Вот он стоит передо мной. В глазах его — пустота. Не такая, как у Стефании. Пустота и отрешенность загнанного. Я знаю, что он может убить меня голыми руками, едва двинувшись. Я откуда-то знаю это. И он не делает этого, он слушает меня. Кажется, он уже все решил. У меня нет страха.
— Я запоминаю, говорите... — едва слышно произносит он, глядя куда-то мне под ноги...
...Просыпаюсь от удара по лицу:
— Говори! — то снова была Стефания; о, ангелы и архангелы, молю вас, верните мне те часы и минуты, когда все это происходило! Они были раем, хотя тогда я так не думала. Глупая!..
Провал — всплытие, провал — всплытие... Сбилась со счету... И всюду те же лица: в обрывках галлюцинации — красивое, смертельно усталое лицо юноши, в реальности — все более утомленное, но с каждым разом и более жесткое лицо Каприччо. Мысли стали мешаться. Во сне я пыталась сказать молодому человеку, что ничего не знаю, а в реальности... в реальности я, наверное, бессвязно плела что-то о контейнере — том самом, о котором должна была сообщить своему несостоявшемуся убийце.
— Я оставил дочери... дочери информнакопитель... — говорю я. — Там — всё...
Мальчишка не двигается, но я получаю оплеуху и чувствую, что из носа струится горячий — языком чувствую: кисловато-соленый — поток.
— Что на накопителе? — лязгает в ушах металлический женский голос.
— Информация... о к-контейнере... — говорю я нелепицу, извлеченную из сна, и слышу хрип. Кажется, он вырывается из моей собственной глотки...
— Дьявол! Она сейчас сдохнет! — вскрикивает женщина и разражается длинной — явно ругательного характера — фразой на незнакомом языке. — Скорее! Два! Я сказала — два кубика!
Вену пропарывает что-то острое. Рука отнимается. Память — тоже.
— Я все сделаю... — тихо говорит мне Господин Инкогнито, длинноволосый юноша (вижу в его русых волосах блестки седины), и растворяется в темноте.
Темнота облепляет меня, словно свето— и звуконепроницаемый синтетический кокон... Синтетический... Да... Я пытаюсь выговорить формулу вещества, которое поглощает меня. Кажется, я знаю это вещество.
Наступает Вечность...
* * *
Монстры исчезли... Кажется, исчезли... Я уже не чувствую их...
Это потому, что нет зеркал... Это уже не "ящик". Вот главное, что я поняла, едва начав приходить в себя.
Тело раздирали крючья. Я была уверена, что сейчас открою глаза и обнаружу себя подвешенной на крючках, как туша во владениях мясника. Для туши хватает одного, меня же растянули за руки, за ноги, за каждый позвонок, маленькими крючочками тянули внутренности, через изогнутую трубку древних жрецов высосали мозг...
Я лежала на металлической койке с синтетическим матрасом. Не было ни крючьев, ни трубок. Была только боль.
Повернув голову влево, я увидела девушку, неторопливо укладывающую какие-то непонятные инструменты в кейс. Сознание невольно отметило, что девушка много моложе меня, стройна, пышноволоса, хороша собой, одета во все черное и главное — главное! — ничуть не похожа на мастера пыток Стефанию Каприччо. К тому же образ этой красавицы был смутно мне знаком, но я никак не могу вспомнить, где видела ее...
— Это — тоже сон? — спросила я.
Получилось, что я скорее подумала, чем спросила. Язык почти не повиновался.
Девушка обернулась. Действительно красавица. И эта улыбка... полуулыбка... Я уже где-то встречала подобную загадочную улыбку. Это сон. Или... я не заметила, как умерла? Стефания кричала, что я сейчас сдохну. Может, так и произошло?
— Ты — архангел? — спросила я уже более, как мне показалось, отчетливо.
— До свидания, синьорина Паллада! — с мягким, бархатистым акцентом, слегка картавя, отозвался архангел.
Минимизировав кейс, мое видение исчезло за дверью. Забавно: на этом свете тоже есть двери. Я ведь так долго искала их, когда плыла по белоснежному ледяному коридору...
