День казни мятежника-лорда. День их отъезда из Крама...
Невеселые мысли одолевали Огнезора.
Уйдут ли они вдвоем с Иланом, как планировали в своем неведении прежде? Или упрямая девчонка все-таки настоит на своем?
Много лет назад, во время ритуала в Северном Пещерном Храме они четверо получили знания древних душ. Ему самому достался тогда Астериос, Славе — давно почившая женщина-Гильдмастер. Мила, и без того спятившая на плетениях судьбы, впитала, к несчастью, науку Итафии...
Лая же забрала себе память безымянного бедняги из алтаря.
Все эти годы Огнезор так боялся за ее рассудок, что распечатывать подарочек древних не пытался, да и ей не позволял.
Но, похоже, теперь у них нет препятствий. И одна зеленоглазая лекарка беззастенчиво собирается влезть, куда не следует, чтобы только добиться своего...
Для Гильдмастера это все осложняло.
До сих пор были только долг и личное — два полюса, из которых Огнезор точно знал, что выбрать. Теперь же, если Илл'а сумеет... Она будет полезна, даже слишком — и отказаться от подмоги он не вправе. Да что там — еще и рад будет! Рад некрасиво и малодушно, что в этот раз выбирать не придется, что за него уже выбрали другие: Илл'а, собственный воспитанник, недоучка-Плетельщица Мила, из-за которой вся жизнь его грозит смешаться, превратившись в хаос...
Тут уж не один повод для раздумий!
Помнится, в прошлый раз, когда спятившему Плетельщику вздумалось поиграть Огнезоровой "огненной нитью", ненароком зацепило тетушку Мару. Словно бродячий сказочник, старый жрец случайно выдернул ее — линялую тряпичную куклу — из привычного сивушного дыма на свет божий, отряхнул от грязи и пыли — да предъявил растерянному, заплутавшему юнцу, которым был в ту пору грозный ныне Гильдмастер. Смотри, мол, что бывает с человеком, потерявшим контроль над своей судьбой и утратившим всякую цель!..
Конечно, сейчас вредная старуха вполне вписалась в Огнезорову странную жизнь: изводит на правах знахарки да кровной хозяйской родни обитателей имения Таргел, искореняя среди оных нерадивость и пьянство... Тогда же... Он тогдашний едва представлял, куда ее девать и что с ней делать.
Зачем же теперь из спутанного клубка прошлого вытащило волей Плетельщицы Креса? Случайно? Или чтобы напомнить о забытой давным-давно детской ревности? Всколыхнуть нелепые, спустя столько лет, старые обиды — а заодно и привязанность, от которой и без того не избавиться?
Сам себя Огнезор загнал когда-то в ловушку. Тот венчальный обряд... Не зря он слывет запретным!
Не "связаны, ибо близки" — но "близки, потому что связаны"... Простое риторическое упражнение времен ученичества — однако какая сумятица в причинах и следствиях! Не выйдет ли так, что эти путы окажутся сильней его свободной воли? Ведь одно дело — "пойти на поводу у сердца", как любят провозглашать высокопарные придворные пииты. И совсем другое — подчиниться слепой силе древнего ритуала. Это все равно, что быть прикованным каторжной цепью к незнакомому и ненужному тебе человеку!
А если рассудок его и дальше, как сегодня, чудить будет?..
Хвала богам, хоть Илан, наконец-то, показал зубы! Император обязан собственную голову иметь на плечах — не полагаться во всем на советчиков, пусть и самых преданных да близких! И хорошо, что мальчик понял это сейчас, пока еще есть время...
Но все же... чуточку горько. Дети растут слишком быстро. И не бывать теперь между ними безграничному доверию — всегда останется место собственной игре, не только общей. А значит — и одиночеству будет место тоже.
Огнезор-то уже притерпелся, но вот Илану с его открытым, жизнерадостным нравом может прийтись туго...
Уже непросто — вспомнить хотя бы их ночной разговор! Время тогда было к полуночи, Илл'а давно уж спала в комнатушке за стенкой, о чем-то своем гудели в соседнем крыле подмастерья... Туда вел с подворья отдельный черный ход, и единственная кухонная дверь — из гостевых номеров, так что Гильдмастер даже не видел, когда и с чем его свита вернулась. Впрочем, выяснять это СЕГОДНЯ ему совсем не хотелось. Об изловленных в Краме крысах мог и Ночебор позаботиться! У Огнезора же и без того нынче ночью о чем подумать было.
