* * *
Сан-Франциско, 4 августа 999 года
В аэропорту мне удалось улизнуть от местных коллег и дачи показаний. Причем исключительно благодаря моей тетушке, вернее, Тревору, ее биокиборгу-дворецкому, которого она, узнав о происшествии с нашим самолетом, прозорливо выслала за мной.
Тревор подхватил мой чемодан, бросил его в багажник автомобиля (конец фарфоровым статуэткам нью-йоркских подхалимов! и ради чего я только таскал эту поклажу за собой вместо того, чтобы сдать в багаж?), прыгнул за руль и увез меня прочь из аэропорта.
— Что там тетя? — спросил я дворецкого, тщетно борясь с головной болью — не помог ни коньяк, принесенный стюардами, ни сон, в который я впал на все оставшееся время перелета.
— Принимает гостей, — спокойно ответствовал биокиборг.
— Много их?
— Пока только мисс Диксид, которая прибыла еще вчера.
Я кивнул и отстал от него.
В Сан-Франциско очень много всего белого — белоснежные здания, ограждения, белые одежды на людях, даже раскаленное небо и то белесое, а не голубое, как повсюду. И множество пальм — аллеи, парки, джунгли из пальм. После мрачноватого Нью-Йорка это казалось почти сказкой — заросли живых растений и сверкающий вдалеке океан.
Голова уже готовилась взорваться.
— Тревор, останови! — сквозь зубы простонал я, отчаянно сглатывая щекочущий гортань комок тошноты.
Дворецкий повиновался. Это дало мне возможность отдышаться. Тревор нашел в аптечке обезболивающую пилюлю и протянул мне с бутылкой охлажденной минералки. Люблю я этого "синта": никогда не лезет со своими расспросами и не навязывает лишних услуг.
Мысли о том диверсанте-самоубийце не покидали меня ни на мгновение. Чего он хотел добиться этой акцией? Зачем дал о себе знать? Не выдержали нервы — решил покончить с этим как можно быстрее, не дожидаясь падения? Ему этот вопрос уже не задашь: его оледенелый труп давно рухнул где-нибудь в пустыне, которую мы тогда пролетали.
С теткой у нас была очень интересная, выработанная годами странной дружбы, манера общения. Не успел еще ее ньюфаундленд Блэйзи* толком сбить меня с ног и тщательно проверить, умывался ли я с утра (во избежание ошибки он обычно повторял эту процедуру при помощи своего слюнявого языка, после чего я ощущал себя склизким, будто тварь с планеты MC-Quadro в Северном Магеллановом облаке), как тетя Софи вышла на центральный балкон и своим звучным генеральским голосом изрекла:
— Риккардо-Риккардо-Риккардо! Ты, мой юный безумный друг, как всегда не смог не попасть в очередную переделку! Было бы очень удивительно, если бы ты явился без сопровождающих тебя происшествий! Но и на том спасибо!
________________________________________
*Блэйзи — от многозначного староангл. "blaze" — "пятно", "вспышка", "помечать". Будучи щенком, ньюф моей тетки отметился во всех углах ее дома.
Я в свою очередь, борясь с радостным Блэйзи и его слюнями, столь же витиевато ответил:
— Тетя-тетя-тетя! Моя сиятельная муза, если бы ты только знала, сколько непреодолимых препятствий встретилось на моем грешном пути по мере того, как я всем сердцем рвался к тебе на твой праздник!
При этом нелишне будет уточнить, что этот разговор происходил у нас полностью на итальянской "скороговорке".
— Я надеюсь только, мой милый мальчик, — продолжала тетка в манере древних актеров, выступавших перед греческим и римским народом со скен в громадных амфитеатрах, — что ничто не помешает тебе в подъеме по лестнице и входе в мою гостеприимную обитель. Твоя мама также вот-вот обрадует меня своим долгожданным появлением! Так восстань же из праха и соверши подвиг восхождения, мой юный безумный друг!
Если не знать истинной сущности генерала Калиостро, то после подобных приветствий человек неосведомленный наверняка обвинил бы ее в легкомыслии. Но второй акт пьесы был еще впереди...