На голову снова нахлобучилась мгла. Все растаяло...
* * *
Я снова сижу в "зеркальном ящике". Сижу и ловлю себя на том, что не помню ни того, как меня тащили сюда, ни того, как усаживали, ни того, как приковывали. Передо мною вновь Полина Буш-Яновская. Ох и глупо же я, наверное, смотрелась, когда вместо любой закономерной в таком случае фразы разочарованно спросила:
— А где тот архангел?
Буш-Яновская деловито разложила перед собой какие-то бумаги — все до одной стерильно-чистые. Поправила, собрав их в тонюсенькую стопочку. Постучала ногтями по столу.
— Госпожа Паллада... Вы отпущены. Под мое поручительство. Вам не разрешено не только покидать Москву, но и дом, где отныне будете проживать...
— Домашний арест? — усмехнулась я: мне было наплевать уже на все.
Буш-Яновская сжала губы. Она всегда была из тех женщин, которые считаются хорошенькими, но не красавицами: носик вздернут, но слегка длинноват, верхняя губка чуть-чуть не достает нижней, и, чтобы сжать губы так, как Полина сделала это после моего скептичного вопроса-уточнения, подруге пришлось значительно напрячь мышцы лица. Из обаятельной лисички она тут же превратилась в слегка раздраженную хмурую даму:
— Я попрошу не перебивать меня. За это время вы обязаны вспомнить все, о чем вас просили вспомнить здесь...
Перебивать я не стала. Усмехнулась про себя. Ну что ж, арест так арест. Что мне теперь, после всего...
5. Аннигиляция
По дороге из КРО Полина повела себя странно. Усевшись за руль своей старенькой "Звездочки", она извлекла из кармана малюсенький — с ноготь размером — приборчик и активировала его. Фанни догадалась, что это ни что иное как сканер для обнаружения всевозможных "жучков". Приборчик пискнул на манер летучей мыши и через секунду выдал светящийся "бублик" — "ноль", который растаял в воздухе.
Выпущенная на поруки, Паллада подперла голову рукой, вздохнула. У нее было единственное желание: поскорее куда-нибудь лечь, забиться в самый темный угол, стать невидимой — надолго-надолго... даже навсегда... И еще ее затошнило, когда машина тронулась. Это напомнило ей галлюцинацию о вертящейся спирали, когда рот был набит острым песком, а горло резало будто ножом...
— Что мне кололи, Полина? — спросила Фанни, онемевшими пальцами нащупывая кнопки, чтобы опустить спинку кресла. — Психотропы? У меня в голове все путается, я ни... ч-черта... не помню и не понимаю... Ангелы и архангелы, меня сейчас вырвет...
— Заткнись. Раньше надо было думать... — сквозь зубы бросила Буш-Яновская, глядя на дорогу: она всегда предпочитала водить машину самостоятельно и не полагалась на автошофера.
— Так что я сделала? — арестованной наконец удалось откинуть спинку кресла, и Фанни буквально растеклась на ней всем телом.
"Звездочка" выскочила на автостраду и повернула на запад. Вдали уже показались неясные, голубоватые холмы. День выдался пасмурным и туманным.
Полина разомкнула губы:
— Мы договорились, что ты будешь беспрекословно подчиняться мне. Хоть это-то ты помнишь?
Фанни абсолютно не могла вспомнить, чтобы они с Полиной о чем-то договаривались. Ей казалось, что с подругой они не виделись уже с год. И вообще странно, как она очутилась в Москве, хотя планировала "гастроли" по Югу. Но где-то в отчаянно замаскированных уголках памяти прятались обрывки другой, опротестовывающей это, информации. Напрягаться, чтобы извлечь ее, сейчас не было ни сил, ни желания...
— Ну, знаешь ли! — Полина прибавила скорости, потому что машина нырнула под землю, на скоростное шоссе. — Придется вспоминать, так дело не пойдет... Я подозревала, что с этим будут проблемы...
Фанни бессильно повернула голову и взмолилась:
— Полина, перестань говорить загадками! Если бы я о чем-то таком знала, Каприччо выудила бы это из меня, независимо от того, хочу я этого или нет...
