"Нас ТАМ, между прочим, основательная резня ждет! — пропуская Леоровы проклятия мимо ушей, вспоминала она тогда прощальные слова лорда Илана и ежилась от запоздалого страха. — Думаешь, мне или Таргелу не хочется сейчас просто взять и сбежать? Но мы, в отличие от тебя, не имеем такого права!"
Злость (на них, и на себя), крепкая досада и горькое чувство вины, оттеснив недавнюю боль, всерьез разбередили душу. А с ними пришло и совсем уж неясное чувство — торжества, невольной гордости за них, мужчину и мальчика, ставших для нее такими близкими за последние месяцы... Им ведь удалось! Удалось столь значительное и почти невероятное — то, что ей, скромной послушнице, и представить было невозможно! Это было радостно — и до ужаса обидно в то же время! Ее-то рядом не было!.. Ее с собою не взяли...
Ведь теперь-то, дни спустя, когда прошло первое ошеломление, Илл'а ясно видела, что Таргел тогда нарочно все ТАК подстроил. Мог бы и дальше скрывать, или, уж коли рассказывать о себе, то по-другому... Она бы, "храмовая девочка", поистерила, конечно, — но в итоге смирилась...
Однако господин Гильдмастер выбрал из всех возможных способов поведать правду о себе самый ужасный и разрушительный.
Мерзавец... манипулятор!..
А она — просто дуреха малолетняя! Куда уж тягаться с первым интриганом Империи...
С каким-то болезненным восхищением шаг за шагом вникала девушка в то, что он с нею проделал, вспоминая, сопоставляя, складывая воедино...
Шаг первый: договориться с Леором. Вот куда Эдан ходил накануне! Вот отчего вернулся таким растерянным и печальным! Уже тогда все решил! Тогда же и попрощался с нею — а она и не заметила...
Шаг второй: расписать все ужасы предстоящего, да уговорить ее, Илл'у, отправиться к ахарам добровольно... Здесь, конечно, потерпел Гильдмастер неудачу. Храмовая мышка оказалась не робкой и на диво упертой!
Но он предвидел и это — оттого, похоже, и Илана заблаговременно на корабль отослал. Чтобы не влез тот самовольно в готовящийся спектакль, не сгладил острые углы, как бывало прежде...
И вот, наконец, шаг третий! Грандиозное выступление! О, лорд Таргел оказался знатным лицедеем! Так быстро перейти от нежности и страсти к холодному, жестокому самодовольству!.. Уязвить, оскорбить, вызвать гнев или обиду — любую из этих эмоций, лишь бы только разум отключился...
А затем — шаг четвертый, решающий! Вытащить ее на встречу с соратниками! На тот жуткий кошмар с темными мастерами! Чтобы убедилась воочию. Чтобы уж поверила точно! А заодно — перепугалась до безумия. Ведь знал же, что при Храме росла, где "черных дьяволов" боялись и проклинали!.. Знал же, КАКОЙ будет ее самая первая реакция!
Конечно, знал! И прекрасно это использовал.
А она поддалась. Сразу, даже не попытавшись воспротивиться!
Это-то и было самым обидным.
Не на Эдана теперь Илл'а злилась — но на себя, на себя в первую очередь!..
Потому что понимала: нет возврата! С каждым днем она все дальше и дальше!
Беглая послушница, варварский приемыш. Нищенка без роду и племени... Даже поверни ахары назад к столице — как ей теперь встретиться с теми, кто неизмеримо выше по статусу?
Никак. Между ними ширилась пропасть. И совсем скоро, в считанные дни, предстоит стать этой пропасти бездонной...
* * *
Срединный день лета догнал Илл'у у стен одного из мелких северных городишек. Было холодно, срывался дождь, но местным, кажется, сырость ничуть не мешала. Большой луг за воротами пестрел многолюдьем. Словно все окрестные деревеньки разом стеклись сюда на храмовый праздник да шумную выездную ярмарку, к которой прилепилась и ахарская повозка.
