Вот тут самое сложное, решил Пауэлл. Как бы это так завернуть, чтобы этот тип не обиделся?
Но новообретенное знание языка не давало не то что соврать, но даже подретушировать истину. Слишком слабым, слишком обрывочным оно было. Оставалось либо молчать, либо говорить как есть.
— Наши... воеводы... считали вас диким народом. Вы... не строите механизмов... не прокладываете дорог, не имеете... такого оружия, как у нас. Они решили, что с вами можно не считаться.
— Что за бесчестный народ! — воскликнул Торион.
Стой на его месте другой человек, Пауэлл только рассмеялся бы — настолько нарочито это бы прозвучало. Но лорду Дейга было, очевидно, дозволено вести себя театрально, потому что ни грана фальши в его словах не было: только гнев и презрение.
— Дикари, — грустно промолвил пожилой мужчина с добрым лицом, и капрал понял, что имеются в виду именно американцы. — Ты видел их погремушки, Торион?
— Видел. — Губы лорда дрогнули в усмешке. — И с этими орудиями они намеревались выстоять против чародеев? Да любой деревенский кузнец может противостоять им! Подумать только, что десятки моих подданных пали от рук полудиких ши!
Пауэлл понял только, что огнестрельное оружие этих телепатов не пугает.
— Послушайте! — прохрипел он. — Вы просто не знаете, с чем столкнулись! Вы видели только самое слабое наше оружие! Наши... железные птицы могут нести смерть на... много дневных переходов, наши... железные драконы могут сносить перед собой холмы, наши... чародеи могут видеть в ночи и направлять громовую смерть с неба на ваши замки...
Он остановился. Из-под надвинутого капюшона телепата доносилось сдавленное хихиканье.
— Что ты нашел смешного, Виндерикс? — резко осведомился Торион.
— Позвольте, господин, я покажу вам, что почерпнул из его мыслей. — Пауэлл ощутил невидимую улыбку. — Да и вам, товарищи.
Капрала передернуло, прежде чем он сообразил, что последнее слово было не более чем вежливым оборотом, никак не связанным с проклятыми коммуняками.
Несколько секунд все напряженно молчали. Потом юноша — Линдан — расхохотался, по лицу целителя расползлась неуверенная улыбка, и даже губы мрачного Ториона дрогнули.
— Да-а, — протянул целитель. — Не видел ты еще настоящих драконов, ши.
— Да? — прошипел Пауэлл. — А _это_ вы видели? Нате, подавитесь!
Зажмурившись, чтобы было легче, он сосредоточился на кадрах старой хроники — атомная поганка, встающая над пустыней, и руины Хиросимы.
Торион взглянул на него холодно.
— Если надо, — проговорил он, — мы найдем, что противопоставить этой силе.
"Блеф", — подумал Пауэлл. Но до конца поверить в это он не мог.
— Я узнал достаточно, — промолвил лорд Дейга, будто вынося приговор.
В первый миг Пауэлла охватило облегчение — его не будут пытать, выведывая военные тайны или хотя бы месторасположение базы и ее оборонительные схемы. Потом его охватило оцепенение. Такие слова могли означать лишь одно.
— Что же мне с тобой делать, ши? — поинтересовался Торион, когда молчание стало нестерпимым.
— Убей уж сразу, — прохрипел капрал.
На самом деле ему очень хотелось жить. Но в то, что его отпустят, он не верил, а при мысли о пытках к горлу подступал кислый скользкий комок.
— Нет, — решительно покачал головой лорд Дейга. — Я поступлю иначе. Ваши воеводы, я вижу, мало осведомлены о силе наших чародеев и слишком полагаются на своих. Ты отправишься к ним, неся мое слово. А чтобы ты не вздумал, освободившись, отречься от данных под принуждением клятв, я покажу тебе, на что способен мой дар. Правда, это будет последнее, что ты увидишь в жизни. Но за деревню Золотой лес твоя кровь будет тысячекрат малой платой.
