— Фи, — небрежно выдохнул Ржевский и, снова подобрав гитару, прошелся по струнам затейливым перебором. — Чего бы такого исполнить?
— Что-нибудь эдакое? — предположил второй вертолетчик, майор Кареев.
— Желание наших славных хозяев... — Ржевский задумчиво погладил деку.
— Значит, эдакое... А как насчет... "Yesterday, all my troubles seemed so far away..."
— Эй, эй... — предостерегающе воскликнул Перовский. — А если Краснов мимо случится?
— Или, не приведи боже, Бубенчиков... — поддержал его Шипков. — Его же кондратий хватит.
— А... — отмахнулся Ржевский. — У Бубенчикова сейчас другим голова занята. Он в агитации по уши, а Краснов куда терпимее.
— Кстати, а что он там затеял? — спросил молчавший до сих пор старший лейтенант Лягин.
— Сказано же — агитацию. У них сегодня четыре деревни по плану.
— Не понял.
— Ну, видел, две бронегруппы вышли? С первой помощник Бубенчикова пошел, а со второй замполит батальона. Будут агитировать.
— Как? — удивился Лягин. — Переводчик же, этот Лева-кучерявый, с ними не поехал. Я его минут десять назад видел, здесь он, на базе.
— А они будут по бумажке зачитывать, — спокойно ответствовал спецназовец. — Бубенчиков приказал этому Шойфету составить стенограмму...
— Транскрипцию? — вставил Ржевский.
— ...поручик, молчать, — своей вчерашней речи. Вот они и будут нести в, — Перовский криво усмехнулся, — "массы угнетенного крестьянства слово пламенного революционера".
— Дурдом! — подытожил общее мнение Шипков. — Балаган. И мы в нем примы-балерины.
— Ха! — каркнул Кареев. — Марксленовичу просто надо поскорее наверх о достижениях отрапортовать. Дескать, установил, провозгласил, и началось братание солдат доблестной Советской армии с освобождаемым из-под гнета населением.
— Да уж, братание! — возмутился Перовский. — В той деревне, где Краснов был, у меня чуть полгруппы не перетрахали. Обычай у них, видите ли. Гостеприимство, млин.
— А почему чуть?
— Потому что у Краснова на глазах!
Ржевский, казалось, хотел что-то ляпнуть, поддерживая избранный образ, но натолкнулся на предупреждающий взгляд Вяземского и захлопнул рот.
— Кстати, капитан, — обернулся Кареев к Перовскому. — Это не ваши ребята второго "языка" приволокли?
— Нет. — Перовский зевнул. — Погранцы. Я так понял, что он чуть ли не сам на них вышел. Какой-то местный коробейник, шел из одной деревни в другую, решил срезать крюк и заблудился... в трех соснах.
— Ну, в местных соснах это запросто.
— А чем этот коммивояжер изволит приторговывать? — поинтересовался Ржевский.
— А ху его ноуз? — пожал плечами Перовский. — Стекляшками какими-то. Я не интересовался.
— Товарищ полковник, а что это вы такое интересное читаете? — спросил Мушни, жадно глядя на потертую книжицу. — Так читаете, прямо глаз не оторвете.
— Полностью это называется, — полковник заглянул на титульный лист. — "Обычаи и быт древних славян". Пятьдесят второго года издания.
— Это где же вы такой раритет откопали? — спросил Кареев. — Небось снабженец этот ваш расстарался?
— Либин достал, — подтвердил Вяземский. — А что?
— Да нет, ничего, — хмыкнул Кареев. — Только когда увидите его в следующий раз, передайте... Хотя нет, ничего не говорите, я ему сам скажу. Все.
— Нет уж, товарищи, давайте лучше про будущую Олимпиаду или войну с Китаем! — влез неугомонный Ржевский.
— Олимпиада еще и не начиналась, — напомнил Вяземский. — И, судя по тому, как мы здесь застряли, она кончиться успеет, прежде чем нас отсюда выведут. А Китай уже добивают.
