Ага. Даже невеликий рассудок коуна Дейнерика не мог не сделать тех выводов, на которые рассчитывал генерал. Единожды положившись на оружие пришельцев, его люди окажутся зависимы от незваных помощников... и те смогут вертеть ими как хотят. Главарь разбойников не верил, что ши желают уничтожить его людей — этой цели можно было добиться гораздо проще. Нет, им нужны верные слуги из местных.
Но всякий слуга рано или поздно оказывается посвящен в самые сокровенные тайны хозяев. И тогда у него, Дейнерика, будут развязаны руки. А может — и раньше, если он сумеет захватить и подчинить себе достаточно чародеев.
А пока что можно сделать вид, что он во всем будет покорен новым господам.
Коун Дейнерик не знал, что в языке демонов есть особое название для таких, как он, — "квислинг". Он даже не догадывался об этом, потому что родное ему наречие Эвейна не вдавалось в такие тонкости и в нем существовало только одно подходящее слово — "предатель". Впрочем, это главаря разбойников как раз не смущало. Он и так отверг Серебряный закон, а одним преступлением больше, одним меньше...
— Поначалу мы не сможем поставить вам большие партии нашего оружия, — продолжал демон. — Так что мы предложили бы вооружить пока ваших самых преданных бойцов.
"Так, — подумал Дейнерик, — вот уже пошли вежливые приказы".
Он еще больше зауважал старшего ши.
— Сколько? — спросил он. Демон призадумался.
— Три сотни, — выговорил он наконец с видом человека, делающего собеседнику огромное одолжение.
Дейнерик с огромным трудом удержался от того, чтобы не икнуть. Нет, если постараться, он наберет три сотни бойцов... а сколько еще ему потребуется?
"Собрать всех мужиков с зарубежных хуторов, — мысленно пометил он себе. — Разбить по десяткам и повязать кровью". Это еще, может, сотни три... Но какую же орду намерены сколотить демоны? Сколотить и отдать, без сомнения, под его, Дейнерика, начало. Эта мысль согревала.
— И, чтобы действовать в пределах Эвейна, вам потребуется лагерь поближе нынешнего, — продолжил старший демон. — На границах Бхаалейна. Там наши люди могли бы учить ваших обращению с оружием и воинскому делу... и в то же время мы сможем честно отрицать, что имеем дело с отступниками в пределах владения.
Разбойник блаженно улыбнулся. Нет, он положительно недооценил своих новых союзников!
— Без сомнения, так и следует поступить, — пробурчал он, подавляя икоту. — Я знаю одно место...
Невдалеке от тракта, почти у самой границы, он подумывал было обустроить там малый лагерь, но побоялся связываться с бхаалейновыми дружинниками — воевода у них бешеный, границы не видит. А вот с такими помощниками можно и рискнуть.
— Прекрасно, — ответил старший демон с неискренней улыбкой. — И когда мы сможем приступить?
— Завтра, — решительно отозвался коун Дейнерик. — Завтра же.
* * *
— Успеется, — наконец заговорил Сергей Викторович, презрительно глядя на Дейнерика и Бубенчикова. — Вы, коун бывший купец, уходите, пока я добрый, — сказал на эвейнском, а потом на русском генерал-майору. — А с вами, Николай Марксленович у меня будет довольно неприятный разговор. Я знаю, кто вы и кто ваши друзья, так что давайте вы напишете рапорт об увольнении из рядов Советской Армии, и мирно разойдемся.
Бубенчиков раскрыл рот от подобной наглости всего лишь майора, пусть и из КГБ, а когда вышел главарь банды разбойников, стал давить на Краснова:
— За что вы меня хотите спровадить? Что я сделал не так? И вы не боитесь последствий? Не много ль на себя берете, товарищ майор?
