовались. Поначалу интерес вызвали пластиковые бусы — но сколько бус можно продать в одной деревне или даже в трех? Выдавать ножи чуть было не запретил Макроуэн, уверявший, что все эти орудия смертоубийства, как одно, окажутся под ребрами у его ребят. Обри с большим трудом его переубедил — как оказалось, зря, потому что скобяные изделия не вызвали ни малейшего интереса. Туземцы попереглядывались пару минут, потом вперед вышла хрупкая молодая женщина и двумя пальцами сложила лезвие ножа пополам, точно бумажную ленту. Ни один силач в лагере так и не сумел разогнуть его обратно, и ни один умник не разгадал сути фокуса. Потом нож конфисковал наблюдатель из АНБ и отправил в лабораторию на анализ. Результатов не было до сих пор. Поэтому основным товаром армии вторжения оставались шоколадные батончики.
Женщины и дети попрятались по домам, еще когда грузовики и бронетранспортеры пылили по разъезженной дороге. На площади остались только мужчины. Деревней управляло что-то вроде совета старейшин с олдерменом во главе, и сейчас весь этот ареопаг выстроился перед машиной, пристально озирая выгружаемые коробки.
— Мы пришли с вестями, — сообщил Обри старейшинам, подойдя поближе.
Странно, но и после неудачных переговоров у замка он сохранил способность понимать местное наречие и даже объясняться на нем. То же, хотя и в меньшей степени, относилось к Макроуэну с лингвистом, но у командира морской пехоты были дела поважнее, а лингвист мучился на базе, составляя очередную версию разговорника для личного состава. Поэтому толмачить обычно отправлялся Обри, выкраивая для этого крохи собственного свободного времени.
— Вы всегда приносите дурные вести, демоны, — ответил мрачный староста. Обри пожал плечами.
— Мой воевода просит вас выказать уважение его власти, — несколько витиевато выразился он. По опыту прошлых бесед майор усвоил, что туземцы падки на красивые слова, хотя перемаслить было опасно — самые невинные, казалось бы, обороты могли ввергнуть эвейнцев в амок.
— У вашего воеводы нет власти на земле Дейга, на земле Эвейна, — отрубил старик.
Ну вот, опять!
— Чего он хочет от нас? — поинтересовался староста, прежде чем Обри сформулировал достаточно обтекаемый ответ.
— Он просит вас переехать в... окрестности нашего военного лагеря... — спотыкаясь, объяснил Обри, — дабы показать... что вы не поддерживаете, лесных беззаконников... не оказываете им пособления... и ради уважения к нему.
— Нет, — отрезал староста.
Майор Норденскольд нахмурился. Этого в сценарии не было. Местные жители могли торговаться, оскорблять пришельцев, требовать невесть чего... но до сих пор они не отказывались разговаривать вообще.
— Мы дадим сладостей, — попробовал он пробить внезапно вставшую стену.
— Нет, — повторил староста. — Земля... — Он разразился длинной тирадой, из которой Обри понял только, что земля обидится на оставивших ее.
— Мы дадим вам новые дома, — попытался объяснить Обри. — Станем кормить, пока у вас нет пищи...
— Нельзя, — коротко объяснил старик, презрительно глядя на глупого пришельца. — Нельзя оставлять землю. Оставим — поля травой зарастут, луга под лес уйдут. Долго ли лорд Дейга вас изгонять будет — то никому не ведомо. Обидится земля. Голод будет. Позор чужим хлебом жить.
