— Мы будем благодарны вам за доверие, — улыбнулся монах, поднимаясь из кресла. — Ваш сын — замечательный мальчик, господин Калиостро.
* * *
Сан-Марино, спустя неделю
Второй раз в Дом-у-горы фаустяне прибыли из гостиницы, разодетые в католические сутаны. Сабелиус морщился, а вот Агриппа чувствовал себя гораздо уютнее, чем в повседневной одежде землян.
— Это что? — брат Сабелиус поднял перед глазами наполненную склянку.
— Святая вода, — Агриппа отобрал ее у сородича и уложил в саквояж к бумажному варианту Священного Писания и большому древнему распятию.
— А для чего она нужна?
— Ты безграмотен, брат Сабелиус? Где ты отсутствовал на занятиях по катехизису?!
Сабелиус насупился и проворчал:
— Катехизис! Я и слова-то такого не знаю...
— Ты серьезно?!
— А ты поверил? Брат Агриппа, неужели тебе трудно объяснить, зачем нужны все эти приспособления?
— Всё это нужно для католического обряда крещения! Но я не уверен, что мы имеем право его проводить.
— Насколько мне известно, здешняя церковь позволяет монахам Фауста проводить все без исключения обряды, в том числе и католические... Католицизм — это ведь одно из течений, вошедших в фаустянское вероисповедание. Да что я тебе объясняю, такому воцерковленному и образованному!
— Вот именно оттого, что я такой воцерковленный и образованный, я и сомневаюсь в том, что мы с тобой имеем право...
— Всё, Агриппа! Оставь это. Оставь сомнения. Они знают, что делают, и наше дело — проявить уважение.
Через полчаса фаустяне снова поднимались по ступенькам крыльца дома Калиостро. Гости уже собрались, многие вели съемки события, дети, как обычно, шумели и шалили, а виновник торжества казался чуть подавленным и тревожно глядел на священников. Он не понимал, что с ним собираются делать, а тут ко всему прочему еще и нервозная суетливость матери, загонявшей сегодня всю домашнюю прислугу. Рикки немного утешало то, что отец был настроен шутливо, а тетка — невозмутимо, однако неизвестность держала малыша в напряжении. Все прошло в то мгновение, когда Сабелиус снова подмигнул ему. Рикки в ответ показал язык. Агриппа выпучил на них глаза и приоткрыл рот, боясь, что все гости сейчас чопорно покинут место кощунственного фарса, но его опасения оказались напрасными. Для собравшихся это было не более чем представление, а священники выглядели приглашенными лицедеями. Так в свое время публика воспринимала появление на сцене мольеровских актеров, переодетых в сутаны. Гости засмеялись, послышались рукоплескания.
— Вот это да! — заметила Маргарет Калиостро, тронув сестру за локоть. — Какие у Рикки синие глаза — в точности как у Софи! А вот от меня ему не досталось ровным счетом ничего!
Сабелиус посмотрел на Софи Калиостро и невольно согласился, а вот она сама выказала недовольство и попросила начать обряд, да побыстрее.
Всё прошло хорошо, страхи Агриппы развеялись, никто не упрекнул его в том, что он занят не своим делом и занимается святотатством. Калиостро-младший получил обещанную за хорошее поведение конфету, а Фредерик Калиостро снова пригласил Сабелиуса в свой кабинет. Их не было минут пять. Агриппа молча слушал трескотню Маргарет и украдкой поглядывал на часы: эти пять минут показались ему дантовой пыткой.
Вернувшийся Сабелиус был еще более странным, чем прежде. Но теперь вместо любознательного весельчака рядом с Агриппой возник равнодушный ко всему меланхолик, которого не увлекало больше ничего. Сабелиуса будто подменили.
— Ты окончательно выполнил свое задание? — спросил Агриппа по дороге во флайеропорт.
— Задание? А, конечно, выполнил!
В том случае, если вопросы Агриппы не содержали в себе скрытых ответов, Сабелиус терялся, предпочитал молчать либо отвечал не в тему. И так весь обратный путь.
