Линкен переступил с ноги на ногу.
— Будто без тебя тут будет что делать, — еле слышно пробормотал он. — Даже если меня не размажет.
"Две тысячи семьсот тридцать..." — Гедимин, затаив дыхание, разжал ладонь. Плашка упала поверх штабеля.
"Нагрев минимален," — напомнил себе сармат, опуская руку с анализатором рядом с грудой ирренция. Серые плашки уже горели зеленью, защитные поля таяли одно за другим, — испепеляющая волна остановилась за две преграды от "твёрдой" стены. "Полевая защита бесполезна," — бесстрастно отметил про себя Гедимин, слушая верещание дозиметра. Через тридцать секунд он выдернул из штабеля одну плашку и зажал её в ладони. На ощупь она была тёплой, почти горячей, — градусов двести по Цельсию, не более.
— Ah-hasu! — выругался Линкен, запоздало кинув в груду ирренция экранизирующий шар. — Атомщик, что с рукой?!
Гедимин закрыл "карман" — теперь ипроновая прослойка мешала ирренциевой плашке поделиться излучением с оставшимися на полу — и протянул Линкену раскрытую ладонь. Верхний слой обшивки едва-едва нагрелся. Не обращая больше внимания на бормотание взрывника, сармат поднёс анализатор к рассыпанным ирренциевым плашкам. Вспыхнувшая и угасшая цепная реакция оставила от себя вкрапления ядер урана, следовые количества серы и германия, — как и следовало ожидать, ирренций слегка выгорел, а освобождённый кислород под омикрон-излучением начал слипаться в комки по два-четыре ядра. Гедимин ещё раз посмотрел на данные по интенсивности — выброс омикрон-квантов был запредельным, сигма-излучение едва-едва теплилось, нейтронов обнаружено не было — видимо, далеко не улетели. Сармат покосился на защитные поля — частично они уже восстановились — и представил себе массивный ротор из тёмно-синего ферка. Такой лучевой всплеск раскрутил бы ферковый генератор, как лёгкую палочку, так, что медные провода вскипели и испарились бы...
— Очень холодная реакция, — пробормотал Гедимин, глядя на показатели температуры. — И это без охлаждения... Удачно, не понадобятся градирни.
— Хэ! — Линкен постучал по его плечу. — Какие градирни? Бомба без них обойдётся. Так что там у тебя выходит?
— Две тысячи семьсот тридцать, — ответил Гедимин. — Точнее тебе не нужно. Можешь идти, я ещё раз проверю. Надо отследить, как растёт интенсивность...
Он вышел из зала испытаний через час с лёгкой ухмылкой на губах и слабой раскоординированностью движений. Он рискнул-таки приподнять ипроновые пластины на висках — сигма-выброс был незначительным, никакой опасности для мозга не было, но ощущение согревающейся крови, ускоряющей своё течение, было приятным. "Замена венерианской душевой," — подумал Гедимин, слабо ухмыльнувшись, уже у выхода из камеры дезактивации. "Линкену не скажу. Опять завопит."
Эксперименты прошли успешно — значение было получено и зафиксировано. "Десять килограммов на реактор," — думал Гедимин, и перед его мысленным взором уже выстраивался чертёж примитивной установки с ферковыми роторами и обмоткой из тугоплавкой флии. "Почти как ЛИЭГ, только гораздо мощнее. Хватит одного, чтобы раскрутить антиграв. И ещё останется на "лучевое крыло"..."
— Атомщик, — Линкен, нетерпеливо ёрзавший на стуле перед телекомпом, поднялся с места и повернулся к вошедшему сармату; его глаза тревожно вспыхивали. — Ты там всё проверил? Мы нигде не ошиблись?
— В чём дело? — спросил Гедимин, невольно настораживаясь. Линкен ткнул пальцем в экран.
— Константин досчитал свои цифры и прислал нам. У него выходит восемь восемьсот. Проверь, у него нигде не наврано?