Тяжелые капли изредка стучали по матерчатой крыше, лениво стекали по бортам, сливались потихоньку в грязную лужу под колесами. Илл'а зябко куталась в плащ, с тоской наблюдая, как ловко вертит парнишка-ахар, самый младший из ее спутников, пушистыми пятнистыми шкурками перед носом покупательниц. И успевал же, негодник, показать так, чтоб и мех не намок, и глазки двух тучных кумушек загорелись жадностью! Талант у мальчишки явно! А отец из него все охотника лепить пытается, э-эх...
Торговля шла бойко, а потому отдохнуть в тепле Илл'е еще долго не светило. Оттого и тосковала она, да понемногу злилась — но поделать ничего не могла. Деньжата ахарам нужны, а в предгорных поселениях дальше к северу добытчиков зверья и своих хватает, выгодно мех не продашь.
Колокола в храме зазвонили в полдень, хотя должны были проснуться лишь к вечеру. Звонко и радостно пели, будто венчальные. И народ застыл, замер на миг, прислушиваясь к звону, недоумевая, переглядываясь.
А позже и вести пришли, пробились из города, подхваченные от герольда на главной площади, заботливо принесенные праздничной толпой новых ярмарочных покупателей:
"Свершилось! Императорский камень на храмовом алтаре засветился золотом! Наследник коронован! Да здравствует молодой Император!"
И, слыша это, Илл'а улыбалась сквозь слезы.
— Удачи тебе, Илу, — тихо повторяла она. — Ты справишься, я верю. Удачи...
Всю ночь вокруг кипело гуляние: пылали костры, плевались от влаги искрами. Плясали горожане и пришлые. Лилось в глотки кислое северное вино, плескались в чашах крепкие настойки на лесных ягодах и горных травах.
За тонкими стенками кибитки орали и пели. Лошади испуганно ржали. Ахары ворчали, проклиная шумных имперцев, не дающих спокойно выспаться. Илл'а беспокойно вертелась, то проваливаясь в неуютную дрему, то резко вскакивая. Чудился ей сквозь пьяные вопли тихий шелест шагов совсем близко, темный силует снаружи за ненадежной полотняной преградой, чей-то внимательный взгляд... И она вновь и вновь выглядывала в страхе из повозки, чтобы опять увидеть только тени от горящих в стороне костров...
А наутро обнаружилась записка — плотная дорогая бумага, столбец незнакомых узорчатых символов, которые почему-то Илл'а с легкостью прочитала.
"Мы присматриваем за тобой", — было там написано.
Тайным языком Гильдии. Рукою темного мастера...
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ. ПРОШЕДШЕЕ И ГРЯДУЩЕЕ. ПЛЕМЯ.
Ахарская Долина была такой же — и не такой, как Илл"а помнила. Все те же вековые сосны и отвесные скалы в гибких зеленых стеблях дикого винограда и колючей ежевики. Та же каменистая крутая тропа, тот же шумный ледяной ручей... Но вот домишек из шкур стало больше: они расплодились, как грибы, облепив все тесное пространство между склонами. Разрослись ввысь, и вширь, а порой — и в глубину твердого грунта, словно землянки имперских лесорубов, а не шатры вольных ахарских охотников. Обзавелись каменными уличными очагами и крохотными палисадничками с кустиками земляники да разномастной съедобной зелени... Словом, раздобрели от сытой спокойной жизни, потучнели, как и их слегка обленившиеся хозяева.
Долина процветала — и все меньше семей уходили отсюда на лето. Все неохотнее срывались ахары на промысел к ледяному морю, или в горы узкими охотничьими тропами. Зато с радостью нанимались провожать группки паломников к отстроенному десятилетие назад Северному Храму. Или брались охранять караваны к дальним торговым заставам у Волчьего Перешейка, куда везли имперцы муку, и вино, и ткани, получая от северян взамен пушнину, оленьи рога и редкие минералы.
Большой мир изрядно переменился за прошедшие годы — и крохотный здешний мирок тоже не сумел остаться прежним.
Не изменилась только его слепая Хранительница.
Она была все те же воплощенное величие и древность. Все так же поджимала сурово губы, сводила брови, не скрывая раздражения в голосе:
— Не больно-то ты домой спешила, Лая!.. — первое, что сорвалось с ее губ при встрече.
