— Почему стоим?
Монах в светлой рясе возник за их спинами, как из-под земли. Высокий, румяный и толстенький, он казался добряком, только очень встревоженным.
Женщины растерялись.
— Бежать надо! — рявкнул он и поволок Нику с Марсией к мосту, а когда вслед за ними из-за ворот, свирепо ругаясь и скроив страшную мину, выскочил серый гвард Зарецкой, толстяк развернулся и двумя короткими ударами уложил его наземь, а для верности пнул ногой. Серый покатился в мокрую канаву.
Паника паникой, а Ника испытала злорадное удовлетворение. Ее жестокий мучитель был наказан.
— Спасибо вам! — выдавила она, с благодарностью глядя на провожатого. — Вы нас спас...
— Да уж не за что! — с ноткой язвительности отозвался монах, снова прибавляя ходу. — Вы бы еще поторчали там, чтобы всех служак Иерарха дождаться!
— Но я все равно не умею управлять флайером. Марс, а ты?..
— Там есть кому управлять! — отмахнулся монах-лекарь.
— В первый раз вижу столько монахов сразу! — вмешалась в их разговор Марсия.
Она пыхтела погромче толстяка-монаха и едва успевала переставлять отекшие ноги. Бежать по скользкой траве — испытание не из легких даже для привычных к этому местных аскетов.
— А я, представьте, впервые воочию вижу женщин! — усмехнулся светлорясовый на ходу.
Флайер был все ближе.
— Куда потом? — спросила Ника.
— Прикажем "синту"-пилоту доставить нас на космодром...
— А он подчинится?
— А куда он денется, скажите на милость!
Последнее слово толстяка прервал вскрик. Они с Никой оглянулись на Марсию. Та, схватившись за шею, повалилась наземь. Еще Зарецкая успела различить вспышку над городской стеной, а в следующую секунду лекарь упал ничком, прошитый лучом плазмы. Марсия, тихо мыча и хрипя, страшно корчилась в агонии.
— Не умирайте! Только не умирайте!
Сжав Доминика одной рукой, другой Ника пыталась помочь монаху встать. Марсия с обугленной сквозной раной в шее, затихла, но на нее уже никто не обращал внимания.
Их провожатый приподнялся на локтях и прошептал:
— Летите на Землю. Попробуйте разыскать Кристиана... Кристиана Элинора... Пусть он сообщит вашим правителям, что Агриппа и Эндомион мертвы и что мы сумели закрыть Врата. Так и передайте, он поймет!
— Нет! Я вас не оставлю, вставайте сейчас же! — завизжала Зарецкая.
Рядом с нею в землю ударил луч.
— Слушайте, я не смогу! Не смогу, не теряйте времени! Скорее на борт и летите же!
И толстяк ткнулся лицом в склизкую траву.
Вбегая во флайер, Ника ощутила хлесткую боль справа, под мышкой, и в груди. К счастью, Доминика она держала левой рукой и только благодаря этому не выронила его. Внутри разгорелся пожар, и полтуловища парализовало, будто его и не было никогда. Зарецкая ухватила поплывшее сознание и бросилась к кабине пилота:
— На космодром! Быстро! Я сотрудница ВПРУ!
Вряд ли на "синта" произвело впечатление ВПРУ, но не подчиниться воле человека он не имел права.
Ника перевела дух, привалилась к переборке и, опустив голову, поймала взгляд широко открытых голубых глаз сына. Словно что-то понимая, он молча и серьезно смотрел на нее снизу.
— Всё, всё! Мы летим домой, слышишь?
Доминик моргнул.
2. Эпидемия
Земля, Нью-Йорк, сентябрь 1002 года
Ненавижу толпу... Конечно, мало кто может похвастать тем, что любит это неуправляемое скопище людей, но, думаю, у каждого будут свои аргументы. Лично для меня толпа — лишнее подтверждение аморфности, как моей, так и остальных. Очутившись в ней, где каждый шагает в ногу с другими к какой-то неведомой цели и одномоментно становится частью биомассы, я ловлю себя на том, что желаю тут же повернуть вспять, раскидать всех окружающих, нарушить тупое движение стада, сделать что-то не так, вопреки. Один писатель древности хорошо сказал: "Ад — это другие"*. Я добавил бы от себя только пару слов: "...это другие в толпе". Наверное, таким образом все еще сказываются отголоски моей душевной болезни. Когда-нибудь я научусь воспринимать толпу спокойно. Когда-нибудь.