Я выкарабкался из-под восторженно буянившего ньюфаундленда, по натуре своей безобидного, как меховой коврик в гостиной сибарита.
Моя величественная тетка спускалась ко мне по внутренней парадной лестнице, утопающей в зелени декоративных пальм и оплетенной лианами, как беседка в дендрарии. В отставке у тети Софи появилась непреодолимая страсть к хлорофиллосодержащим насаждениям.
Мы, разумеется, обнялись. Выглядело это как братание двух солдат противных сторон на поле боя после перемирия.
Генерал Калиостро, как всегда, была "бодрячком". В свои семьдесят она выглядела гораздо моложе, не более чем на пятьдесят, а ее стати могла бы позавидовать не одна юная дева. На этом их отдаленное сходство с моей матерью и заканчивалось. Далее начинался офицер ВПРУ, от взгляда до голоса.
Те подруги, которые нередко восхищались моими глазами, просто не видели глаз тети Софи. Вот где воцарилась истинно неземная красота! Ярко-голубые, как у сиамской кошки, они были столь же холодны. Наверное, лишь самые близкие люди хоть раз в жизни видели, какими бывают эти глаза в минуты теткиных "душевных порывов". И, хотя сейчас она вела себя как ни в чем не бывало, глаза ее лучились звездами, когда она смотрела на меня, замученного жарой и головной болью. От сердца тут же отлегло: я без всяких слов понял, что она уже прекрасно осведомлена о подробностях происшествия на нашем рейсе. И довольна моими действиями.
— Приведи себя в порядок, мой дорогой друг! Приведи, потому как мне хотелось бы, чтобы перед своей матерью ты предстал в приличном виде: Маргарет совершенно не обязательно знать о твоих боевых подвигах!
— О'кей, тетя. Разрешите отдышаться?
Она взглянула на золотые часы, обвивавшие крепкое запястье ее смуглой руки:
— Одна нога там, другая — здесь.
Итак, время пошло. Я почти строевым шагом отправился по боковой лестнице в свою комнату. Тревор уже разобрал мой чемодан, разгладил сорочку, брюки и камзол. Подарочные коробочки стояли повсюду, но хотя бы не мешались под ногами. Забавно, что лично мой подарок для юбилярши поместился бы в нагрудном кармане. То есть, его главная часть. Однако для солидности я упаковал его в офисный кейс.
Над его созданием я просидел вчера полночи, но довел до совершенства. При этом замечу, что "полуфабрикат" лежал у меня без изменений уже года три с момента задумки.
Атмосфера генеральского дома бодрила. Слово "отдохнуть" к этому месту не подходило. Здесь не отдыхали, здесь вершили судьбы мира. Да, да, вершили. Даже в этом маленьком суперсовременном душе, где я сейчас намыливал свою многострадальную голову...
Наконец отражение в зеркале подсказало мне, что в таком виде можно выйти встречать маму. Кстати, я забыл поинтересоваться, где же обретается на данный момент мой отец. Ведь тетя четко указала, что мои "боевые подвиги" мне придется скрывать только перед Маргарет, а генералы не оговариваются и не допускают неточностей.
Я рассмотрел рассаженное в самолете плечо. Громадный кровоподтек. В зеркале отразилась моя правая лопатка. Что ж, свидание с Авророй откладывается на неопределенный срок: не хочу напугать бедняжку черно-лиловым синяком в полспины...
Кожа на плече была неровно разорвана, рука онемела. Но, слава Великому Конструктору, обошлось без вывихов и переломов. Края разрыва не мешало бы прихватить "медклеем", а у меня его не было. Да и поздновато: регенерация уже началась. Надо было слушаться тетю доктора! Теперь либо шить, либо оставить заживать как есть. Я предпочел последнее, обеззаразил рану и кое-как наложил повязку. А больно, черт!
Застегнув белоснежную сорочку, я примотал шелковый галстук, запрыгнул в брюки и, морщась от стреляющей боли в руке, натянул камзол.