Полог палатки отлетел в сторону, и внутрь ворвался встрепанный, дико озирающийся ординарец начштаба группировки.
— Товарищ полковник! — облегченно выдохнул он, увидев Вяземского. — Вас срочно в штаб. И... — Он кивнул в сторону Перовского. — Вас, товарищ капитан, тоже.
— А что случилось? — недовольно поинтересовался Перовский, без спешки поднимаясь.
— На машину старшего лейтенанта Викентьева напали местные, — ответил
ординарец. — Ночью. В живых остался... один человек. Его подобрал вертолет — отправились на поиски вдоль дороги, когда стало ясно, что на месте встречи БТР не появится.
Офицеры переглянулись. И среди них не было ни одного, кто не вспомнил бы о двух машинах с такими же, как они, красноармейцами, катившими по внезапно ставшей враждебной земле.
— Вот же... Бубенчиков... агитатор... — пробормотал кто-то.
Ни один из собравшихся потом не признавался, что это ляпнул именно он, но по тому, как все без исключения, даже ординарец, отводили глаза, становилось понятно, что мысль эта пришла в голову всем одновременно и, возможно, никто и не озвучивал ее — она сама заставила колебаться жаркий летний воздух.
* * *
Лева Шойфет маялся бездельем. После того как он передал штабному писарю для перепечатки плоды своих двухчасовых трудов — при этом внутренне содрогнувшись от мысли, сколько ошибок может наделать это рыжее вихрастое существо в тексте, представляющем для него бессвязный набор букв, — Бубенчиков моментально потерял к переводчику всякий интерес и резво умчался в свою палатку "планировать дальнейшие действия", как заявил он сам. Точнее, предаваться мечтам о грядущих успехах, подумал Лева. Его самого частенько ловили на подобном "моральном онанизме", как презрительно именовал сие занятие дед.
Краснов же, как объяснили Леве в штабе, с утра отбыл на Большую землю, а поскольку больше никто в группировке в услугах переводчика пока не нуждался, то он мог считать себя "условно свободным" — до очередного распоряжения.
И теперь Лева бездумно бродил между палаток и сборных домиков, поминутно рискуя быть сбитым с ног неторопливо бегающими по своим многочисленным делам солдатами.
— ...эдилайне коллиу...
Сначала Лева решил, что ему просто почудилось. В конце концов, если долго и напряженно думать о какой-то теме почти неделю подряд, неудивительно, что звуки чужой речи начнут чудиться в... и тут Лева замер.
Сразу за штабелем ящиков, чуть ли не обнявшись, сидели пленный купец и снабженец Вяземского, Аркадий Наумович, и о чем-то ожесточенно спорили. Сопровождающий пленного десантник стоял чуть поодаль, закинув автомат за спину, и время от времени широко зевал.
До Левы даже долетали отдельные фразы:
— ...а фари мавия каарна...
— ...ну да, щас, я сам по двадцать пять целковых...
— ... лики но-рани ха...
— ...а я тебе говорю, слушай сюда...
Наконец договаривающиеся стороны, по-видимому, пришли к какому-то соглашению, потому что Аркадий Наумович вскочил, отряхнул землю с брюк и резво понесся к складским палаткам.
Пробегая мимо Левы, он зачем-то сунул ему под нос кулак — впечатляющий как размерами, так и волосатостью — и прокричав: "Вот он где у меня!", помчался было дальше.
— Аркадий Наумович, — запоздало крикнул ему вслед Лева, — может, мне попросить, чтобы вас тоже в переводчики записали?
Он почти не надеялся, что Аркаша услышит его, но тот услышал. И затормозил — что, учитывая его массу и набранную к тому моменту скорость, было зрелищем грандиозным до судорог.
— Что ты сказал, молодой?!
Лева немедленно пожалел, что он вообще что-то говорил, но было уже поздно — Аркаша надвигался на него, на ходу засучивая рукава гимнастерки.
