— Это вы на нас напали, — ответил ши медленно. Непривычные звуки эвейнской речи слетали с его языка чуть искаженными, и легкий налет чужинства придавал каждому слову особенную вескость. — Я... не знаю. Я... рядовой.
Последнее слово демон произнес на своем языке, и Моренис потребовала объяснений. Рассудок ее за время странствий привык усваивать незнакомые понятия, поэтому систему чинов и званий Советской армии она восприняла куда быстрее среднего эвейнца — минут за пятнадцать.
— А генерал командует армией, в которой дружинников еще больше? — переспросила она.
Толя Громов кивнул.
— Да зачем вам столько дружинников?! — воскликнула целительница. — Это все равно что считать легионами и леодрами — в уме такое можно проделать, только применить-то куда?
Толя пожал плечами.
— У нашей страны много могущественных врагов, — ответил он, с трудом подбирая слова. — У них тоже большие армии. И уже такое бывало, когда нас выручала большая армия. А разве у вас... так не бывает? Разве ваши владетели не посылают дружинников в войско императора?
Моренис покачала головой.
— Зачем императору войско? — пожала она плечами. — Он может приказать любому владетелю выступить с дружиной против варваров. Одному, двум, десяти — сколько надо.
Солдат покачал головой. Что-то похожее ему помнилось из учебника истории для шестого класса — феодалы, каждый со своим маленьким отрядом рыцарей... но была же у тогдашних королей и своя армия!
— Но если у короля нет войска, — наивно полюбопытствовал он, — почему его не свергнут?
Моренис воззрилась на него с ужасом.
— Керун, оборони нас! — воскликнула она, разом забыв впитанные за время учебы хорошие манеры и превращаясь на миг в деревенскую знахарку, готовую по любому поводу поминать благих диев.
— Император обороняет Эвейн от демонов, — объяснила она. — Как бы иначе Серебряной державе удалось продержаться две тысячи лет?
Толя хотел было ляпнуть, что демонов не бывает, но сообразил, что демонами здесь называли таких, как он сам, — пришельцев из параллельного мира.
— В истории моего мира бывало, что императоров свергали. Наверное, ваши императоры — сильные чародеи? — осторожно поинтересовался он.
— Не сильные, а редкие, — поправила Моренис. — Такой дар переходит по наследству только в одном роду.
— Какой дар? — переспросил Толя, позабыв от любопытства о страхе.
— Открывать и закрывать врата стоячих камней, — обыденно просто ответила Моренис.
* * *
Возможно, Толя Громов был бы испуган куда больше, если бы знал, что именно в эти минуты решалась его судьба.
— А я говорю — меч ему в спину и на корм драконам! — рявкнул Тауторикс, пытаясь по привычке треснуть кулаком по столу.
Владетель взглядом остановил его руку.
— Обожди, воевода, — негромко пророкотал он. — Убить пленного ши — невелика заслуга, да и спешки особенной тут нет. Куда он денется из кирна?
— А что ж его — кормить, окаянного? — непритворно возмутился воевода. — Жрет, проклятый, за двоих! А проку — как с кабана шерсти!
— Кормить, кормить, — подтвердил владетель, пряча улыбку. — Мы, кажется, от голода не помираем еще. Раатхакс?
Управляющий, еще не отошедший от устроенной ему владетелем взбучки (с глазу на глаз, чтобы достоинство почтенного коуна не пострадало в глазах подчиненных, но все и так знали, почему из покоев владетеля Раатхакс выходил бледнее упыря), истово закивал.
— Ну вот, — заключил владетель. — Один пленный демон нас не объест. Другое меня тревожит, совсем другое. Мы выдержали одно сражение с этими ши... выдержим, может, и второе... но если дело дойдет до третьего, мне, пожалуй, некого будет выставить на поле боя. Разве что крестьян с вилами и косами — против чародейного оружия куда как великая сила! — Он иронически прищурился. — Так что, коун Тауторикс, я бы на вашем месте не рвался так в битву.