______________________________
1 Жан-Поль Сартр "За закрытыми дверями"
Мы шли в ординаторскую, нас было двадцать с лишним человек, и, естественно, такое количество людей уже может считаться толпой. Поэтому я ощущал себя неуютно, хотя поводом для общего сбора было очень серьезное событие, от которого негоже отвлекаться на пустяки — на такие вот, к примеру, "ощущения". Но слова из песни не выкинешь, как говорит Фаина Паллада: избавиться от посторонних мыслей я не мог даже теперь.
Тьерри Шелл объявил общий сбор. К Лаборатории прилетело множество флайеров, груженных спецтехникой. Служащие военного отдела тоже были на ногах, офицеры укомплектовывали их в группы и направляли в фургоны. Теперь это была уже не просто тревога, привычная землянам в последние недели. Теперь сама атмосфера источала угрозу; мрачно сгустившись, она угнетала всех живых существ в округе. И тому была вполне материальная причина.
Четверть часа назад Тьерри Шелл вызвал всех на сеанс голографической связи. Я еще ни разу не видел его таким: Шелл являл собой пока еще живое доказательство того постулата, что спать человеку, хотя бы иногда, — нужно.
Все мы, его подчиненные, уселись кто куда. Я пристроился на подоконнике, рядом с Лизой Вертинской, которая слабо, через силу мне улыбнулась. И сразу же стало понятно, что она уже в курсе новостей, которыми Шелл еще только намеревался поделиться с нами.
— Так, парацельсы мои, ждет нас хлопотная и неприятная работенка, но кто, если не мы. Не знаю, чем все прикроется, чем сердце успокоится, но ведет нас дальняя дорога в казенный дом... — Тьерри двумя пальцами потер красные распухшие веки и проморгался. — В аэропорту Мемори чрезвычайная ситуация: двое с подозрениями на инфицирование Yersinia pestis* были задержаны на контроле...
_______________________
* Yersinia pestis — энтеробактерия, возбудитель нескольких видов чумы
Мы с Лизой переглянулись, и она слабо кивнула. Тут наступила пауза, вызванная помехами связи, изображение померкло, а коллеги начали перешептываться. Не стали в этом исключением и мы с Вертинской:
— Я видел "Черных эльфов" возле фургона... Все не так просто, как говорит господин Шелл?
Лиза повела плечами и тесно сложила руки на груди, будто вешая замок.
— Все совсем непросто, Крис. Судя по всему, у нашего руководства есть основания считать, что в аэропорту вместе с нормальными пассажирами задержаны и эти... как их? Спекулянты?
— Спекулаты*, — автоматически подсказал я, хотя мои мысли побежали в другое русло, далекое от темы разговора.
______________________
* От лат. "speculum" — "зеркало"
Вертинская тихонько фыркнула от смеха:
— С латынью у меня всегда были проблемы, уж что есть, то есть...
— И под кого они замаскированы на этот раз?
На нас начали оглядываться, и Лиза перешла на шепот:
— Вот именно потому, что никто не знает, кто из них — не наши, туда направляют ВО и этих "эльфей" для расследования.
Голограмма снова ожила. Не удивлюсь, если окажется, что это Тьерри Шелл задремал над пультом и разорвал связь.
Я не мог понять, почему меня так воодушевил рассказ о спекулатах, и раздумывать было некогда. Тьерри завалил нас информацией и распоряжениями, а потом отмахнулся:
— Всё, валите!
Мы дружно подхватились и уже через пару минут надевали спецкостюмы.
— Черт возьми! — внезапно послышался за спиной знакомый голос.
Я будто взлетел от радости. За все то время, которое прошло после моего возвращения с Фауста, нам еще не довелось увидеться с Фаиной Палладой лично.