— Это ты что же, зараза, решил мне весь гешефт на корню сгубить? — прорычал он. — Завидно стало, да? У-у, подлое семя, я вашу жидовскую породу хорошо знаю, за вами глаз да глаз. — Он придвинулся к Леве почти вплотную.
— Только попробуй еще раз такое ляпнуть, и я тебе... ты у меня будешь просить "Мама, роди меня обратно!", понял?
— Так точно! — выпалил ошарашенный лингвист.
— То-то же, — удовлетворенно заметил снабженец и начал было отворачиваться от Левы, но вдруг, вспомнив что-то, развернулся обратно.
— Слышь, молодой, а ты, часом, ящик из-под снарядов достать не могешь?
Все еще не пришедший в себя Лева старательно затряс головой.
— Жаль, — подытожил Аркаша. — Придется-таки к полковнику идти.
* * *
— Что-о?
"На этот раз находиться вблизи владетеля по-настоящему опасно", — решил Льячи, глядя на полыхающее деревце. Горело оно, впрочем, недолго.
— Воистину эти ши подобны бешеным псам! — горестно провозгласил Колан ат-Картроз.
— Скорее уж тараканам, — буркнул себе в усы старшина. Владетель вздохнул.
— Повтори, куда они двинулись? — велел он провидцу.
— Те, что были в Дальнем Капище, двинулись в Броды, — выдавил чародей, не отрывая взгляда от медленно опадающего облачка пепла. — А те, что были на Малом Погосте, — в Птички.
— Я помню обе эти дороги, — поспешно сказал отверзатель. — И могу открыть врата в любом месте по всей их длине.
— Придется разделиться, — заключил владетель Картроз. Его чалый нервно переступал на месте и прядал ушами. — Я с Шуумшином и Тамарисом пойду по дороге на Птички. Льячи — ты возьмешь Ландина и досточтимого Хрууга и перенесешься к Бродам. Мы должны перекрыть обе дороги.
Ожесточенно накручивавший ус Льячи кивнул и, обернувшись, заорал:
— Ну, что стали, дармоеды?! Шевелитесь.
— Ко мне это тоже относится? — со смешком осведомился Хрууг. Смешок вышел сдавленный.
— Нет, что вы. — Льячи попытался изобразить смущение, но получилось это у бронированного великана плохо. — Как можно...
— Ничего, ничего, — махнул рукой маг. — Я не в обиде.
Они еще не знали, что приказ, отданный владетелем, только что поделил маленький отряд на живых и мертвых.
Передняя БМД затормозила так резко, что Серега еле-еле успел рвануть рычаги. "Хорошо хоть грунтовка, — подумал он, — а не асфальт какой, на котором многотонные машины скользят, словно коровы на льду".
— Чего стоим-то, а? — осведомился из башни сержант Никитин. — Замполиту в кустики захотелось?
— Не похоже, — отозвался Серега, старательно глядя вперед.
Замполит вместе с комвзвода старшим лейтенантом Левшиновым стояли около командирской БРДМ и о чем-то ожесточенно спорили.
— Б..., ну чего они там поделить не могут? — проворчал Никитин.
— Куда дальше ехать? — предположил Серега, глядя, как замполит поочередно тычет рукой вперед, назад и в небо. — Может, мы того, заблудились?
— Ну да, млин, заблудишься тут, — проворчал сержант. — Дорога есть, ну и при по ней. Чего еще выдумывать? Умные все, млин.
— О, кажись, добазарились, — обрадованно сообщил Серега. — Обратно лезут.
— Млин, — в третий раз повторил сержант. — Только я отлить намылился...
В наушниках засвистело и завыло.
— ...Быть готовыми к нападению местных жителей, — донеслось до Сереги. — Продвигаться предельно... шшш..
— Ой-е... — прошептал водитель, не заботясь о том, слышат ли его товарищи.
Если бы приказ об эвакуации не застиг группу старлея Левшинова в лесу, откуда вытащить вертолетами его четыре бээмдэшки было невозможно, командир, вероятно, не отдал бы злополучного этого приказа. Но у него еще оставался выбор — продвигаться вперед, к Бродам, или вернуться в Дальнее Капище. И он тоже был выбором между жизнью и смертью.