— Нечисто тут дело, — упрямо возразил воевода. — Ох как нечисто! Видел я этого ши — в него плюнуть стыдно! Как могли эдакие... — он поискал достаточно обидное слово, не нашел, хекнул в сердцах и продолжил: — положить едва ли не треть моих воинов? Даже и со своими свинцовыми пульками — для чего ж нам чародеи приданы?
— Возможно, — подал голос Терован, в последние годы взявший за привычку присутствовать при всяких беседах отца с доверенными советниками, но вмешивавшийся редко, — здесь нам сумеет помочь коун Паратакс. Он ведь входил в рассудок пленника по просьбе койны Моренис. — Наследник владетеля почтительно склонил голову перед провидцем. — И, верно, не упустил случая извлечь оттуда что-нибудь полезное нам.
— Совершенно верно, коун Терован, — так же вежливо отозвался немолодой чародей. — Но если речь идет о том, почему боец-ши столь жалок в сравнении с дружинниками Бхаалейна, — боюсь, ответ лежит на поверхности... и коуну Тауториксу очень не понравится.
Паратакс прикрыл веки — так поступало большинство провидцев, когда им приходилось передавать или читать мысленные образы, и перед внутренним взором собравшихся проявились картины, почерпнутые из памяти Толи Громова — построение... развод караула... парад... парад на Красной площади по телевизору... снова построение... "Рр-няйсь! смир-рна!"... на грудь четвертого... строем... шагом... левой... правой...
— Да это не люди, — невольно прошептал Лоргас, — это мураши какие-то!
Провидец прервал свое сосредоточение.
— Воистину так, — ответил он. — Каждый из них в отдельности — ничто по сравнению с нашими бойцами. Но громобойное оружие придает им силу чародея средней руки... и их очень много. Очень. Еще вот что очень плохо. Это были даже не их дружинники, а подмастерья. В их стране есть обычай всех юнцов учить воевать, заставляя два года служить в дружине и обучаться ратному делу. Потом всех кроме самых умелых отплавляют обратно домой, а самые умелые становятся настоящими дружинниками. Когда врагов мало, то воюют подмастерья под командованием настоящих дружинников. Вы видели в деле этих дружинников в лагере беззаконников. — при этих словах Тауторикс поежился, вспоминая ранение. — Но когда наступает большая война или большая тренировка, то собирают крестьян и ремесленников в большое войско. Очень большое.
Владетель, ужаснувшись, обвел тяжелым взглядом всех собравшихся за столом в больших палатах кирна.
— Их очень много, — повторил он. — И на каждого убитого нами они могут привести через стоячие камни десять или сто таких же. Поэтому я не рвусь в бой. Я предпочту решить дело миром... по крайней мере, сейчас.
Терован посмотрел в глаза отцу.
— Я знаю, о чем ты думаешь, — тихо промолвил владетель. — Но я не призову на помощь императора, если только существование Бхаалейна не будет поставлено под угрозу. Возможно, я трусливый старик, — по лицам советников пробежали рябью усмешки, — но лучше будет нам самим договориться с демонами.
— Я не вижу в этом бесчестья, — сказал Лоргас. — Даже худой мир лучше доброй войны.
Тауторикс прорычал что-то еле слышно, но спорить не осмелился.
— Оскорбление, нанесенное имени Бхаалейна, смыто кровью, — успокоительным тоном проговорил владетель. — Полагаю, что, когда недоразумение будет разрешено, ши продолжат переговоры с нами.
— Чтобы потом снова ударить нам в спину, — буркнул воевода.
— Если бы они хотели уничтожить нас, — сухо отмолвил владетель, — им достаточно было обрушить на нас свое войско. Они смели бы нас числом.
— Вдобавок они мало ценят жизни своих... солдат, — добавил Паратакс и перевел: — Бойцов-мурашей. Это я тоже почерпнул из памяти нашего пленника... Во время последней войны они почитали за героев тех, кто, не сдавался в плен по доброй воле, убивал себя.