Тетин сценарий, как всегда, прошел на ура. Едва я шагнул на первую ступеньку лестницы, система контроля за жилищем заговорила бесстрастно-автоматическим голосом:
— Внимание! У вас гость. Маргарет Калиостро, 934 года рождения, зарегистрирована в городе Сан-Марино, Италия. Цель визита — неизвестна. Приказано впустить.
Тетя Софи наверняка будет довольна моим подарком...
В двери вошел Тревор, увешанный чемоданами, за ним показалась мама. Она никогда не путешествовала налегке. Отца с нею действительно не было.
— О, Мадонна! Какая жара! — воскликнула моя матушка и бросилась в объятья сестры: — Поздравляю, Софи! Я привезла тебе нашу домашнюю пиццу, у вас здесь такую не выпекают. Я знаю, ты любишь. Там еще несколько видов... О! Рикки!
— Маргарет!
С матерью мы общались иначе, чем с генералом Калиостро. Если Софи я называл тетей или тетей Софи, то свою маму, при всей моей любви к ней, как правило, по имени: она предпочитала американский стиль взаимоотношений детей и родителей. К тому же это помогало ей забыть о возрасте, по поводу которого она вздыхала беспрестанно.
Если не считать цвета глаз (у Маргарет они черны, словно два обсидиана), сестры всегда были похожи почти как близнецы. Но ничего не попишешь: мама действительно выглядела старше подтянутой Софи, несмотря пять лет разницы "в ее пользу".
— O my god! — воскликнула она, отстраняя и разглядывая меня: — Мы так давно не виделись, что я забыла, каким ты стал! Скажи-ка, милый, когда ты наконец приедешь к нам в Сан-Марино? Это, между прочим, уже невежливо с твоей стороны! Мама Мия, Софи видит тебя чаще, чем я!
Они переглянулись. Нет, я уж лучше промолчу, не то накинутся на меня вдвоем, как это частенько бывает: если я отвечу что-то, что понравится одной, то другая наверняка будет возмущена. Ну и наоборот.
— А отец — он не смог приехать? — осторожно спросил я, когда она всласть навздыхалась и выдала все приличествующие случаю междометия.
— Твой отец, возможно, приедет вечером или завтра... Ты мне лучше скажи, как ты поживаешь в своем Нью-Йорке? Я ненавижу этот город!
— Прекрасно, Маргарет! — я поспешил замять все возможные недоразумения: тетя Софи Нью-Йорк любила, в этом городе она познакомилась со своим будущим мужем, ныне покойным генералом Паккартом.
— Смотри у меня! — она погрозила мне кулаком и тут же ласково поправила бант моего галстука. — Ты там не сотворил чего? Не сделал меня бабкой в мои-то шестьдесят пять?!
— Надеюсь, нет, Маргарет, — в той же игривой форме отозвался я. — По крайней мере, жалоб из ОПКР моему начальству до сих пор не поступало.
Тетушка усмехнулась. Мама любила козырять тем, что она моложе сестры, и больше всего на свете боялась, что глупому и неосмотрительному сыночку может взбрести в голову состарить ее появлением внуков. В отличие от всеведущей Софи, она понятия не имела о моем браке, иначе всполошилась бы не на шутку.
А насчет комитета по вопросам рождаемости я, разумеется, пошутил. Даже будь Фанни со мной, ни один здравомыслящий чиновник не подписал бы разрешение о временном снятии репроблокады у такой сумасшедшей парочки. Мы были слишком похожи, и сие — удвоенное зло. Впрочем, не думаю, что хоть кому-то из нас двоих захотелось бы обращаться в ОПКР. Что Фаина, что я — мы недолюбливали шумливую братию под названием "дети". По крайней мере, пока...
Вообще странно, что я вспоминаю о моей жене отнюдь не в прошедшем времени: так, словно она ненадолго уехала. Прошло уже два года с тех пор, как она, оставив мне записку: "Карди, прости, я улетаю в Москву. Думаю, что нам с тобой больше нечего ловить в этом союзе. Когда тебе понадобится расторжение, позвони — без проблем! Ф.", вернулась к себе на родину.
