— Опять все насмарку! — с досадой выдохнула женщина, по голосу, скорей, — зеленая девица. — Хоть бы одного живым и в здравом уме поймать!.. Мастеру радость — нам награда... И чего было орать, блаженная? — зло развернулась она к перепуганной Илл'е, презрительно сузив глаза в прорезях черной маски. — Давай еще над усопшим порыдай да гимны своим богинечкам повой!.. Никакой помощи от этих храмовых!..
Напарник на нее сердито шикнул.
— Пошли отсюда, тело стража уберет...
— Слушай, а что-то у овечки этой больно морда знакомая... — не пожелала убираться темная.
Илл'а сделала осторожный шажок в сторону.
— Может, на погребении взглядом зацепила, вот и кажется, — все пытался утянуть девицу прочь мужчина. — Перестань, не с руки сейчас с Храмом собачиться...
— Нет-нет-нет, — похоже, та уперлась намертво. — Одаренным, знаешь ли, не "кажется"... Я помню... Это что-то из давнего... Я тогда только-только Испытание Боли прошла...
— Это ж лет пятнадцать назад было! — напарник ее начинал закипать.
"А не такая уж она и юная!" — еще успела Илл'а отстраненно удивиться.
— Вспомнила! — завопила в этот миг темная. — Нет, ну как любопытно... Жрица, а жрица?.. — она мягко подалась к застывшей девушке. Таким знакомым вкрадчивым движением... Как кошка, подбирающаяся к птице...
Интересно, они все так... скользят?..
Волной дурноты накрыло Илл'у.
Вспомнилось...
Темная маска в конце грязного переулка — одна, потом две, потом... сколько? Бежать отсюда... поскорее бежать...
Бесшумный хищник, затянутый в черное. Текучий шаг по желтой листве и речной гальке... все ближе и ближе... Страшно!..
Пустой холодный зал, солнечные пятна и тени оконных решеток на плитах пола... Темные фигуры обступили со всех сторон. Деваться некуда... теперь уже некуда...
Черные всадники, сбивающие пыль на дороге... Страх — не за себя... за кого?..
Видения толпились друг за другом, оглушив и ослепив на долгую минуту.
— А не уделишь ли нам немного внимания?.. — сладко-сладко пропела совсем рядом темная.
И уже вслед:
— АНУ СТОЙ! КУДА?!!
Илл'а не стала ждать, чем обернется эта встреча.
Отмерев, она рванулась прочь — в переулок, за поворот, в узкую щель между стенами. Проклятый храмовый балахон путался в ногах, мешая бежать, дорожная сумка тянула вниз, угрожающе гремели за спиной склянки с зельями — но девушка все не могла остановиться. Смертельный ужас гнал ее вперед — неважно куда, лишь бы от темных мастеров подальше... И пусть они не думали бросаться в погоню (дай Илл'а себе возможность поразмыслить, поняла бы, что веяло от них не угрозой, но раздражением и любопытством) — заполошные мысли, подгоняя, стучали в такт с сердцем: "Прочь... прочь... поскорее... куда угодно...чтобы никогда больше не встречаться с Гильдией...".
А затем, словно кто подставил подножку, — она растянулась на мостовой, ободрав колени и локти. Бестолковая паника схлынула, уступив место холодной отрешенности. Илл'а встала, как-то деревянно и неловко, будто делала это не по своей воле, будто лишь смотрела на себя со стороны...
Над ее головой лениво скрипела вывеска — большая, сверкающая свежими красками: синей, зеленой, желтой... "Хмельная русалка" — значилось там.
Навязчивый хитролицый прилипала, наверняка, уже был внутри...
И тот капитан, о котором он рассказывал... И вся, обещанная Илл'е, команда...
"Я не пойду туда. Конечно, не пойду!.." — заверяла девушка ту часть себя, что еще хоть немного пыталась думать.
Но другая, чужая, Илл'а уже послушно переставляла ногами, преодолевая две высокие ступеньки. Весь мир сузился сейчас до одной двери — широкой, окованной железом, с черненым кольцом большой ручки, на котором Илл'ыны пальцы смотрелись неуместно белыми и тонкими... Она еще могла бы сопротивляться. Повернуть назад, порвав крепкий повод, тянущий ее сюда с такой настойчивостью...