Она взвизгнула, подпрыгнула на одной ножке, вгоняя в ступор моих коллег, и ринулась к нам с Вертинской.
— Чертов, чертов святоша! — Фанни повисла на нас, едва не удавив Лизу в объятьях; та слабо возмущалась, но кто бы ее отпустил? — Только не говори мне, что мертвым ты притворился! Понятно?
— Конечно, притворился! В конце концов, я монах или обезьяна?!
— Как же я рада снова тебя увидеть!
— Я тоже, но что ты здесь делаешь?
Фаина наконец-то разжала свои тиски, отодвинулась на шаг и вздохнула:
— Мне придется с вами... — она показала на пальцах идущего человечка. — Поэтому, Лизбет, выдавай мне тоже этот ваш пингвинячий прикид...
— Тебя нам только не хватало! — пробурчала Вертинская, потирая шею и борясь с улыбкой, но за дополнительным костюмом вернулась в нашу стерильню.
Я повернулся к Фанни. Ее голубые глаза озорно блестели, и я тоже забыл о том, что за повод заставил нас встретиться сегодня.
— А что, госпожа Бароччи и ее подчиненные тоже едут в аэропорт?
— Надо же, какой наблюдательный! — она небрежно похлопала меня по предплечью, однако в следующее мгновение веселость ее как рукой смахнуло. — Крис, вот какое дело... Может, ты знаешь об этом получше наших... Спекулаты — это все-таки наши двойники или абсолютно другие люди, которые заполучили проклятую сыворотку моего папаши?
Во мне позже, много позже шевельнулось удивление, как быстро она привыкла к моему новому имени, ведь я сам никак не мог с ним окончательно смириться. Но объяснялось это просто: Фанни не забыла наших приключений в XXI веке прошлой эпохи.
Вопрос ее застал меня врасплох. То, что я узнал от Вирта во время нашей встречи в Хеала, говорило в пользу первого: существует некое пространство, альтернативная реальность, где точно так же, как здесь, живем все мы и не подозреваем о других нас. И лишь сила мысли Иерарха и многих преданных ему соратников, а также их знания, почерпнутые из мудрых книг предков, смогли соединить наши реальности коридором и ввергнуть наши вселенные в хаос...
Мне нечего было скрывать от Фаины, я ей объяснил то, что понял со слов Вирта, и еще добавил:
— Если, опять же, верить его рассказу, то на той Земле тогда, тысячу лет назад, не произошло Завершающей войны. И разветвление реальностей произошло на каком-то этапе, предшествующем первому удару...
— Может быть, может быть... Не удивлюсь, если окажется, что это мы, собаки, там порылись тогда, и все пошло наперекосяк... — задумчиво протянула моя собеседница, поглядывая на проходящих мимо нас людей, все как один наряженных в широкие защитные комбинезоны.
— Не преувеличивай нашу роль, Фанни. Если эта теория верна, то выходит, что альтернативные ответвления происходят ежесекундно...
— Ну да, ну да... Если до кучи припомнить теорию Фридмана о бесконечной множественности вселенных... И все-таки — почему некоторые из захваченных в плен спекулатов оказались двойниками здешних людей, а иные — "оборотнями"? Причем двойниками до мелочей, разве только генетическая экспертиза выявила, что у них нет аннигилятора...
— А двойников "оборотней" у нас здесь не нашлось? Я имею в виду "оборотней", когда они вернулись к своей настоящей личине...
Она развела руками:
— Насколько мне известно — нет. Было веселее. К примеру, обнаружилось четыре двойника Джоконды, ни один не был настоящим, все "оборотни". А сколько их там еще гуляет по белу свету, бес его знает! Я уже боюсь собственного отражения!
— Может быть, из-за того, что в их мире не было Завершающей войны, они не потеряли тогда большую часть населения планеты и...
— И в итоге перенаселили свой мир?
— А может такое быть?
Фаина повела бровями:
— Ну, если и нам тут, некоторым, тесновато... Да, наверное, ты прав. Их несметное количество, прут, как тараканы, а сделать сейчас ничего нельзя, нас блокировали и отрезали от вашего Фауста. Но технически они недоразвиты, их — тупо — больше раз в пять. Похоже, просто хотят взять массой.