Эвейнцы в ужасе переглянулись.
— Что за безумие ими владеет? — вопросил Лоргас, не обращаясь ни к кому в отдельности.
— Странное и заразное, — ответил провидец с некоторым самодовольством. — Их с детства учат не верить ничему, кроме того, что говорят определенные люди. А те, конечно, воспитывают в них слепое повиновение, хитро скрытое под видом свободы, да вдобавок понукают распространить этот порядок до края света и дальше. Оно порождено ужасом перед властью владетелей и купцов, и суть его в равенстве всех людей в своих правах, а потому не должно быть владетелей, как вы, не должно быть купцов, а волшебники должны быть наравне с ремесленниками. Еще меня пугает, что в их мире нет места владетелем, у них сильная столичная власть. Да, они много хороших дорог строят, много делают големов, облегчают труд земледельцам, но я боюсь, что такие как вы станут не нужны, и наши крестьяне это поймут.
— Но тогда имеем ли мы право допускать их на наши земли? — тревожно проговорил Терован. — Что, если и наши крестьяне, наслушавшись демонских речей, обезумеют?
— Едва ли, — отозвался Паратакс. — Даже в их мире находится достаточно смельчаков, способных противостоять этой чуме. В нашем же их должно быть еще больше. Я видел их воинов, когда те приходят тайком в деревню на Драконьей реке. Это обычные юноши, быть может, излишне склонные к пьянству и мало обученные к ремеслу... но ничем не отличающиеся от наших бесталанных. И многие не хотят жить, как жили.
Владетель покивал, словно это и надеялся услышать. Но только Лоргасу пришло в голову задать следующий вопрос:
— Если, как ты говоришь, почтенный провидец, это стадо простодушных баранов ведут хитрые волки... что они сделают, когда безумие, которое только и удерживает в повиновении их отару, спадет совсем? И что будет, если наши крестьяне все-таки обезумеют.
Ответить не смог никто.
* * *
Дожидаясь ответа, Обри терпеливо оглядывая тронную залу.
Даже побывав в замке Дейга (пережившем до этого, впрочем, падение вертолета и артиллерийский обстрел), он не ожидал, что жилище коуна Фориола окажется настолько внушительным.
Замок Дейга был просто велик. Замок Фориол был огромен. Пока Обри вели по многочисленным проходам со двора, где стучали копытами и капризно ржали скакуны, в тронный зал, майору казалось, что его каким-то чудом занесло в Пентагон. Переходы казались бесконечными: хлопали двери, торопились куда-то серьезные люди неуловимо военного вида, волоча в руках всяческое барахло и отирая при встрече плечами белоштукатурные стены, и от коридоров министерства обороны США здешние отличались только скудноватым освещением. Обри заметил, впрочем, что здешние лампы горят ровно и — для примитивных керосинок — ярко, испуская сладковатый дух.
В тронном зале мог бы поместиться истребитель, если бы не мешали колонны. В их расположении Обри поначалу не усмотрел никакой системы и решил было, что они понатыканы неведомыми архитекторами как придется, и только потом сообразил — некоторые точки зала, не разделенного вроде бы никакими перегородками, невидимы из центрального прохода,
В замке Дейга майор Норденскольд видел голые стены, покрытые копотью пожаров и каменной пылью. Здесь он узрел, как великолепно может быть обиталище эвейнского лорда (барона? маркграфа? язык, сколько усвоил его Обри, не содержал никаких специальных обозначений, которыми столь богата средневековая лексика, — владетели, и все).
Стены между высокими стрельчатыми окнами были целиком затянуты расшитым сканью шелком. Откуда в здешних краях шелк, Обри даже гадать не брался. Во всяком случае, здешние не в магазинах Солсбери его покупали. Золотые и серебряные нити взблескивали на солнце, тускло мерцал мелкий, неровный жемчуг; от пола до потолка взбегали причудливые, дивные лозы, усыпанные драгоценными цветами.