— Каприччо колола тебе совсем не то, о чем ты думаешь... — возразила капитан Буш-Яновская. — К тому же, в таком сочетании, чтобы ты, наоборот, ни фига не вспомнила...
Паллада отвернулась и сквозь полусомкнутые ресницы стала смотреть на сверкающую дорожку, в которую превратились осветители, встроенные в потолок тоннеля. Так же плясали и вспыхивали разрозненные мысли в ее голове...
Полина продолжала:
— Ты будешь "вспоминать" то, что скажу тебе я. Отец вложил накопитель в одну из старых твоих книжек. Между прочим, он говорил тебе об этом, но, знаешь ли, как это ни прискорбно, голова твоя набита неизвестно чем... — она удрученно вздохнула. — Ты передохнешь у меня, выспишься. Затем мы едем на Двенадцатой Ночи и "обнаруживаем" то, что нам нужно... Просматриваем накопитель на месте, у тебя. Но — молча! Фанни! Запомни: абсолютно молча. Если кто-то и будет говорить, то лишь я. Вот тебе план на ближайшие сутки.
— Хорошо, — не отрываясь от созерцания светящейся "дорожки", откликнулась Паллада.
— Узнаешь? — Буш-Яновская вытащила из того же кармашка, из которого доставала сканер, миниатюрный, чуть ли не микроскопический датчик, затем протянула его апатичной арестантке.
— Что за гадость? — Фанни поднесла датчик к глазам и стала разглядывать тонюсенькие волосинки усиков, которыми он должен была к чему-то крепиться.
— Знаешь, сколько времени понадобилось Джоконде, чтобы, пока ты была без сознания, локализовать "троянчик" в твоей шкуре?
— Что еще за Джоконда? — Паллада по-прежнему смотрела на посверкивающие в пальцах усики "троянчика".
Буш-Яновская качнула головой. Фанни подумала, что это имя очень подошло бы той девушке, "архангелу"... Если, конечно, дива не была галлюцинацией... И снова — приступ тошноты... Нет, необходимо смотреть в окно или в прозрачный потолок, а не на то, что происходит в машине. Когда отвлекаешься, хоть немного перестает мутить...
— Во-первых, это "слухач"... — заговорила Полина, выдергивая из полумертвых пальцев подруги маленькое устройство. — Довольно паршивенький, но, знаешь ли, расшифровать при желании можно... Ты что?
Паллада схватилась за горло. Буш-Яновская вовремя подсунула ей пакет, и арестантку вывернуло желчью. В глазах Полины в какое-то мгновение мелькнула жалость. Она помогла подруге избавиться от нечистот, подала салфетку.
— Все?
Фаина кивнула. Капитан продолжила:
— Во-вторых, это приводит в действие аннигилятор... Чтобы с тобой было меньше возни, когда ты окажешься не нужна... Распоряжение Лаунгвальд. Ты еще будешь сомневаться в серьезности происходящего?
Ее фраза добила бывшую сотрудницу спецотдела окончательно...
* * *
Воспоминание Фаины-Ефимии Паллады по дороге к дому Полины
...А сейчас я расскажу, что такое аннигиляционный ген, среди сотрудников ВПРУ именуемый "аннигилятором".
Итак, еще в бытность нашу младшими сержантами спецотдела, этой псар... впрочем, неважно; итак, в бытность мою спецотделовцем нам с Полиной, двадцатилетним выпускницам Академии, пришлось как-то выехать на расследование чрезвычайного происшествия. Обычно просто так СО не дергают. Но здесь дело вышло за рамки компетенции полицотдела. Впрочем, на месте мы застали и коллег-военных.
Обычное, на первый взгляд, дорожно-транспортное. Но, как выяснилось, обычное да необычное. Эта авария была со смертельным исходом. Как нетрудно догадаться, за рулем был водитель-человек. В прямом смысле — был. Когда-то. Поэтому смертельных исходов было два.
Изуродованное тело погибшего пешехода лежало с краю дорожного полотна. Передок машины расплющило о титановое заграждение. Но водитель умер вовсе не от удара.