— Гражданин Бубенчиков, вы что, не видели, кто перед нами сидел? Да это настоящий бандит, который сидел и думал, когда лучше нас ограбить и глотку перерезать. Никакой это не повстанец, если вы это не поняли, то вы недостойны звания офицера Советской Армии. Далее, вы пренебрегли тщательным изучением местной специфики, когда готовились и проводили нашу агитацию. Поленились подробно выяснить отношение крестьян к владетелям и аккуратно выяснить проблемы в их отношениях. Это халатное выполнение служебных обязанностей, в итоге мы имеем погибший мотострелковый взвод без всякой нужды, если не считать опыт в войне с местными, которая нафиг не нужна. То есть вы заработали себе немалый тюремный срок, — Сергей Викторович аж брызгал слюной в ярости, а Алексей Окан из-за спины Бубенчикова показал гэбисту большой палец. Краснов обратил на это внимание, но больше старался прояснить мысли Марксленовича, что хорошо удавалось.
— Товарищ майор, не забывайтесь! Я подчиняюсь генерал-лейтенанту Дарьеву, а в первую очередь начальнику ГлавПУРа. Кто меня выдвинул, тот и вас может с дерьмом смешать. Как бы вы сами не поплатились за потакание местным, — тут уже Бубенчиков разошелся, а майор его читал как открытую книгу, стараясь не подавать вида. — Ваша политическая близорукость меня просто поражает.
— Идиот, ну какой же ты идиот, Бубенчиков! Недовольных владетелями крестьян нами не выявлено в больших количествах. А если мы бандитов сделаем своими союзниками, то придворные ясновидящие раскусят нас в тот же день. И что тогда? Партизанская война. Нам этот мир край как нужен!
— Вы за свою наглось поплатитесь, — взревел Николай Марксленович.
— Вон отсюда к ядреной матери, замполитус дегенератус!!! — заревел бешеным медведем майор Краснов, хотя какой он медведь, так, кабанчик, подумал Окан.
Через минуту гэбист попросил спецназовца прогуляться. Когда отошли за пределы видимости, заговорил:
— Товарищ Окан, я вас за отличную службу премирую отпуском начиная с завтрашнего дня. Только есть у меня к тебе огромная просьба. За ее выполнение авансом получаешь этот отпуск, а после выполнения я помогу тебе, насколько это в моих силах, стать лейтенантом КГБ. Ты должен через своего дедушку, он же у тебя целый генерал-майор КГБ в отставке, связаться с вот этим человеком, — Сергей написал на листике звание, должность, фамилию, имя и отчество, — Расскажешь ему все, что здесь творится. Мне в первую очередь надо, чтобы нашего идиота-замполита как минимум выгнали из Советской Армии. Кроме него разрешаю поделиться информацией только со своим дедом.
— Товарищ майор, я давал подписку о неразглашении. Кроме того, предпочел бы не ввязываться в вашу ссору, — Алексей предпочел бы отказаться от отпуска, чем подставляться ради Краснова.
— Товарищ сержант! Тут дело не только в том, кто тобой будет командовать, но и в последствиях! Наши первоначальные планы пошли коту под хвост, надо все переигрывать, чтобы наша Родина выйграла от сотрудничества с Эвейном. Если не избавиться от Николая Марксленовича, то будет партизанская война. Я не знаю, погибнешь ты, как ребята из взвода Левшинова, или уцелеешь. Но погибнет много наших солдат от местных колдунов, коль Бубенчиков будет делать, что захочет. Нашу бронетехнику спалили силой мысли, это страшно и нам надо уметь. Я посмотрел на местную специфику и пришел к выводу, что для смены власти нет опоры, зато надо долго дружить с владетелями. Мои планы это секрет, но тебе я приоткрою. Во-первых, нам есть чем торговать, во-вторых, у нас тут большие перспективы по добыче природных ресурсов, особенно насчет урана, в третьих, если договоримся о сотрудничестве с местными колдунами, то они и сами нам помогут колдовством, и наших обучат, у кого дар вылезет. Все их возможности я не знаю, но те же друиды помогут с рекультивацией карьеров, движители будут перемещать большие грузы там, где никакая техника не подлезет, а огневики могут не только для замков каменные блоки сваривать, — объяснил майор Краснов.
— Я то согласен, но как мне посоветуете лично отбрехиваться, если возьмут за шкирку за разглашение? — спросил Окан для полной уверенности.