Но вдруг ясно поняла, что не стоит. Как поняла, наконец, и что с ней творится. Знание явилось откуда-то со дна памяти, и было древним и мертвым — совсем как старухи-Плетельщицы, которым когда-то оно принадлежало...
Все было просто — и страшно в то же время. Ее, Илл'ыну, жизнь кто-то дернул за ниточку, потянул в нужную сторону, может, даже завязал узелком. И вырываться сейчас бесполезно, даже опасно. Предписанная судьба ведь упряма: не покоришься сразу — добьется своего после. Только спросит уже гораздо больше... Сейчас — страх и саднящие колени, дальше может быть и нож в переулке, и неведомая болезнь, и тюрьма... Все, что угодно! Пока следуешь нужной дорожкой — путь будет легким, и удача не оставит. Но быть беде, коли рискнешь развернуться, отмахнувшись от настырного зова...
Плетельщиков все же не зря приговорили! Опаснее тварей и в кошмаре не придумаешь!..
А кто-то ведь пытался одному из них противиться, кто-то близкий... когда-то... Воспоминание поманило Илл'у — и тут же пропало, не давшись в руки. От бессильной злости ей захотелось вопить.
Но она лишь осторожно потянула кольцо и нырнула в полумрак "Хмельной русалки".
Можно и покориться. Пока что. В конце концов, неплохо глянуть бы, что именно неведомый "доброжелатель" ей приготовил...
Насчет таверны хитролицый не соврал: даже с порога заведение казалось добротным, порядочным людям внушающим доверие, а бездомным оборванцам, вроде Илл'ы сейчас, — робость. Купцы, усатые стражники в кожаных кирасах, портовые чиновники, степенные да важные, были здесь ко двору. А вот шумная группка матросов, гудящая в дальнем углу, казалась неуместной и лишней. Будто нарочно, лезли они на глаза — однако никто не гнал наглецов прочь. Посетители лишь косились с неодобрением, но, видя полное невнимание к беспокойным соседям со стороны хозяина и стражи, успокаивались.
Илл'ын знакомец вынырнул откуда-то из-за моряцких спин. Лисья усмешка, плохо скрытое торжество в карих глазках...
— Все-таки решилась, госпожа жрица? Очень удачно... Капитан и владелец корабля как раз сегодня с прочими пассажирами встретиться уговорились. Поди, те и собрались уже...
— С прочими?.. — сухо переспросила девушка.
Хитролицый даже как-то растерялся от ее тона. Должно быть, ей следовало робость изображать, страху предаваться и сомнениям... Но вот не получалось больше испугаться после недавней паники! Решительность, злость и странный азарт крепко держали за душу.
— Мое дело маленькое, — суетливо открестился человечек от расспросов. — Господин судовладелец обо всем расскажет... Давай, я тебя к остальным провожу?
Илл'а только кивнула.
Хозяин трактира услужливо пропустил их за стойку — к неприметной дверце, что вела в задние комнаты. Пыльный полумрак и беспорядок царствовали здесь: забитые ставни, чадящая лампа, составленные в два ряда скамьи, на которых горбились, неуютно ежась, унылые люди... Илл'а словно угодила в седую древность, во времена заговорщиков и сектантов — в те, что были еще до Гильдии, когда даже хлипкие стены соседнего городишки могли запросто укрыть бунтарей от праведного гнева властьимущих. Ныне же смотрелось это все, как балаганный фарс, — проникновенно и загадочно для наивных "посвященных", но до крайности нелепо со стороны...
А, меж тем, несчастных этих нашлось в комнате с полдюжины: старушка-травница со своим сухоньким, согнутым вдвое старичком-супругом; угрюмый дядька-знахарь в крестьянской рубахе и с мозолистыми, черными от земли руками; да косматое, всех дичащееся семейство — видать, из северных лесовиков, что издавна числились имперскими гражданами лишь формально, на деле же оставались варварами.