— Господин... — с тревогой промолвил лекарь.
— Я знаю твою доброту, Льяндорз, — прервал его Торион. — Но так надо. Линдан, дай мне свою силу. А ты, ши, передай своим воякам, — безжалостно приказал лорд Дейга, — чтобы они убирались вместе со своей армией туда, откуда пришли. На моей земле убийцам нет места.
Стремительным движением он выхватил из-за пояса дагу и вонзил в грудь капралу.
До этого Пауэллу лишь казалось, что он испытывает боль. Сердце его словно пробило высоковольтным разрядом, мучения растекались по телу жгучими струйками... а потом все кончилось. Рукоять кинжала торчала у Пауэлла в груди, капрал смотрел на нее расширенными глазами и пришел в себя, только когда сообразил, что не дышит.
Уже две минуты.
Потом три.
И вот тогда Джонатан Пауэлл закричал от страха.
* * *
— Я могу поговорить с ним? — поинтересовался Обри Норденскольд.
— Именно этого он и требует, майор. — Врач даже не улыбнулся. — Вначале он не желал видеть никого, кроме адмирала, но потом согласился на его адъютанта.
— В каком он состоянии? — чуть суше, чем следовало, спросил Обри.
Врач покосился на него как-то странно.
— Мертв, — ответил он. Обри помедлил немного.
— Это шутка? — полюбопытствовал он, всем видом давая понять, что если так, то его собеседнику лучше сразу подать рапорт об увольнении.
Врач покачал головой.
— Нет.
— Тогда как понимать ваши слова?
— Хотел бы я знать и сам. — Врач потер виски, словно его мучила головная боль. — По всем показателям он покойник. Причем несвежий. Сердце его практически не бьется. ЭКГ выдает подпись нашего бухгалтера. Дыхание нерегулярно — собственно, он дышит, только чтобы набрать воздуху для разговора. На теле видны слабые тени трупных пятен, и началось разложение. Из груди торчит кинжал, черт его дери! Пробивший, кстати, левый желудочек, что по всем канонам приводит к смерти в течение минуты. При этом сознание полностью сохранено. Иногда мне, правда, кажется, что пациент бредит, но, если бы мне кто-то описал ту картину, что я вижу перед собой, я бы накачал
его промазином, так что мое мнение ничего не доказывает...
Некоторое время майор Норденскольд молча глядел на врача. Он не верил в неупокоенных мертвецов. Но сейчас не поверить в эту муру а-ля Стивен Кинг — значило признать, что строжайший тройной контроль безопасности позволил протащить через портал костоправа-придурка, нарисовавшего свой диплом гуашью на оберточной бумаге и не способного отличить матку от папки.
— Пойдемте со мной, — приказал он. — Вы говорили, что он очень измучен?
— Когда он вышел к воротам, его ноги были стерты до мяса, — сознался врач.
— Тогда не буду долго его пытать, — заметил майор. — Но генерал требует узнать, как погибло отделение... Пауэлла.
Он хотел сказать "отделение Клелайна", но осекся. Ясно было, что сержант уже никогда и никем не будет командовать.
— Заходите. — Врач распахнул дверь госпитального барака. Госпиталь был почти пуст — до сих пор единственными его пациентами были жертвы неумелого обращения со строительным инвентарем. У выгороженного пластиковыми полотнищами закутка стояли, цепляясь за свои винтовки, двое нервных морпехов.
— Он агрессивен? — несколько недоуменным полушепотом спросил Норденскольд. Врач покачал головой.
— Нам пришлось привязать его к койке, — пояснил он, — но только потому, что он все время порывался встать и идти.
— Куда?
— Искать адмирала. — Врач снова потер виски. — У меня сложилось ощущение, что ему промыли мозги... но едва ли это возможно. Такие вещи делаются, знаете? — гипноз, наркотики, болевое воздействие. Туземцы могли бы дойти до этого своим умом, у примитивных народов наблюдаются порой впечатляющие достижения... но нет.