— Но все же я вернулась... — возразила девушка.
И таким знакомым искренним облегчением, тщательно скрываемой радостью повеяло в ответ от несгибаемой Иши, что Илл"а только теперь до конца осознала: и вправду вернулась! Она дома! Действительно дома!
И даже давящее ощущение слежки, не отпускающее прежде ни на миг, здесь, в Долине, лопнуло, исчезло, будто отрезали. Не было больше навязчивого присмотра Гильдии! Впервые за много месяцев юная жрица чувствовала себя в безопасности.
Здесь она не казалась сама себе чужой. Здесь и для нее было место.
Нашелся и лежак в Общем Доме, и теплое местечко у очага, и сундук ее собственных вещей, бережно хранимый Ишей все эти годы...
Нашлась сестра — постаревшая, чуть настороженная, но оттого не менее родная.
Нашлись воспоминания — целый ворох светлых воспоминаний о Долине и ее жителях. О горах и лесе, об Ишиной целительской науке... И всего одно среди них — горько-сладкое: о высоком светловолосом юноше. О том, как кружат они вдвоем на снегу среди ахарских костров в каком-то дикарском танце. Она — босая, но не чувствует холода. Она пьяна от радости — и он, кажется, тоже...
Это БЫЛО? ОН был здесь? Или... все только ее выдумка?..
Соплеменники тщательно Илл"ыных вопросов избегали. И поприжать их у девушки никак не выходило: ведь, чтобы правды добиться, надо знать, о чем спрашивать! А она не знала. Она уже сама себе ни в чем не верила...
И только Иша ее все время возвращала к реальности.
— А зачем тебе об этом слышать, Лая? — говорила старуха, раздражаясь из-за бестолковых расспросов. — Любой рассказ так и останется рассказом, он не вернет тебе ни прошлого, ни памяти. Только обяжет, заставит напридумывать долгов, разбередит душу. Стоит ли того простое любопытство?
Илл"а и сама понимала, что не стоит. Но с каждым днем увязала все больше в догадках. Знание казалось невозможным, а незнание — совершенно мучительным.
Но девушка лишь смирно кивала Ише, соглашаясь. Не решалась, все еще не решалась признаться, что дело уже не только в любопытстве, и что, кажется, она, Илл"а, шаг за шагом, потихоньку сходит от всего этого с ума...
* * *
Осень в этом году пришла рано и как-то внезапно. Еще не отзвучали до конца летние грозы, едва-едва схлынула последния удушающая жара — а уже пожухлая от палящего солнца трава укрылась поутру первой робкой изморозью, почернели листья и забытые на деревьях плоды, вершины гор схоронились в туманном мареве, чтобы выглянуть из него уже в сверкающих снежных шапках...
А первый осенний снег принес с собою Илл"е сны.
В них жаркое солнце лилось сквозь цветные оконные стекла, превращая белую бумагу на столе в красочное лоскутное одеяло, исписанное столбиками символов. И густо, сладко пахло летом — цветами, яблоками, пылью, раскаленной в полдень черепицей... Чернилами, потертой кожей, чуточку свежей кровью... И знакомым, таким знакомым мужчиной!..
Его не было здесь — и он был. Чувствовался во всем, в каждой небрежной детали. В тенях и запахе, в четком строгом начертании букв, в сброшенном на кресло колючем парадном камзоле, еще хранившем тепло тела, в недопитом бокале вина...
Девушка не пропускала ни единой мелочи, ночь за ночью собирая их воедино так отчаянно, будто надеялась в конце концов сложить из кусочков цельный, живой образ... Но утро снова и снова разбивало ее надежды вдребезги.
Снег таял, сменяясь промозглым туманом и грязью. Дожди лениво поливали крышу Общего Дома, оставляя по себе ледяную корку. Горел очаг, грел отсыревшие шкуры. Ноги вязли в размокшей земле и бурых листьях. Пахло дымом, грибами, осенью... Затем опять начинал тихо сыпать снег, укрывая собою все стойбище...
А во сне Илл"а проваливалась в лето.