— Американцы про наши дела наверняка догадываются. Но куда важнее, что ты понял, что твое молчание поспособствует полному провалу всей операции, проводимой нашей группировкой. А провал неизбежен, если не убрать генерал-майора Бубенчикова.
— Сделаю все, что в моих силах, но успеха не обещаю, может и не выйти с птицей высокого полета, — заявил спецназовец, наслаждаясь воздухом с окраины леса у базы перед столичным воздухом.
Свои его встретили молчанием, потом Сошников спросил:
— Что интересного сказал чекист?
— В отпуск отправляет.
— И что, ради этого отзывал в сторону?
— Не только. Сцепился с замполитом насмерть. Оба спят и видят, как бы друг друга отправить под трибунал. Одержит верх Бубенчиков — много наших сгинет в партизанской войне как взвод Левшинова, одержит верх Краснов — мирно будем жить с местными.
Спецназовцы переглянулись и поняли друг друга без слов. А от них пошел слушок...
* * *
— Крис, вставай. Светает.
— Да. — Крис с трудом удержался от давнишней привычки — не открывая глаз, сесть в кровати. — Сейчас.
Он открыл глаза. Прямо над ним тихо шелестел в кронах слабенький рассветный ветерок. Листва казалась серой — может, она и была такой, а скорее, от того, что солнце этого мира еще не высветило ее и даже плывущие в вышине облака только-только начинали розоветь.
Но все равно, подумал Крис, до ярко-зеленого оттенка южноамериканских джунглей этим листьям далеко. А он привык к ним за последние несколько лет, привык просыпаться под вопли огромных попугаев, вытряхивать отовсюду набившихся за ночь насекомых и — если позволяла обстановка — неторопливо запивать шоколадную плитку пайка фирменным травяным чаем Седжвика.
— Что-нибудь было? — тихо спросил он Боллингтона, с кряхтеньем отползающего от стереотрубы.
— Пару раз пробегали какие-то зверюги. — Джимми с видимым наслаждением потянулся и, сладко зевнув, добавил: — А может, просто у меня уже в глазах рябит.
— Только не начинай снова, ладно? — попросил Крис. — Ты мне вчера все уши прожужжал своими жалобами. Мне и самому кажется, что мы напрасно протираем здесь штаны уже третьи сутки. Но эта тактика работала в Краю Больших Неприятностей, и командование не видит причин, почему бы ей не работать здесь.
— Может, потому, что здесь все-таки не Вьетнам? — предположил Боллингтон.
— Рад, что ты это наконец заметил, — язвительно отозвался Рид. — Теперь осталось только подождать месяц-другой, пока эта истина дойдет до командования, и тогда все мигом станет на свои места. Фея взмахнет волшебной палочкой, прошепчет волшебные слова, и у всех Золушек появится по паре хрустальных кроссовок от "Найка".
— Злой ты, — пожаловался Джимми, устраиваясь на подстилке.
— Я не злой, — отозвался Крис, осторожно высовываясь из-за корня. — Правда-правда. Я сонный, голодный, небритый и вдобавок зябнущий тип, но при этом я — сама доброта. Я прямо-таки преисполнен, нет, переполнен добротой ко всему окружающему. Настолько переполнен, что если я немедленно не изолью хотя бы часть ее на этот самый окружающий мир, то лопну на месте.
— В этой фразе весь ты, — пробурчал Боллингтон. — Три дюжины слов на то, что можно сказать всего двумя: "Хочу отлить".
— В этом и состоит преимущество образования. — Крис закончил обозревать местность и сполз обратно. — И тебе, необразованной деревенщине, не понять всю прелесть плетения сложных словесных узоров... А поскольку я старше тебя по званию, ты вдобавок не можешь приказать мне заткнуться и вынужден слушать эту чушь.
— Словесный понос, — фыркнул Джимми. — Похоже, ты вчера нахватался тайком местных ягод и они вызвали у тебя расстройство. Только не желудка, а головы.
— Интересная гипотеза, — отозвался Рид, выуживая из нагрудного кармана остатки шоколадной плитки. — Можешь заодно запомнить еще одно новое для тебя словечко — элоквенция.