Гедимин изумлённо мигнул и склонился над телекомпом. "Линкен спутал что-то," — подумалось ему на секунду, но тут же он убедился, что взрывник не ошибается — расчёты Константина неопровержимо показывали, что при массе менее восьми тысяч восьмисот граммов цепная реакция не начнётся — разве что с использованием экранов. "Интересно..." — он включил анализатор, поднёс к телекомпу, сверяя данные. Расхождение, сколько сармат на него ни смотрел, никуда не исчезало.
— Ну что? — Линкен, потеряв терпение, ткнул его в бок. — Что это за дурь? Кто из вас врёт?
— Heta, — Гедимин недовольно сощурился — тычок отвлёк его от мыслей. — Слова подбирай.
Линкен мигнул, быстрым шагом пересёк отсек от стены до стены и, глубоко вздохнув, подошёл к телекомпу.
— Я ваших дел не знаю. Но тут что-то одно. Или он... ошибается, или ты. Два килограмма — не восемь, хоть ты стреляй.
— Знаю, — буркнул Гедимин. В голове было много мыслей, но ни одной внятной. Он показал Линкену анализатор и ткнул пальцем в обнаруженный прибором ирренций.
— Точная масса. Подсчёт до атома. И ты там был. Проверь свои данные.
— Да я видел всё, видел, — отмахнулся взрывник. — Я не говорю, что ты считать не умеешь! Но Константин ведь тоже умеет...
Гедимин снова посмотрел на анализатор, потом — на экран телекомпа.
— Умеет. Зови его. Вместе посчитаем.
05 июля 38 года. Луна, кратер Кеджори, научно-испытательная база "Койольшауки"
"Это исключено," — качнул головой Константин, даже не взглянув на экран смарта, который положил перед ним Гедимин. "Экспериментальное значение может быть только больше. Это я ещё допускаю. Вы уверены, что не перепутали процессы?"
Гедимин вспомнил его недоверчивый взгляд и сердито хмыкнул. "Перепутали, tza hasu..."
Он положил ещё одну ирренциевую плашку на медленно растущий штабель. "Две тысячи сто..."
Ипроновые пластины с висков были сдвинуты, сигма-излучение проникало в скафандр беспрепятственно. Сегодня оно вело себя как-то странно — вместо обволакивающих нитей Гедимин чувствовал слабое покалывание, как будто его осторожно тыкали очень тонкой иглой, изредка — двумя или тремя.
"Две тысячи двести..."
Он не успел прикрыть нишу в скафандре — излучение хлестнуло из-под брони, и сармат, выронив плашку, уже поднесённую к общей груде, прикрыл ладонью светящуюся прореху. Штабель ирренциевых брусков горел зелёным огнём — цепная реакция продолжалась, несмотря на исключённый из неё кусок металла. Закрыв нишу, Гедимин сжал в кулаке одну из лежащих плашек. Свет погас.
"Две тысячи двести?!" — он ошалело мигнул, посмотрел на дозиметр, быстро перевёл взгляд на анализатор, — никакой ошибки не было. Реакция запустилась на отметке "две тысячи двести", и все её признаки были налицо — как и следовые количества германия в "засвеченных" плашках.
"Мать моя пробирка..." — сармат медленно разжал ладонь, возвращая кусок ирренция в общую груду. Всплеск излучения слизнул два уцелевших защитных экрана и дотянулся наконец до внешней стены, вызвав тревожный писк под потолком — сработали встроенные датчики омикрон-квантов.
"Ничего не понимаю," — тяжело вздохнув, Гедимин собрал ирренций и пошёл к выходу, едва не забыв пройти дезактивацию. На его счастье, ворота просто не открылись, пока он не выстоял пять минут под текущим с потолка раствором меи.
— Что там? — Линкен, услышав звук открывающейся двери, развернулся к Гедимину, посмотрел ему в глаза и растерянно мигнул. — Не поранился?
Гедимин покачал головой и тяжело опустился в ближайшее кресло.
— Две тысячи двести, — глухо сказал он. — И быть мне мартышкой, если я хоть что-то понимаю.
Линкен хотел что-то спросить, но осёкся и молча взял его за руку, открывая экран смарта. Минуту спустя новые данные были выведены на экран телекомпа рядом со старыми. Двое сарматов, не мигая, смотрели на них.
— Что-то тут не того, — пробормотал Линкен. — Две семьсот тридцать, две двести, восемь восемьсот... Что из этого правда?