Что ж, в бордель их пеструю компанию точно продавать не собираются, решила Илл'а с долей мрачного юмора. Ей вообще почему-то сейчас хотелось насмешничать — не добродушно и снисходительно, как, бывало, посмеивался детским пакостям своих подопечных отец Гутор, но ядовито и зло, выливая в смехе свою ярость да всей кожей чувствуемое бессилие. Ибо незримый поводок был тут как тут: затянул ее в эту комнату, настойчиво усадил на лавку, отрезая пути к отступлению... Попадись в этот миг благочестивой юной жрице таинственный Плетельщик, виновник ее сегодняшних приключений, — удавила бы мерзавца собственноручно, не убоявшись грядущей встречи со всеми дьяволами!
Колени и локти саднило. От прогорклого дыма лампы разболелась голова и запершило в горле.
Хотелось рыдать и ругаться.
Все же последние недели, за которые пылью разлетелась вся прежняя, спокойная жизнь, не прошли для Илл'ыной души даром! Она чувствовала, что уже на грани. Еще чуть-чуть — и просто с ума сойдет...
— Все в порядке, милая? — вдруг подсела к ней старушка-травница. — У тебя рукав разодран и весь в крови, — вздохнула она жалостливо в ответ на Илл'ын недоуменный взгляд.
— Споткнулась на улице, — буркнула девушка настороженно. — Ерунда это...
— Давай помогу.
Старушка захлопотала, сноровисто помогая девушке обмыть водой из баклаги ссадины да аккуратно смазать их резко пахнущим, жгучим снадобьем. Илл'е даже неловко стало: ранки-то пустяковые! Но, видно, привычное занятие помогало им обеим отвлечься от унылого ожидания неведомой участи: старушка заметно повеселела, девушка же хоть немного вернула своим мыслям ясность.
— А что ты обо всем здешнем думаешь, матушка? — осторожно попыталась она хотя бы малость какую вызнать. — Зачем мы здесь? Правду ли человек в порту мне сказал?
— Не знаю, о чем тебе толковали, — неожиданно подал голос с соседней лавки угрюмый знахарь, — а только, люди окрест Крама говорят: некий лорд, из здешних, поселеньице решил на Южном основать, в обход императорских бумагомарателей. Туда вот и народ полезный потихоньку сманивает: ремесленников, солдатиков, землепашцев, травников... Вербуют втайне, тех, кого и не хватятся... Кому терять нечего... Потому шла бы ты отсюда, милая! Лорда-то, небось, за тайные делишки в столице по головке не погладят!.. Всякое ведь, девонька, может статься! То ли довезут, как обещают, честь по чести, то ли в воду скинут...
— Эй там, хватит болтать! — весьма нелюбезно окликнули знахаря вербовщики, только укрепляя мудрого дядьку в его подозрениях. — Давай в ту комнату, первым пойдешь на беседу... Господа ждут!
Только теперь разглядела Илл'а на другом конце их каморки еще одну дверь — видно, за ней загадочные "господа" и скрывались. Неохотно и как-то обреченно потопал туда знахарь, согнувшись пополам, чтобы протиснуться под низким сводом — а Илл'ын дар вдруг возопил о скорой беде, забился в невидимых сетях навязанной судьбы, стараясь изо всех сил вырваться.
В напряжении ждала она, прислушиваясь к шелесту голосов. Минуту, две, десять...
А потом та страшная дверца опять открылась.
И дядька-знахарь вернулся в комнату.
И никто, никто, кроме Илл'ы, не понял, что вернулся не он — но безумец.
С цепями.
На лбу, на сердце и на горле.
Совсем, как тот, убитый в порту...
А невидимый поводок Илл'ыной судьбы вдруг лопнул, то ли поддавшись на ее усилия, то ли попросту до конца сыграв свою роль, — и она вскочила одним стремительным, кошачьим движением, точь-в-точь как у девицы в черной маске, что казалась такой страшной всего час назад. И отшвырнула с пути хитролицего, который никак не ждал от хлипкой жрицы такой прыти. И злым удушьем наградила резвого матроса, что отважился (дурак!) ей выкрутить руки. И кого-то еще ногою пнула со всей ярости, жутким голосом завопив: "Прокляну!" — всем прочим, кто пожелал бы вдруг встрять в потасовку... И вывалилась, наконец, из "Хмельной русалки" на свободный и горький от морской соли воздух — а затем побежала, побежала изо всех сил, опять, как и час назад, петляя по улочкам, но на этот раз точно чуя за собой погоню...