Агриппа решился и попросил у магистра Ирзахеля короткой аудиенции. Там он покаялся в том, что им пришлось провести обряд (на что магистр ответил, что ничего греховного в его деянии не было), а потом высказал сокровенные мысли:
— Отче, мнится мне, эти земляне что-то проделали с памятью брата Сабелиуса. По-моему, он не помнит, для чего мы летали на Землю, не помнит своей встречи с господином Калиостро...
Хранитель серьезно выслушал Агриппу и покачал головой:
— То, что ты описываешь, сын мой, больше походит на серьезное заболевание. Пусть его осмотрят другие целители и решат, как с ним поступить.
Тем не менее Сабелиусу становилось все хуже и хуже. Он не узнавал старых друзей, терялся в переходах из монастыря в подземелья целителей, не посещал молебны, не медитировал, не тренировал тело, не оперировал. У него ухудшался и ухудшался аппетит. Целители подтвердили: да, он болен, но неведомо чем. Попытались лечить, но тщетно. Через месяц после возвращения с Земли брат Сабелиус скончался и был похоронен на монастырском кладбище.
А через пять лет, в одно из первых чисел мая, этот мир покинул и старец, Хранитель Ирзахель. И тогда же белый свет увидел младенец, нареченный Зилом. При крещении магистром Агриппой он получил второе имя — Элинор, что предполагало его восхождение на пост Иерарха, когда придет срок.
Ирзахель с умиротворением испустил дух через минуту после того, как ему сказали:
— Этот мальчик родился, отче!
* * *
Сан-Марино, январь 973 года
Когда фаустяне покинули Дом-у-горы, дверь кабинета отворилась. Из нее вышел Фредерик Калиостро и, обернувшись на брата Сабелиуса, вновь одетого мирянином, с улыбкой произнес:
— Ну что ж, добро пожаловать на Землю, господин Савский!
2. Как возлюбить врага
Планета Сон, ноябрь 1002 года
— Вот теперь, пожалуй, всё...
Академик слегка поклонился — так, легким кивком головы и движением плеч. Я сделал попытку представить его в целительской белой рясе с широким капюшоном и едва сдержал улыбку.
— Так вы узнали, кем был ваш двойник, которого отправили с отцом Агриппой и который умер на Фаусте?
Михаил Савский засмеялся:
— Да конечно! Мы в первую же встречу договорились об этом с Фредериком Калиостро и его свояченицей. Просто нужна была неделя на подготовку, и они вполне правдоподобно совместили ее с подготовкой к крещению Риккардо. Мой двойник, умерший на Фаусте — это бракованный белковый робот. Ему изменили внешность, только и всего. А магистр Ирзахель приказал тем целителям, которые были тайными членами ордена, зафиксировать смерть "синта" как смерть брата Сабелиуса.
Я промолчал. Дальше не было ничего. Тот замкнутый круг, где монах с Фауста Зил Элинор вновь открывает то, что было открыто Александром-Кристианом Харрисом, а до него — древнейшей цивилизацией ори, так и остался замкнутым кругом, петлей времени, где Дик, Фаина и Зил вечно пропадали и возвращались обратно. А новый Зил, которому неспроста вернули имя Основателя после смерти и воскрешения, был выдворен прочь из этой петли. Но что должен сделать этот Зил с новым именем и новой судьбой? Савский теперь уже не в силах помочь мне ответом: его миссия завершилась несколько месяцев назад, когда он отдал мне, хирургу Кристиану Элинору, свои записи об Основателе Фауста.