— Почему? — Майор Норденскольд постарался, чтобы голос ею не выдал внутренней дрожью. Больше всего он боялся показаться трусом.
— На промывку мозгов уходят в лучшем случае дни, — объяснил врач. — Реально — недели. А капрал Пауэлл отсутствовал три дня. Притом что большую часть времени у него должна была отнять дорога. Не забудьте, он шел пешком.
Обри Норденскольд молча кивнул. От места аварии "Си Найта" до базы по прямой было миль двадцать. Но это по прямой, а бредущему через лес капралу пришлось, видимо, форсировать реку и обходить не один овраг и бурелом; когда местные "секвойи" — имя уже прижилось — падали, перебраться через ствол было невозможно без альпинистского снаряжения. Просто чудо, что Пауэлл вообще добрался.
— А это точно он? — спросил Обри вслух, пораженный внезапной мыслью.
— Капрал Пауэлл? — догадался врач. — Он. Все сходится... пломбы, шрамы... группа крови не определяется, но это меня уже не удивляет... только...
— Что?
— Перелом, — коротко ответил врач. — Снимок в икс-лучах показал костную мозоль от перелома голени. Раньше ее не было.
Норденскольд покачал головой. Ситуация нравилась ему все меньше и меньше.
Он с самого начала опасался чего-то в этом роде. Не от осторожности — просто родители, пытаясь отбить у сына блажь служить отечеству, дали ему очень хорошее образование. Побочным продуктом последнего была привычка осмысливать происходящее, вместо того чтобы тупо исполнять приказы в порядке поступления.
Звоночек в голове Обри первый раз тренькнул, когда майор выслушивал восторженный отчет биологов из разведгруппы, на словах "свидетельства регулярного контакта с земной биосферой". Если порталы могут раскрываться самопроизвольно — пускай хотя бы раз в десять тысяч лет, какая разница! — то местные жители, скорей всего, тоже пришли с Земли, хотя и очень, очень давно.
А если так — почему они застряли в Средневековье, а Земля построила современную цивилизацию? Обри Норденскольд не очень верил в байки про отсталых туземцев. Поэтому несоответствие между предсказаниями логики и показаниями разведки заставляло его, пусть неосознанно, ожидать от мира, в который США так необдуманно вторглись, очень больших неприятностей.
Перед походом в госпиталь майор выкроил минуту проглядеть личное дело Пауэлла — просто ради проформы. И все же в первый миг он не узнал лежащего на койке человека.
Свой отпечаток на лице оставляют и усталость, и страдания, и еще многое другое. Но сходство Пауэлла нынешнего с откормленным, пышущим здоровьем парнем на фотографии в папке мог бы уловить только опытный физиономист. И зеленушную бледность, и трехдневную щетину, и мешки под глазами мог бы снять тот ловкий ретушер, что подсказывает нам — а, вон пошел старый знакомый... надо ж, как изменился-то! Но только не жуткую, неровную _бугристостъ, словно самый костяк лица ломали, и склеивали, и ломали снова, неумело и жестоко.
— Ну что вы на меня так смотрите, майор? — хрипло осведомился лежащий. — По карточке в досье не признали?
Норденскольд проклял свое скандинавское происхождение. Будь он, скажем, негром, румянец был бы не так заметен. Правда, тогда Обри не был бы майором.
Пауэлл закашлялся, потянулся к стакану с водой. Импровизированные путы из бинтов и жгутов не слишком стесняли его. Рядом, на столике, стоял кардиограф, но отключенный.
— Сушит, — пожаловался он. — Слюны совсем нет, во рту как кошки на... клали, простите, майор.
Он прополоскал рот, сплюнул в ванночку, потом, фыркнув, марлевым тампоном смочил глаза.
За его напускной веселостью проглядывала обреченность. Пауэлл знал, что умирает. Слова врача о том, что морпех уже мертв, Обри не принял в расчет.
— Так вы, значит, адмиральский адъютант? — переспросил Пауэлл. — С вами я могу говорить?