Нет, не о НЕЙ! Об Илане, например... Их разговор не был окончен — а мальчишка после Илл'ыного допроса не сказал наставнику ни слова. И чувствовал Гильдмастер между ними страшную натянутость, недоговоренность — словно воспитанник весь день так и рвался о чем-то спросить, но то ли боялся после всего даже рот раскрыть, то ли не доверял... Вот и тогда, вместо спокойного сна, сидел он в темноте, молчаливый и хмурый. Спиною привалился к стене, комкая пятерней колючее покрывало на кровати — и пялился на краешек луны сквозь голый переплет разбитого окна.
Лунный свет пятном ложился на выскобленные доски пола, запах чистого белья и свежей побелки щекотал ноздри. Холодный ветерок из окна пробирал тело дрожью.
Огнезор стащил со своей койки одеяло и со вздохом накинул на плечи юноши.
— Не спится? — спросил осторожно, не желая случайно углубить их ссору.
— А сам-то чего бродишь? — огрызнулся Илан.
— Мне нельзя... пока Илл'а спит... — поморщился мужчина. Возвращаться к этой теме совсем не хотелось, но и врать не имело смысла. — Во сне я не смогу контролировать... нашу связь. Это было бы совсем нежелательно...
— А что, этот ритуал, правда, настолько сильный? — с подозрительным интересом вскинулся юноша. — Нет, я знал (лорд Риэ кое-что читать давал), но как-то не верил...
— Еще хуже, чем пишут, — Огнезор усмехнулся. — Всегда двое... никаких границ, никаких тайн...
— ...Никаких интриг за спиной, никаких слишком жадных любовников... — слова Илана наполнились взрослой горечью. — Полное доверие, наставник! Знать, что супруга никогда не предаст, — разве это не многого стоит?..
— Нет, когда риск так велик! — отрезал Гильдмастер. — Оставь эту любовную чушь придворным дурочкам, Илу! Ритуал отвратителен и страшен...
— Причем же здесь любовь? — криво ухмыльнулся лорд-наследник. — Это ведь лучше любой присяги!..
Он говорил — и распалялся с каждым словом:
— Так я хоть уверен буду, что досточтимая леди Алия (внучка давнего врага нашего Дома!), едва став Императрицей, не захочет втайне сжить меня со свету! Как некогда дорогая матушка поступила с батюшкой... Откуда тебе знать, что Амареш, в конце концов, не напоет внученьке в ушки чего-нибудь эдакого? Особенно, если я, вопреки всем твоим надеждам, не воспылаю к женушке нежными чувствами?..
— Я уверен в Алии, потому что хорошо ее знаю! — рассердился Огнезор. — А ты говоришь глупости! Неужто, риск по-твоему настолько велик, что собственную душу стоит расчленить на части? Потому что так оно и будет, Илу! Вас разделают, как дичь на кухне, — а после заново сошьют из кусков, причем лишь часть из них будут твоими собственными! Это невыносимо, даже когда человек тебе по-настоящему дорог! Что уж о чужом говорить... И пойти на ТАКОЕ, потакая проснувшейся в тебе родовой паранойе?.. Неужто, Алия тебе НАСТОЛЬКО не угодна?..
— Я видел ее в последний раз девятилетней девчонкой! — раздраженно, но уже не так уверенно, возразил Илан. — А теперь вот должен к алтарю вести... Кому такое по душе будет?..
— Любому мужчине твоего круга, господин высокий лорд! Не я придумал эту традицию!
— Да-да... Еще сейчас о долге напомни!.. — зло огрызнулся упрямый мальчишка. — Почему мне нельзя, если тебе можно, Огнезор?
"Вот он, твой главный вопрос..." — усмехнулся про себя Гильдмастер. Усталость завладела им всецело, не оставляя даже для досады места.
— Потому что мне тоже нельзя было, Илу, — озвучил он то, что давным-давно мучило. — Только не понял я вовремя...