Трон, на котором восседал в раздумье владетель Фориол, Обри счел бы уместным разве что в музее. Побывав в молодые годы в Париже, он на всю жизнь запомнил тронный зал Наполеона Бонапарта, этот образчик самого дорогостоящего на свете кича. Кресло Фориола было, пожалуй, еще пышнее, хотя доселе Обри полагал подобное невозможным, однако при этом не казалось ни вычурным, ни вульгарным. Это была запредельная, немыслимая роскошь, наделенная собственной эстетической ценностью. Майор почувствовал себя нищим и злым испанским конкистадором у золотого трона Монтесумы.
"Неудивительно, — мелькнуло в голове у Норденскольда, — что к нам здесь относятся с таким пренебрежением. Привыкнув, что важные персоны пользуются подобным богатством..." Он украдкой окинул взглядом свой парадный мундир, несколько помявшийся за время полета.
— Так ты говоришь, мой брат жив? — пророкотал Фориол, поднимая голову, увенчанную тонким золотым обручем — на удивление, без единого самоцвета, словно все они ушли на украшение трона.
— Воистину так, коун, — ответил Обри. Обстановка располагала к архаике,
— И вы, демоны, надо полагать, потребуете за его возвращение выкуп? — осведомился Пардайг ит-Арбрен с какой-то странной интонацией.
Обри на миг запнулся, пытаясь понять, о чем думает Фориол, и тут же понял — тот пытается язвить, чтобы сохранить остатки достоинства перед собравшимися в зале вельможами, большинство из которых смотрят на пришельца с ненавистью, в то время как сердце его рвется от отчаяния.
— Нам не нужен выкуп, — ответил Обри. — Ваш брат находится в нашей летающей машине, и мы отпустим его, когда я выйду из замка.
Обри два дня уговаривал Макроуэна на эту авантюру. Подполковник решительно отказывался признать за туземцами какое-либо чувство чести — как не без мстительности решил для себя Обри, потому что сам был его лишен. Уж Макроуэн-то не стал бы сдерживаться, заполучив назад высокопоставленного заложника.
В зале воцарилась полная тишина.
— Ты говоришь так, словно над тобой властен Серебряный закон, ши, — проронил лорд Фориол.
— У нас свой закон, — ответил Обри. Владетель помолчал.
— Ты заслужил того, чтобы я говорил с тобой, — вымолвил он наконец. — Что вам нужно в Эвейне Благословенном? Зачем пришли вы на нашу землю?
— Путь через стоячие камни открыл наш враг, — ответил Обри нарочито решительно. — Мы не можем допустить, чтобы его... воины пришли к нам через врата с вашей стороны.
— Мы сами способны оборонить стоячие камни от вторжения злобных ши, — без выражения ответил владетель Фориол. — Вы можете не опасаться.
— Возможно, — так же бесстрастно откликнулся Обри. — Владетель Торион ат-Дейга тоже думал, что может противостоять нам. Теперь остатки его дружины прячутся по лесам и живут только потому, что мы не желаем проходить по землям Эвейна с огнем и мечом. А ведь мы не стали применять против него самое сильное наше... колдовство.
Некоторое время Пардайг Фориол молча изучал незваного гостя. Взгляд его скользнул вбок, туда, где за колоннами стояла немолодая женщина в расшитом серебром платье чародейки. Та утвердительно кивнула.
— Ты заблуждаешься, — произнес лорд, не спрашивая, но утверждая, — но искренне. К тому же не мне решать, даровать ли вашему роду ши свободный проход по землям Эвейна. Это может сделать только рахваарракс — император. Ты, верно, будешь просить меня лишить самозваного нововладетеля Дейга моей помощи. Что же, если ты вернешь мне моего непутевого брата, я готов согласиться на это. Я отзову из чужих владений своих родовичей Атурио-на ит-Лавана и Брандига ит-Диуракса и не стану воевать с вами, покуда вы не нарушите границ моих владений или император не призовет меня согласно Серебряному закону.