Норденскольд кивнул. Он с трудом мог отвести взгляд от рукояти кинжала, торчащего у Пауэлла из груди. Рукоять была музейной красоты.
— Хорошо. — Морпех с усилием кивнул. От него исходил слабый отвратительный запах — вонь гниющего мяса, смешанная с резким ароматом спирта и дезинфектанта. — И покончим с этим. Слушайте...
Он приподнялся на койке, насколько позволяли путы.
— Эти слова говорит не посланец, — произнес Пауэлл чужим звонким голосом. — Эти слова говорит Торион, владетель Дейга. Именем святого завета, серебра Империи и родового дара я приказываю вам, презренные ши, покинуть мою землю под угрозой скорой и страшной кары. Не пытайтесь разжалобить меня — нет пощады убийцам беззащитных. Не пытайтесь запугать меня — нет боязни в видевшем смерть беззащитных. Не пытайтесь сломить меня — нет поражения защищающему беззащитных. Уходите или умрите.
— Что-что-что? — беспомощно переспросил Обри. Пауэлл рухнул на подушки. Лицо его пересекли глубокие тени. Он попытался сомкнуть веки, но не сумел, и ему пришлось помогать себе руками. Майор отвел взгляд.
— Он потребовал, чтобы я передал это нашему главному, — прошептал Пауэлл. — И впечатал послание прямо мне в мозг. Оно так там и горело, и жгло, все время, пока я шел. Я хотел свернуть, не возвращаться, но куда там! — Его согнуло в беззвучной судороге кашля. — Не хотел возвращаться... — выдавил он.
— Почему? — Норденскольд решительно нагнулся к нему.
— Я знал, что умру здесь... совсем. Как только передам сообщение, — ответил морпех очень отчетливо.
Врач попытался нащупать ему пульс, потом махнул рукой и вытащил фонендоскоп.
— Что они с тобой сделали, солдат? — спросил Обри. Пауэлл молча ухмыльнулся.
— Убили, — ответил он. — Этот Торион... да вы видите, черт! Это он сделал, он. — Морпех подбородком указал на торчащий из его ребер кинжал. — А его дьяволы и того страшней. Один копался у меня в мозгах, другой спалил наших ребят, как пушинки в костре...
Норденскольд решил, что умирающий бредит.
— Капрал, вам плохо? — влез врач. Обри нетерпеливо отмахнулся от него.
— Вот дурацкий вопрос, — скучно прошептал Пауэлл. — Сейчас я умру совсем. И знаете?.. Совсем не страшно.
Он умолк. И Обри лишь через пару минут понял, что капрал больше не заговорит.
— Черт, ну сделайте же что-нибудь! — прикрикнул он на врача.
— Что? — Медик презрительно покосился на штабиста. — Адреналин вколоть? Я не знаю, как оживлять покойников. А теперь он покойник. С душком.
— А мы так ничего и не узнали, — вздохнул Обри. — Что ж, жаль, что зря потратил ваше время. Всего доброго.
Он откинул пластиковое полотнище и вышел. Молчаливая пустота госпиталя действовала на него угнетающе. Чеканя шаг, майор Норденскольд двинулся к выходу. Поэтому он не услышал, как один из охранников, чернокожий, шепнул другому зловещее словечко "вуду".
* * *
— ...А вы мне не можете представить никаких результатов! — закончил майор, и уставился на Леву взглядом не то укоризненным, не то победным.
Лева Шойфет вздохнул — про себя, конечно. Ему пришло в голову, что фуражка имеет перед всеми головными уборами (исключая _ярмулке_) то преимущество, что ее нельзя снять и смущенно потискать в руках. А именно это стремление и обуревало Леву под пристальным майорским взором.
— Товарищ майор, вы считаете, что мои результаты недостаточны? — поинтересовался он и для убедительности потряс прихваченной "на ковер" общей тетрадью, служившей временно русско-эвейнским словарем.