— И что оно означает?
— Именно то, что ты только что диагностировал у меня, — словесный понос. Видишь, — Рид пружинисто вскочил на ноги, — одно слово заменяет целых два, так что такому любителю все сокращать оно должно прийтись по вкусу, верно?
— Эй, — приподнял голову задремавший было Джим. — Ты куда?
— Ну, для начала я, как мы уже выяснили, хочу отлить, — усмехнулся Крис. — А во-вторых, я решил передвинуть наш наблюдательный пункт на полсотни ярдов правее. Там лучше обзор и... — Крис сделал паузу.
— И что?
— И ты не будешь отвлекать меня от наблюдения своим храпом, — рассмеялся Рид. — Спи... пока дают.
— А если... а-а-а-у... что-нибудь случится?
— Если тут будет проходить Микки Маус, я попрошу для тебя автограф, о'кей? — пообещал Крис.
— Угу. — Боллингтон зевнул в третий раз. — А если это будет Дональд Дак?
— Одолжу у него двадцатку. Спи.
Обзор с нового места был действительно лучше, тут Крис не ошибся. Ошибка была в другом, но понял он это только после того, как закончил обустраивать укрытие и установил прибор наблюдения и винтовку. Теперь от Боллингтона — и от рации — его отделяло пятьдесят ярдов не очень густого кустарника.
Следовало, конечно, немедленно устранить это упущение, но будить отдежурившего четыре самых сонных предрассветных часа Джимми у Криса просто не поднялась рука.
Ровно через двадцать минут он чертовски пожалел о своем решении, но было уже поздно. На дороге показались местные — человек двадцать. Впереди ехали двое конных, один — в приметном рыжем камзоле, другой — в чем-то неопределенно-буром.
Сбродный отряд, решил Крис, рассматривая растянувшуюся колонну в двадцатикратный М49. Одеты кто во что — кольчуги, плащи, куртки, один и вовсе в простецкой домотканой рубахе, но оружие у всех. Явные герильерос, и думать нечего. Следовало ожидать — после разгрома замка кто-то беспременно должен был удрать... хотя, вспомнив опаленные стены, Крис рассеянно удивился, что беглецов оказалось так много.
Он прикинул дистанцию — полторы тысячи ярдов, далеко. В Квонтико ему приходилось стрелять максимум на восемьсот пятьдесят, оптимальной же дистанцией считались шестьсот. Ну ничего, сейчас эти ребята подъедут поближе... главное, чтобы их не спугнула вторая пара, затаившаяся где-то по ту сторону дороги.
Крис медленно переместился от трубы к винтовке, заглянул в прицел — до всадников, судя по сетке Mil-Dot, оставалось чуть меньше мили.
И внезапно один из них, в буром кафтане, поднял коня на дыбы и, выбросив руку в сторону леса, что-то прокричал.
Снайпер оторвался от прицела как раз вовремя, чтобы увидеть, как вспыхивает в лесу напротив него яркое, неестественно алое пламя. И тут же до него донесся дикий вопль, вопль заживо горящего человека. Он тянулся, тянулся... хотя на самом деле длился не больше секунды и наконец оборвался. И тут же погасло пламя, разом, словно кто-то отпустил рычажок зажигалки.
Бог мой, только и успел подумать Крис, снова приникая к прицелу, — и буквально натолкнулся на взгляд туземца в синем. Тот смотрел прямо на снайпера, словно их и не разделяло расстояние, и Крис с ужасом осознал, что этот местный знает о нем, видит его и сейчас все повторится... Нет!
Нет, прошептал он, вжимаясь лбом в холодный мох. Чужой взгляд скользил по нему — липкий, скребущийся. Так, наверное, чувствуют себя люди на субмаринах, вслушиваясь в треск вражеского сонара над головой, подумал Крис и тут же отогнал эту мысль, как и все прочие. Я ни о чем не думаю, мой мозг пуст, как банка из-под пепси, и вообще меня здесь нет, я просто пустое место, здесь только пустота, повторял он. Ты не видишь маленькую мышку, кружащийся в вышине орел, она слишком маленькая... маленькая такая мышка.