Гедимин ничего не ответил. Он пытался вспомнить, в какой момент пропало покалывание в висках — до лучевой вспышки или уже после.
— Хорошо, что я не атомщик, — угрюмо сказал Линкен, вставая с места и подходя к Гедимину вплотную. — Давай мне ирренций. Сам проверю.
— Осторожнее там, — вяло отозвался Гедимин, по кусочку перекладывая ирренций из "кармана" в "карман". Сейчас он опасался класть в одну нишу больше двух плашек.
— Ага, — буркнул Линкен. — Полем прикройся. Вдруг спасёт.
Через пятнадцать минут на двери дезактивационной камеры вспыхнули жёлтые светодиоды.
— Иди сюда, — приказал взрывник по громкой связи. — Сам на это посмотришь.
Войдя в зал испытаний, Гедимин первым делом обвёл Линкена внимательным взглядом с ног до головы. Скафандр был цел. Немного успокоившись, сармат встал рядом со взрывником и посмотрел на разрушенный штабель ирренция перед ним. Там лежало сорок пять плашек.
— Сработало на сорок шестой, — буркнул Линкен, сгребая ирренций в кучу. Его руки слегка дрожали. Гедимин мигнул.
— Уверен?
Он и сам уже видел, что реакции нет, хотя критическая масса превышена вдвое.
— Убери всё, — сказал он Линкену, опускаясь на пол и открывая экран дозиметра. — Попробуй ещё раз.
Что-то легонько притронулось к его вискам, скользнуло по коже век и пропало.
— Две тысячи, — размеренно проговорил Линкен, опуская очередную плашку на штабель. — Две тысячи сто...
Защитные экраны вспыхнули зелёным огнём, стремительно плавясь.
— Tza hasu, — пробормотал Гедимин, ошалело мигнув. — Tza ah-hasu...
Несколько секунд они сидели над погасшим ирренцием и смотрели друг на друга. Потом Линкен резко поднялся и махнул рукой в сторону двери.
— Собирай эти штуки. Я пойду напишу Константину. Пусть приходит. Здесь какая-то дурь. Мне это не нравится.
Гедимин думал, что опасливый Константин отсиживается в "Гекате" и до конечной станции конгломерата "Койольшауки" доберётся минут через сорок — но уже через две минуты он стоял на пороге и вертел головой, как будто высматривал следы недавнего взрыва.
— Что тут у вас? — настороженно спросил он, взглядом пересчитав пальцы на руках и ногах сарматов и облегчённо вздохнув.
— Смотри, — Линкен развернул голографический экран. Все показания приборов со всех вчерашних и сегодняшних испытаний выстроились в ряд. Константин пробежал их взглядом и изумлённо мигнул.
— Приборы врать не будут, — пробормотал он, оглядываясь на Гедимина и прикасаясь к шлему. — Опять сдвигал пластины?
Сармат запоздало потянулся к височным щиткам, но опомнился и опустил руку.
— Понятно, — ровным голосом произнёс Константин. — Две двести — твои?
— Две сто — наши совместные, — отозвался Линкен. — Вот как он это делает?!
— Я ничего не... — вскинулся было Гедимин, но тычки под рёбра с двух сторон заставили его замолчать. Константин и Линкен переглянулись.
— Сейчас ничего не делайте, — сказал северянин. — В зоопарк сходите. А я свяжусь с Хольгером. Где-то мы это уже видели...
Гедимин мрачно смотрел на лежащую на ладони плашку ирренция, прикрытую на всякий случай защитным полем. "Все вещества как вещества. Только с этим вечно какой-то бред..."
06 июля 38 года. Луна, кратер Кеджори, научно-испытательная база "Койольшауки"
— Семь четыреста с закрытым шлемом, три девятьсот — с открытым, — сообщил Хольгер, выйдя из дезактивационного шлюза, и нервно хихикнул. — На меня реакция сильнее, чем на Линкена, и слабее, чем на Гедимина. Константин, ты попробовать не хочешь?
Северянин сердито фыркнул.
— Я хочу, чтобы прекратился бред, и началась нормальная работа, — угрюмо сказал он. — Больше ничего. У тебя есть научное объяснение всему этому?