Они неслись, молчаливо и грозно, окружая, загоняя обратно, отрезая выход из несчастливого Питейного переулка, который Илл'а ненавидела уже всей душою. Их оказалось много, нежданно много. Все матросы, что там сидели. И стража. И даже кто-то из неповоротливых с виду торговцев...
Она металась, не давая ловушке захлопнуться. Задыхалась, кружась среди дюжины домишек. Пыталась спрятаться за пеленой незаметности — и это сработало раз или два, но так и не дало возможности вырваться: слишком много сил забрал у нее этот день...
И когда уже Илл'а почти готова была сдаться, невидимый поводок вдруг опять дернул ее в сторону — и она налетела на кого-то с размаху. Крепкие руки подхватили ее, не давая упасть. Взгляд жрицы заполошно прошелся по серому полотну простой рубахи, небрежно стянутой у ворота белым шнуром, поднялся к смуглому подбородку и скулам, да застыл, наткнувшись на подозрительный прищур знакомых серых глаз. Растрепанный пучок темно-русых волос, картинно изогнутая бровь и по-мальчишески нахальная усмешка — даже без золотого камзола с черненым шитьем не узнать его было сложно.
Блистательный молодой лорд Илан собственной персоной держал Илл'у в бережных объятиях!
Но не успела она еще как следует изумиться, а может, и смутиться этому факту — как другие, куда более жесткие руки оторвали ее от юноши, чтобы грубо отшвырнуть к стене. Ледяная сталь прижалась к горлу — а добродушный рыжий паренек в цветастой крестьянской рубахе, простоватый, глуповатый на вид, вызывающий улыбку своими веснушками, пронзил девушку холодным взглядом убийцы.
— Не дергайся, — приказал он коротко. — Отвечай. Кто такая? Зачем здесь?
Руки парня совсем не походили на крестьянские. Длинные пальцы, холеные и гибкие, по всему, куда привычнее держали перо и клинок, чем мотыгу...
С угасающей надеждой воззрилась жрица на Илана. Он ведь помнит ее, должен помнить... наверное...
Однако лорд не спешил бросаться на выручку. Долгий, бесконечно долгий миг он раздумывал — а темно-серые глаза смотрели изучающе, с нехорошим, цепким подозрением. Словно оценивая Илл'у по-новому — не как случайную встречную из тайного дворцового коридора, уже нет...
Но как кого?.. Наемницу?.. Шпионку?.. Смешно подумать! И все же...
Подозрительность в крови у родовитых. И сейчас к Илл'е не просто присматривались: лорд Илан выносил ей приговор. Один кивок — и его рыжий пес сорвется с цепи да из непутевой жрицы всю душу вытрясет! Но вот подаст ли господин знак своему верному храну?.. Или пощадит? Хотя бы на этот раз...
— Отпусти девушку, Огонек, — все же сжалился над Илл'ой благородный. — Я знаю ее. Она не опасна.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ. ЛОВУШКА. ПАМЯТЬ В РУКАХ ВОРОВКИ.
Хватка Огнеглава послушно ослабла, и, кажется, ноги у девушки подкосились.
— Хоть на том спасибо, твое высокородие! — издала она то ли всхлип, то ли смешок. — А ты, выходит, страшный человек, коль за оттоптанные башмаки казнить готов!..
Илан поморщился. У девицы, по всему, начиналась истерика, а этого добра он и от нежных придворных барышень с детства навидался-наслушался, так что (уж увольте!) без еще одной обошелся бы с радостью.
— Это не я ведь на людей налетаю! — огрызнулся он с плохо скрытой досадой. — Знала бы ты, госпожа жрица, сколько таких "топтунов" норовили мне в суматохе стилет под ребра ткнуть!..