Но чуял он, что разговор на этом не окончен. Мысли Илана все еще обращены в опасную сторону. А значит, и здесь их планы меняются! Пока не успел наделать юный лорд глупостей, придется его кое с кем познакомить...
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ. ПАМЯТЬ. О ЦЕЛИТЕЛЬСТВЕ, ПРОШЛОМ И НЫНЕШНЕМ.
Праздничная толпа колыхалась вокруг — разряженная, крикливая, надменно-самодовольная. Илл'а плыла над нею, была ею, в ней растворялась. Не видела и не слышала — но чуяла каждого всей душою, всем своим неправильным, не-живым и не-мертвым, естеством.
Это было странно. Пугающе...
Забавно.
"И дьявольски отвлекает, Снежинка!"
Такой родной, до каждого звука знакомый, мужской голос прозвучал где-то в ней — и над нею.
"Сейчас Его Божественность изволит показаться, а ты мешаешь мне осматривать гостей. Вдруг опять покушение? Мне нужна ВСЯ моя внимательность, а не те крохи, что остаются после твоих развлечений..."
Голос тянет ее к себе, привязывает, вырывая из бестелесного марева, — и вот уже разодетые придворные остолопы толкаются, мелькают рядом. Она же смотрит на них, и даже видит. Не своими — его — глазами.
"Ладно-ладно!" — шелестит ее ответ насмешливо. Беззвучный, неживой, словно сухие листья...
— Лорд Таргел! — томно липнет к НИМ незнакомая пышногрудая барышня, вызывая в Илл'е мгновенный приступ болезненной, горькой ревности. — Ах, слышал... ты слышал?... Такое!..
Но дослушивать бестолковые ахи не приходится. Острое чувство угрозы вышибает из Илл'ы дух.
"Где?! Где?! Где?!" — мечется единственная мысль.
"Эдан! — кричит она отчаянно. — Справа! И сзади!.."
Поздно!
Безликий человечек в ливрее швыряет в них огромный поднос, полный чаш и тяжелых кубков. Эдан отшатывается, пытаясь увернуться, — но другой лакей, позади, уже выкидывает резко вперед руку. Лезвие мелькает из-под манжет, стремительно пронзает воздух, рвет дорогую ткань серебряно-синего камзола, острым жаром пробивает тело...
"НЕ-Е-ЕТ!" — яростно вопит за них двоих Илл'а. И, всю себя собрав в единый всплеск, обрушивается на тварь с кинжалом. И бьет его, и бьет, и бьет...
"Лая, тихо, тихо..." — прорывается сквозь ее гнев родной голос.
Несостоявшийся убийца корчится на узорном мозаичном полу, задыхаясь в кровавой пене. Второй ужом прокладывает себе путь сквозь толпу, шумящую вокруг пока что с любопытством, без испуга, без визгов и крикливой паники. Но это, увы, ненадолго.
С двух сторон, по знаку Эдана, уже спешат к виновникам переполоха хмурые люди.
Напавшим не скрыться.
Они, впрочем, вряд ли надеялись...
— Пойдем отсюда скорее! Вот же дьяволы!.. — шепот Эдана срывается стоном.
"Он сильно задел тебя?" — пугается Илл'а. Но и сама чует: за ними кровавый след.
— Проклятье! — кусает губы бледнеющий Эдан. С усилием заставляет двигаться слабеющие ноги.
— Здесь... — задыхаясь, приваливается к стене, почти выпав в темную нишу тайного хода.
Их пропажи никто не заметил. Кровь размазана по узорам пола дюжинами золоченых каблуков и длинных шлейфов...
"Не двигайся, я постараюсь тебя исцелить", — пытается совладать с испугом Илл'а. Они ведь пробовали раньше! У них тогда вышло!
И что с того, что были то лишь царапины?..
Она справится, она не может не справиться!..
И девушка отпускает себя, безоговорочно, полностью растворяясь в НЕМ.
Глубокая рана находится сразу.
Плохая, плохая рана!.. Не завопи она тогда — могла бы стать и смертельной.
Эдан шипит от неприятного, царапающего чувства — словно душу его тянут изнутри. Глаза его очень быстро выцветают, и Илл'а боится, что им попросту не хватит сил...