— Тараканы...
Мне стало смешно и печально, и от такой противоречивости сильно защемило в сердце. А ведь эти "тараканы" — мы. Что тут ни говори...
— Да. Помнишь фильмы о пришельцах в ту эпоху? — улыбнулась Фанни. — Фантастические ужастики о нападении всяких иноземных жуков и зеленых человечков. Больше смахивало на комедии...
— Не особо помню. Я мало интересовался телевидением.
— А зря! По крайней мере, такие фильмы ненадолго отвлекали от мысли о собственных согражданах, карауливших тебя в соседней подворотне с ножичком в руке. Бритые головы, черные повязки — как тебе картинка? Хуже нас можем быть только сами! Так, что-то я расфилософствовалась! Где там запропала наша Лизбет? Идем-ка, дернем тетеньку!
Четыре двойника Джоконды, надо же такому случиться! Пожалуй, Палладас изобрел оружие пострашнее всех бомб и придворных интриг...
Когда мы наконец поднялись из Лаборатории, нас дожидался фургон с эмблемой изумрудной змеи, склонившейся над чашей и заключенной в прозрачный крест. Рядом с ним стоял заведенный черный микроавтобус, вытянутый и хищный, как стрела инки. Я поймал себя на том, что пристально вглядываюсь в его окна в надежде различить за тонированными стеклами ее лицо.
Джоконда вышла сама и подалась к Фанни:
— По директиве, синьорита Паллада, ты едешь с ними в фургоне. Бонджорно, Елизавета, рада тебя видеть! — ее взгляд остановился на мне. — Здравствуйте, господин Элинор. Рада видеть и вас, тем более в добром здравии.
Паллада хмыкнула и с загадочной улыбкой поднялась в машину. Вертинская уже вовсю распоряжалась коллегами, распределяя их по местам. Мне она дала понять, что выделяет нам на общение пару минут, но не более того.
Теперь я отличил бы Джоконду, настоящую, от любого, самого похожего, двойника. Да и вообще непонятно, как я мог тогда принять подделку за истинную Джо.
Если бы не она, мы бы так и простояли молча отведенные для беседы две минуты.
— Вы более чем прекрасно выглядите для человека, которого я в последний раз видела у Бруклинских развалин. Хотелось бы мне узнать приемы, которыми обладают ваши сопланетники.
— Это не псионические приемы, госпожа Бароччи, — ответил я. — Это тайны монахов, и пусть они хранят их как можно надежнее.
— О, да! — ее смех прозвучал натянуто; в какой-то момент мне показалось даже, будто она в слабом замешательстве. По крайней мере, встречаться со мной взглядом Джоконда теперь остерегалась, делая вид, что ее очень занимает процесс погрузки медиков. — Пусть хранят. Фауст и без того доставил Содружеству массу проблем, а если мертвецы начнут вставать из могил... Простите! — она уронила вскинутую для привычной жестикуляции руку и слегка покраснела. — Я не хотела вас оскорбить, господин Элинор...
Неужели она и правда решила, что этот пустой разговор под обстрелом множества посторонних глаз может меня задеть? Ведь была тема и посерьезнее.
Я шагнул к ней и немного подался к ее уху:
— Может быть, вам — лично вам — не стоит ехать, госпожа Бароччи?
Она чуть ли не отскочила, гневно вспыхнула, вскинув бровь, и прошипела:
— Отчего это вы решили, что имеете право давать мне подобные советы, синьор?! Вы что, мой начальник?
— А ваш начальник знает?..
— То, что знаете вы? Нет, конечно! Но если он узнает от вас... я не знаю, что с вами сделаю! Понятно?
Джоконда сердилась, потому что была не права. И по той же причине ее гнев не смутил меня. Все было хуже, чем я ожидал: она слишком честолюбива для того, чтобы отказаться от порученной миссии и сознаться в своей тайной особенности перед кем бы то ни было. Для Джоконды это равносильно краху.