Хорошенько покопавшись в себе, я сделал вывод, что ни за что не стал бы прикладывать столько сил по спасению одного из своих будущих воплощений, если бы это не было продиктовано жесткой необходимостью. И если уж Основатель так педантично вмешивался в каждую мелочь моей жизни, как это рассказывает бывший монах Сабелиус-Савский, то Харрис возлагал на меня вполне определенные надежды. Расчет был верным: тысяча лет — вот примерный "испытательный срок" для всякой эпохи. Дальше апологеты начинают подтачивать и разваливать ее, а истинное просветление заменяется оголтелым фанатизмом. Всё это он, назвавший себя странным именем "Коорэ" знал не понаслышке. Основатель хотел в критический момент противопоставить зашедшему в тупик старому строю кого-то, кто справится с этим. Не желая рисковать чьей-то жизнью и исходом дела ("Если хочешь, чтобы что-то было сделано хорошо, сделай это сам!"), Харрис завещал на эту роль самого себя.
Ну что ж, хоть я и бреду вслепую по лабиринту, впереди наконец появился первый ориентир — чье-то призывное мычание...
Савский ждал, что я ему отвечу. Мне захотелось пройтись по палате, чтобы голова заработала получше, и, взяв костыли, я заковылял от окна к койке.
— Отец Сабелиус...
— Ого! Какое непривычное обращение! Я за последние тридцать лет отвык даже от имени, а уж отцом меня не зовут даже Иришка и Рэй — так, папаней, разве что...
— Вы говорите, магистр-Хранитель особенно напирал на фразу в записях Харриса: "Победить страх и сложить свою голову у ног великой женщины". Как вы считаете, что он имел в виду? Это какое-то иносказательное наставление будущей инкарнации или просто думы?
Савский охотно кивнул:
— Я тоже много размышлял об этом, Кристиан. До сих пор все известные записи Основателя касались прошлого, так, быть может, и эта — не исключение?
— Смерть в Бруклине?
— К примеру. А слово "великая", исказившись в веках, означает попросту "известная"?
Я пятерней вцепился себе в волосы и хорошенько дернул прядь, заставляя голову соображать поживее.
— Только это не решило проблему, господин Савский, а лишь преумножило ее, а Харрис этой фразой давал подсказку в решении. Боюсь, речь идет об иной женщине...
— Отвлекитесь, брат Кристиан! — в "отместку" мне сказал академик. — Истинный ответ всегда посещает внезапно. А пока попробую вас развлечь. Вот вам пробный номер журнала, который начали издавать в нашем городе. Почитайте! Отвечаю: вам понравится.
И он положил на одеяло новый экземпляр издания.
— Выздоравливайте. Я еще навещу вас.
— Спасибо. В смысле — за все спасибо. И за журнал в том числе.
— Ладно, ладно! — отмахнулся он и с кошачьей грацией выскользнул за дверь.
Я раскрыл журнал. Вот что бывает, когда люди пишут не ради выгоды, а от души! Что ни статья, то маленький шедевр. Чего стоил только фельетон "Кто же всех заглотит?", основанный на реальных городских событиях, где мой старый знакомый, дрессировщик Хью Иглз, столкнувшись на берегу с остаточным явлением материализации чьих-то кошмаров — непонятным существом с щупальцами в присосках, складчатой серой кожей, когтями и клыками (все было описано очень подробно и сочно), — не только не растерялся, но и устроил незадачливому мутанту настоящий разнос. Войдя в раж, мистер Иглз издал душераздирающий цирковой клич, способный взорвать барабанные перепонки у любого хищника, и по своей странной привычке нападать с голыми руками ринулся на перетрусившего Ктулху (так назвали его острословы, начитавшиеся какого-то древнего автора). Осьминогообразное чудище напугалось уже одного только крика дрессировщика, не говоря уже о его перекошенной физиономии и растопыренных пальцев. Мистеру Хью Иглзу не довелось даже вытащить плазменник: Ктулху развоплотился, не успев доковылять на своих присосках до кромки воды. Лично зная господина Иглза, я мог поверить, что журналист если что-то и присочинил, то не слишком много, а вот монстр развоплотился как раз вовремя, потому что в состоянии объевшегося поганками берсеркера наш дрессировщик рвал пасти даже тиграм. Непонятно было другое: что понесло их троих — Хью. Ктулху и журналиста — навстречу друг другу, когда походы за город были в строгом порядке запрещены?