Я не стал ей звонить. Отчасти — потому что малодушно боялся: вдруг она взъестся и чего доброго сама станет инициатором развода. А терять ее я не хотел. Достаточно того, что я потерял голову. От нее...
Вскоре к нам спустилась мисс Диксид, "боевая подруга" тетки. Мисс Диксид по-прежнему работала в консульстве и уходить на покой отнюдь не собиралась. Это была сухая и костлявая дама с выпученными глазами и строго поджатыми губами. В детстве я побаивался ее, да не сказать, что и теперь питал по отношению к ней особо теплые чувства.
— Тетя Софи, я жажду продемонстрировать тебе одну штучку и надеюсь, всемилостивейшая тетя Софи, ты примешь ее в качестве подарка! — дождавшись, когда мама и мисс Диксид ненадолго покинут наше общество, с привычным для нас обоих театральным пафосом заявил я. — Только нужно, чтобы снаружи не было Блэйзи: ему это может не понравиться, о тетя Софи!
Тетка подозрительно взглянула на меня, но в результате все же приказала Тревору увести ньюфаундленда в дом. Пес жалобно взглянул на меня, а потом, покачиваясь, словно медведь, и вывалив почти до земли розовый язык, прошел мимо нас.
Я прямо на пороге активировал свой "прибамбас", как любит называть подобные вещи Питер Маркус.
Искусственная пантера, сделанная мной на основе принципа работы Фильтросферы, тут же материализовалась в воздухе, мягко прыгнув на лапы и яростно, с щелчком, взмахнув длинным хвостом. Тетя невольно отступила на шаг, мне за спину — все же и в генерале Калиостро осталось кое-что от первобытной женщины. Например, инстинкт искать мужской защиты.
Зверь рыкнул и унесся прочь, скрывшись в саду за домом.
— И как прикажешь это понимать, мой юный безумный друг? Где теперь искать это милое животное, малыш Риккардо? — она казалась невозмутимой, но театральности в ее тоне значительно поубавилось.
— Его не нужно искать, оно само нас найдет, когда выполнит свою работу...
— И в чем, если не секрет, заключается его работа?
— Она очищает пространство в заданной зоне. От вредных для человека примесей, даже от излишков радиации. Как Фильтросфера. Я потом покажу, как ее можно перепрограммировать на большую или меньшую территорию...
Стало заметно прохладнее. Томительно-влажный тропический воздух будто напитался океанским бризом.
— А что ж, злоумышленниками твой зверь не питается? Спустил бы его в самолете... Да, заставили вы нас с Тревором сегодня понервничать, юный мой негодник, душой не покривлю... Мы потом обговорим эту тему, сейчас у меня хватает забот и без тебя...
— Так точно, тетя-тетя-тетя! — отрапортовал я, стукнув каблуками друг о друга. — Как скажешь!
— Вольно, капитан! И не забудь прибрать своего ассенизатора, когда он приберет "вредные для человека примеси"...
— Тетя!.. — разочарованно вскричал я, с тоской наблюдая удаляющуюся генеральскую спину.
— Ты хочешь услышать, понравился ли мне твой подарок? Да, малыш Риккардо, я очень довольна. Но теперь мне некогда...
Вот такая моя тетушка всегда. Однако я хорошо ее знал. В душе она пищит от восторга, как маленькая девчонка. Генерал Калиостро была рьяным поклонником всевозможных технических новинок. Не удивлюсь, если она заставит Баст слушаться одного своего взгляда...
Пантера вылетела из-за угла, шерсть ее шипела и искрилась. С размаху уселась на плитке дорожки, принялась вылизываться, блаженно урча. Ее вечноголодные глаза полыхали уже чуть слабее.
— Молодец, Баст. Хорошая девочка. Иди домой! — я деактивировал устройство, и зверь, изогнувшись, сиганул назад, в кейс, по красивой параболе.
В напоминание об очистительной миссии Баст остался только пахнущий грозой воздух.
Остальные гости должны были съехаться к пяти часам вечера. Точнее, как любила выражаться генерал Калиостро, к семнадцати — ноль-ноль. Но четверка тетиных "Черных эльфов" являлась тогда, когда этого требовало дело.