И бродила, кружила по такой знакомой — незнакомой комнате, и звала, сама того не понимая, звала... Пока однажды...
— Ох, Илл"а! Это правда ты? — ее подхватили, сжали в объятиях, до боли родных и внезапно крепких. — Ты в порядке? В Долине? В безопасности? Так давно не было никаких вестей! Я уже не знал, что и думать... Илл"а...
Его взгляд был таким открытым и чуточку безумным, тревога на лице сплеталась с радостью. А руки ни на миг не разжимались, словно боясь опять отпустить, потерять...
— Это ведь... сон... сон...— губы Илл"ы плаксиво дрогнули. — Эдан...
Она расплакалась, не в силах удержаться, — и проснулась.
Морозным утром поздней осени. Одна.
Лето осталось лишь сном. Была ли просто сном и их встреча?
Весь день потом девушка бродила, как в тумане. Отвечала соплеменникам невпопад, путала травы, продукты, зелья. Чуть не испортила большой котел шархи, готовившийся к общему обеду, за что и нагоняй получила от старших, чего давно уж с ней не случалось. Не в ЭТОЙ жизни...
Она боялась. Ужасно боялась. Что сходит с ума и ночную встречу лишь придумала. Что все испортила, и больше ОН не придет. Что вообще не сможет спать, или снов уже не будет, или... Множество "или", разрывающих ее целый день на части.
Но к вечеру усталость взяла свое — а Илл"а вновь оказалась в витражной комнате. В первый миг, подумалось, — одна. Но затем...
— Прости, я напугал тебя... — Эдан говорил осторожно, мягко, как с дичащимся зверьком. И держался на расстоянии. — Должен был понять, что после нашого "прощания"... ты будешь не слишком мне рада... — он растерянно подбирал слова и выглядел опечаленным. — Прости...
И теперь уже Илл"а не выдержала — бросилась ему на шею, обняла изо всех сил. Так, как хотела сделать всегда, с их первой встречи — но отчаянно боялась в реальной жизни...
— Хвала Богиням, ты в порядке! — выдохнула радостно. — Те страшные слухи из столицы... Тогда... и до сих пор... Ты ведь в порядке, правда?.. — она сбилась, посмотрела с подозрением.
— О, я вовсе не призрак, если ты об этом спрашиваешь! — Эдан тихо, с облегчением рассмеялся. И тут же обнял девушку в ответ, ласково погладил по волосам.
— Я не могу этого знать... — тоскливо прошептала Илл"а. — Может, я просто все придумала?
Его взгляд стал внимательным и грустным.
— Может быть, — согласился он тихо. — Ты... Или я... Мы никогда не узнаем точно...
От этого-то "никогда" Илл"а и проснулась. Расстроенная, растерянная — но в глубине души очень и очень злая.
"Еще посмотрим на твое "никогда"! — думала она, мрачно разглядывая сухие пучки трав над лежанкой. — Если это только сон, то я ничего не теряю. Но если нет... ты так просто от меня не избавишься, господин Гильдмастер! Слово проклятой Насмешницы, Богини и дьяволы нам с ней в помощь!.."
Еще три дня и три ночи зрели в ней эти мысли, три дня и три ночи росла злость да решимость — и все это время Илл"а не видела во сне ни комнаты с витражами, ни Эдана.
На четвертую ночь он появился — усталый, молчаливый, издерганный. Без слов притянул девушку к себе, закрыл глаза, застыл в каком-то оцепенении.
От него отчаянно пахло гарью и кровью.
— Что стряслось? — нарушить молчание лекарка решилась не сразу.
— Бои под Эн-Амарешем... — неохотно выдавил он. — Последний оплот мятежных лордов. С ними темные мастера, несколько высших чинов и... все их младшие подмастерья... птенцы совсем... Впрочем, неважно... — он оборвал себя, сжал Илл"у крепче. — Все неважно сейчас, моя храмовая девочка... Хорошо, что ты не здесь... Ты в безопасности...
Так они и стояли, безмолвно вцепившись друг в друга, минуты или часы до рассвета — время во сне идет совсем не так, как в реальности.