* * *
Чужой, незнакомый звук наплывал из-за поворота. Въярник Кюни вздохнул и перехватил лук поудобнее.
Первое боевое чудовище пришельцев выскочило из-за поворота — Въярник даже представить не мог, что такая громадина сможет двигаться настолько быстро, — на миг замерло, выплюнув облако сизого дыма, и рванулось вперед, ныряя в колдобины. Следом за ним появилось второе... третье... четвертое.
— Приготовиться! — заорал что было мочи владетель Картроз. Таиться было уже ни к чему, другое дело — перекричать рев железных чудищ.
Первой полыхнула командирская БРДМ. Только что она нырнула в очередной ухаб, из-за которых любой советский проселок начинал вспоминаться Сереге с неизбывной тоской, и вдруг что-то ярко вспыхнуло, и боевая машина окуталась черным дымом.
Серега рванул рычаг. Бээмдэшка резко затормозила, чуть, как показалось механу, не опрокинувшись на нос. Из десантного отсека донесся грохот вперемешку с матюгами.
Следующей полыхнула замыкающая БМД. Люки десантного отделения распахнулись, и наружу выпало три огненных комка, начавших судорожно перекатываться по земле. Потом внутри глухо рвануло — одних гранат перед выходом закинули два ящика, — и больше из машины не вышел никто. Только жирный, чадный дым продолжал струиться из распахнутых люков.
Третьей машине повезло больше. В ней полыхнул только мотор — и система пожаротушения наконец-то получила шанс. Но и этого хватило, чтобы БМД мертвой грудой застыла посреди дороги.
Мертвой, но не до конца. С тяжким скрежетом провернулась башня, нащупывая хоботком цель. Из распахнутого люка вывалился первый десантник.
И тогда зашелестели стрелы. Вшихх, вшихх — сразу две стрелы угодили в солдата, так и не успевшего понять, откуда пришла смерть. Несколько секунд он еще продолжал стоять, непонимающе глядя на черные, с рыжими полосками перья, затем медленно опустил автомат и мешком повалился на дорогу.
Позднее Серега очень старательно пытался понять, какое неведомое чувство подсказало ему источник неведомой смерти — справа от дороги — и то, как от нее укрыться. Но тогда у него не было времени на осознание этого. Он снова рванул рычаги — бээмдэшка взревела, содрогнулась и резко дернулась влево и назад — так, что горящий остов замыкающей машины оказался между ней и лесом.
Мотор заглох. В наступившей тишине ясно слышался веселый треск пламени, изредка прерываемый глухими взрывами — в горевших машинах продолжали рваться боеприпасы.
— Суки, а, вот суки... — пробормотал сержант Никитин, сползая из башни. — Нет, ну какие же суки, а... Как они нас... — Он осекся и, вскинувшись, яростно заорал: — Чего расселись, падлы! Ждете, пока нам жопу подпалят?! Наружу! Все наружу, б...!
Повторной команды не потребовалось. Десантники ринулись из машины. Заработал вбитый десятками тренировок рефлекс — отбежать, упасть и наставить автомат в сторону цели, в данном случае — мелькающей в просветах дыма зеленой стены леса. Кто-то даже сумел углядеть — или просто почудилось — движение на сплошном зеленом фоне и вытянул вдоль леса длинной, на полмагазина, очередью. В ответ из-за дыма с шуршанием прилетела стрела и воткнулась в землю как раз около сапога сержанта Никитина.
Тот было вскинул АКМС с длинным, от ручника рожком, но вдруг опустил ствол вниз и оскалился.
— Бля буду, — проговорил он, переводя взгляд с леса на замершую посреди дороги машину первого отделения. — А ведь эти падлы нас ни хера не видят.
Вместо ответа флегматичный Раныдин поправил ленту своего ПК и снова приник щекой к прикладу.
— А еще зуб даю, — продолжил Никитин, — что как только они перезарядят свою дуру...