Но кровь уже остановилась — и теперь стягиваются края раны, темнеют свежей коркой, оставляя некрасивый рубец.
"Прости, не смогу без шрама..." — с тяжелым облегчением шепчет девушка.
— Плевать! Я не девица на выданье! — хмыкает устало мужчина.
"Боги! Это было так... близко!" — кажется, последняя мысль пришла к ним обоим...
* * *
Илл'а дернулась, открывая глаза, еще с ужасом вспоминая свой сон.
Грохотом, проклятьями взорвалось из-за стены. Девушка вскочила, путаясь в одеяле, кинулась к двери, захлебываясь в заполошном биении пульса.
Соседняя комната была не заперта.
— Эдан, что случилось? Эдан?..
Опрокинутый таз для умывания, вода на полу повсюду — и Таргел, стаскивающий с себя насквозь мокрую рубаху и ругающийся совсем не по-высокородному.
— Дьяволы, Илл'а! Тебя не учили стучать? — рыкнул он зло, и вдруг осекся. — Илл'а?..
Комната поплыла перед глазами, а девушка осела у стены.
На загорелом боку светловолосого лорда змеился такой знакомый уродливый шрам...
Она уж точно не спала сейчас!
Да и были ли вообще ТЕ сны снами?..
— Ты в порядке? — с беспокойством склонился к ней Таргел. Тревога сделала его усталым и... человечным, что ли? Куда только подевался каменный холод черт?..
Илл'а грустно усмехнулась, с усилием растягивая дрожащие губы.
— Все хорошо... Испугалась, что ты опять... как вчера... — она неловко встала, избегая его протянутых рук. — Заботы последних дней не пошли мне на пользу... Но не волнуйся! — опомнившись, добавила поспешно. — Ко встрече с обращенным я готова. Она ведь состоится, Эдан?..
— Я не отступаюсь от своих слов. Тебя проводят к пленным после полудня.
Его голос был сухим, а взгляд болезненным и странным.
И лишь за дверью осознала девушка, что трижды назвала его именем, которым он ей никогда не представлялся.
* * *
Бродячие крамские псы сбегались на казнь, как на праздник. Двуногие, одетые кто побогаче, кто в лохмотья — для НЕГО, Пса прирученного, были они лишь уличными шавками, не знающими пока крепкой хозяйской руки. "Свободные имперцы", как они себя звали, сейчас галдели да визгливо грызлись, брехали с гордостью о собственной важности, не замечая у себя за спиной неторопливых и бесшумных, настороженных черных волков.
Пес видел их в толпе — нет, скорее, чуял. Потому и удавалось ему прятаться до сих пор, хотя прочих здесь давно переловили. Но он знал, что к черным вскоре явится вожак. И ждал того с растущим нетерпением — ведь, может статься, именно ему, последнему из псов хозяйской стаи Крама, удастся-таки сомкнуть клыки на сером горле главного Волчищи!
И хозяин, возможно, в благодарность тогда позволит даже приучить к ошейнику новых псов — точно так же, как приучили совсем недавно и его!
А ведь в далекой, почти забытой, жизни он — другой он, еще до ошейника — был совсем не убийцей, но лекарем. Важным, самоуверенным болваном, не один год верно лечившим старого больного лорда с кучей нетерпеливых наследников. Потом старик, как и следовало ожидать, помер — по всем симптомам, сразу от трех разных ядов. Дурак-целитель же оказался крайним — однако, к счастью, вовремя смекнул, что к чему, и схоронился... Почти семь лет прожил он в глухой деревеньке, притворяясь самоучкой-знахарем да копаясь потихоньку в земле. Но оказалось вдруг, что о нем не забыли — новый лорд, страшась учиненных Наследником проверок, все силы бросил на поимку опасного свидетеля.
"Знахарь" бежал, надеясь обосноваться на Южном.
И, вместо этого, попался стае хозяина...
Послушные псы вонзили крохотный шип ему в шею — заговоренный, заклятый самим Взывающим к Поклонению. И цепи сомкнулись, сотворив из блудной шавки преданного Пса. Шип растворился в крови уже спустя десять часов — но заклятие осталось, лишь окрепнув. Теперь оно не было привязано к хрупкой занозе, отравив все тело, подобно черной лихорадке.