Потом в рубрике "Непознанное" я нашел опубликованное письмо одной из жительниц города. Она рассказывала, что во сне к ней спустилась невидимая для всех, кроме нее одной, женщина в зеленой мантии. Незнакомка говорила с ней и поведала, что эту планету создали они, эски*, как уголок отдохновения от вечной борьбы со всяким темным началом во Вселенной, и что поначалу им очень не понравилось, что некая чересчур юная раса с Третьей планеты в одной заштатной солнечной системе вдруг добралась до их курортной зоны и чуть не натворила там бед.
______________________________________
* Эски — высшие существа, персонажи из многологии писателя Наследия В.Контровского "Рукопись памяти", "Тропой неведомых миров" и "Криптоистория Третьей планеты"
Правда, якобы добавила "эскиня", их решение избавиться от неприятного соседства было отменено, когда юная раса собственными силами решила проблему. "Это говорит о том, что у вас еще есть шансы!" — такими словами завершила свой визит зеленая незнакомка и так закончилось письмо горожанки.
— Что ж, это обнадеживает! — в тон "эскине" сказал я и продолжил чтение.
А дальше шло повествование о политической обстановке. Хотя и его без колебаний можно было поместить в разделе "Юмор".
* * *
Земля, январь 1003 года
Все провинившиеся схлопотали гауптвахту или были разогнаны по карцерам, чтобы не портить благополучие общей картины жизни подразделения. К приезду главнокомандующего готовились долго, тщательно, с естественной для таких мероприятий строгостью и маразмом. Так, например, в седьмом взводе западной части воздушных войск проездом побывало друг за другом трое офицеров из штаба армии, и к прилету каждого из них начальство гнало "синтов" и рядовых драить судна. Все три раза штабные заставляли их передраивать заново сверкающие безупречной чистотой катера. Падающее духом войско надо было чем-то занять, отвлечь, поэтому командование всех уровней старалось в полную силу фантазии.
Злые языки поговаривали, что когда на один из тех злополучных катеров заявился главнокомандующий Мор, его вели под руки, дабы он не поскользнулся. Еще ходил слух, будто в последнее время Мор одержим единственной идеей — получить сведения о том, где находится группа землян, которые вылетели в сентябре ушедшего года из аэропорта Мемори в Нью-Йорке и бесследно исчезли после двух неудачных попыток перехвата. Главнокомандующий настаивал на том, чтобы военачальники напряглись и спланировали операцию по захвату в заложники кого-нибудь из высших чинов землян Содружества.
И вот теперь визит Мора ждали на территории Берлина. Готовились. И не знали, что моральное разложение в рядах армии спекулатов достигло уже и столицы Германии.
А началось все с Москвы. То ли сам воздух там был каким-то специфическим, то ли вибрации земли подспудно и не очень положительно воздействовали на сознание оккупантов, но дисциплина в северо-восточных подразделениях армии спекулатов начала ощутимо страдать.
Перво-наперво к одному из подмосковных заводских складов в районе Звягинцево подъехали фургоны без опознавательных знаков. Совершенно непонятно, кому и для чего понадобились в таком количестве "окуляры модели робота NVS-465 и NVS-466", но фургоны отъехали, груженные под завяз. Можно себе представить, что почувствовали дружинники на въезде в город, когда после требования открыть фургон на них высыпалось несколько тысяч искусственных глаз, а сверху эту кучу припорошило мелкими деталями устройства для крепления всех этих "окуляров". Груз, естественно, арестовали, но на второй же день все фургоны до единого разворовали. Злоумышленников изловили при неудачной попытке сбыть товар друг другу, а поскольку они менялись вслепую, то перестрелка между ними состоялась нешуточная. В интересах следствия трибунала имена расхитителей было решено не предавать огласке. И это — лишь один из дурацких случаев, ставших достоянием спекулатской общественности.