— Дуэль, — констатировал кто-то из военного отдела.
— Угу... — я, с мрачным видом перешагивая через какие-то покореженные железяки, пробралась к кабине водителя и засняла то, что некогда было шофером — распластанную поверх брюк белую сорочку; штанины свисали с сидения кресла, один ботинок завалился набок и застрял возле кнопки тормоза. — Мексиканская...
Меня не поняли. Меня мало кто понимал. Со своими ретроградными взглядами я, наверное, одна на все московское ВПРУ едва ли не с детства увлекалась литературой и кинематографией Наследства. Догадываюсь, что и вы можете меня не понять. Мексиканская дуэль — это когда два мачо... простите, два парня, находясь друг от друга в двух шагах, целят один другому в лоб каждый из своего пистолета и, частенько, скажу я вам, одновременно спускают курки. Как следствие — два трупа.
Мне пришлось забраться на заднее сидение и снимать все в салоне. Мне в любом случае пришлось бы это сделать, потому что следом влезала эксперт управленческой Лаборатории. Она извлекла из кейса какие-то склянки и стала совершать не понятные мне манипуляции.
Буш-Яновская заглянула к нам в окно с правой стороны и присвистнула. Признаться, мы обе впервые тогда увидели последствия того, что бывает, если срабатывает аннигилятор. Настоящий, генетический, а не тот, что впаяли мне на одном из допросов, пользуясь моим бессознательным состоянием... Даже кошмарное зрелище на дороге, вся эта кровь и нелепо вывернутые конечности трупа не произвели на нас такого угнетающего впечатления, как эти абсолютно чистенькие и почти аккуратно сложенные предметы гардероба, еще недавно бывшие на теле водителя.
— Что ж, лишний раз молекурярку не гонять... — пожала плечами эксперт, верно оценив наше с Полинкой состояние и своими словами о молекулярном распылителе, вероятно, намереваясь подбодрить нас. — Подбросите потом до Лаборатории, девчонки? Я своих тут оставлю, пусть управляются...
Бледные, как призраки, мы с Полиной молча кивнули, и я тут же скрыла свой страх за стереокамерой.
Принцип действия аннигиляционного гена нам даже в Академии объясняли весьма туманно, ибо это не вменялось нам в обязательную дисциплину. Не-факультативно все подобные вещи изучались только студентами, учащимися на медиков-экспертов, и офицерами Управления, уже дослужившимися до лейтенанта. Простые же люди, которые не имели ни малейшего отношения к ВПРУ, вообще, как мне иногда казалось, считали аннигиляционный "предохранитель" выдумкой-"страшилкой" спецслужб. Но проверять никому не хотелось. Однако иногда случались эксцессы — вот как теперь. И на места печальных событий непременно вызывались агенты соответствующих отделов. Если дело могло предстать в невыгодном свете, прецедент обставлялся секретностью. В данном же случае относить ДТП к категории секретности нужно не было. Составив протоколы, собрав все данные для отчета, мы уехали с места происшествия, увозя с собой эксперта.
Тут-то мы с Полиной и взяли нашу медколлегу в оборот. И вот что она нам поведала:
— Да уж... Странно вас там обучают, в Корпусе! Мне сдается, это наипервейшее, что должен знать даже абитуриент, который только что окончил школу! Аннигилятор виртуозно введен в наше с вами ДНК... — тут она начала частить такими терминами, что мы с Буш-Яновской остановили ее и попросили быть попроще. — Если человек случайно, — она подчеркнула это "случайно", — убьет, например... ну, кошку, скажем... то с ним ничего не произойдет. Я имею в виду — физически... — (Мы попросили ее не вдаваться в подробности и не читать курс лекций о морали и нравственности — опять же не дословно, но она снова нас поняла.) — Аннигиляторы должны провзаимодействовать: ген убитого индивидуума — послать сигнал гену убийцы. На ментальном уровне это происходит мгновенно, еще даже до осознания убийцей содеянного. Вот и все. И — как следствие — потом вместо убийцы, вольного или невольного, мы находим груду одежды...