Хольгер развёл руками.
— Ничего нового, Константин. Оно всё-таки живое.
Гедимин с шипением выдохнул сквозь стиснутые зубы.
— Ладно — реактор. Но это просто куча металлических брусков! Что там может быть живым?!
Хольгер успокаивающе погладил его по плечу.
— Знаешь, бывают разные формы жизни. Домициан рассказал бы больше... Да, точно! То, с чем он работает. Эа-форма. Конгломерат клеток, способных действовать как самостоятельно, так и совместно, произвольно делиться на группы и снова сливаться...
Гедимин снова зашипел, и химик отдёрнул руку и подался назад.
— Оно ещё и эа-форма, — пробормотал ремонтник, глядя на свои руки. — Этого не хватало...
— Оно способно на общение, — со спокойной уверенностью сказал Хольгер. — Я думаю, мы могли бы...
На входе мигнул красный светодиод. Ворота, не дожидаясь введения внутренних кодов, открылись, впустив в лабораторию Исгельта Марци. За ним, жестом распределив вдоль стены ввалившуюся охрану, вошёл Ассархаддон.
— Что случилось? — спросил он, обведя взглядом всех сарматов по очереди и остановившись на Гедимине. — Мне сообщили о серьёзных проблемах с проектом. В чём дело?
Гедимин покосился на Линкена. Тот молчал и выжидающе смотрел на него.
— Ну? — поторопил их Ассархаддон. — Введите меня в курс дела.
Константин тихо фыркнул и поднялся с места.
— Проблема с определением критической массы ирренция, — он вывернул голографический экран на середину зала и подошёл к нему. — Здесь, на схеме, хорошо видно...
Гедимин молча сидел рядом с Хольгером, пока Константин объяснял, в чём проблема. Исгельт устроился по левую руку от него и переглядывался с химиком через его плечо.
— Ты им не помог? — тихо спросил он. Хольгер покачал головой.
— Я тоже ничего не понял.
Экран свернулся. Ассархаддон, задумчиво щурясь, повернулся к сарматам. Исгельт быстро встал, Гедимин остался на месте и протянул руку к Хольгеру, но тот уже поднялся, хоть и отстал от Исгельта.
— Да, интересное явление... Что-то подобное отмечали в Лос-Аламосе, насколько я слышал. Ирренций вообще — довольно странное вещество... А может ли критическая масса быть переменной величиной?
Гедимин изумлённо мигнул. Сарматы переглянулись.
— На неё может влиять загрязнение, наличие экранов, отражающих излучаемые частицы... — начал перечислять Константин, но Ассархаддон едва заметным жестом прервал его речь.
— Я не об этом, seatesqa. Возможно ли изменение критической массы для одного вещества в одних и тех же условиях? Есть упоминания о таком явлении?
— Это невозможно, — ответил Гедимин, угрюмо щурясь. — Ни для одного вещества.
Ассархаддон внимательно посмотрел на него, кивнул и снова задумался на пару секунд.
— Тогда так... Мы должны сделать устройство, срабатывающее в любых руках. Независимо от того, что это существо знает об ирренции и его свойствах. Нам нужны подопытные, никогда не имевшие дела с этим металлом. Оптимально — приматы. Что скажете, Исгельт?
Бывший адмирал кивнул и подошёл к двери. Он явно считал разговор законченным.
— Отлично. Завтра я обеспечу вас подопытными, — сказал Ассархаддон. — Это всё?
Гедимин мигнул.
— Ты приведёшь... людей? — он подумал, что ослышался. — Сюда, в "Койольшауки", работать с ирренцием?
Ассархаддон едва заметно усмехнулся.
— Перекладывание металлических кубиков — несложная задача, Гедимин. В самый раз для наших друзей-землян. Они справятся, не беспокойтесь. Транспортировку, охрану и утилизацию я обеспечу.
Сармат снова мигнул и поднялся на ноги.
— Утилизацию? — повторил он. — Ты их засунешь под омикрон, а потом убьёшь?
— Я вас плохо понимаю, — сказал Ассархаддон, погасив усмешку. — Что именно кажется вам неправильным?
