— Ук? — сразу же с настойчивостью переспрашивал Эфий, вертя головой.
Хаммону приходилось показывать на кого-нибудь из строителей:
— Вот он. Он придумал.
И первое время, удовлетворенный ответом, клеомедянин подходил к указанному человеку, падал перед ним ниц и, не обращая внимания на его крайнюю степень изумления, бормотал восхищенную оду гениальному творцу. Постепенно к его выходкам привыкли все и уже не обращали на Эфия никакого внимания, даже если он приезжал в центр города верхом на дрюне, мылся в фонтане и ложился загорать прямо посреди площади. Его считали кем-то вроде городского дурачка. Мне же было невероятно интересно наблюдать за ним и Хаммоном. В Эфии мне виделся я сам шестилетней давности — я был так же смешон и нелеп тогда на Эсефе. А вот попытка добиться от Хаммона, кто он и откуда, терпела непременное фиаско. И я понял, что ему запретили об этом говорить. Попытки переиграть его хитростью успехом не увенчались, он лишь грозил мне пальцем. В общем, его от и до научили противостоять таким любопытным, как я.
Убедившись, что фауна планеты действительно не блещет разнообразием, мы расслабились. Переселенцы свободно гуляли по лесу, бродили вдоль журчащего ручья, извилисто ниспадавшего с пологого холма, сидели на берегу моря и плавали. И все как один задавали недоуменный вопрос: почему это место не обжили раньше. Один Тьерри дал циничный, но близкий к правильному ответ: "Да чтобы не загадили тут все!", а Фредерик Калиостро добавил, что до недавних пор Сон в самом деле носил статус заповедника, и только безвыходное положение заставило правительство временно нарушить принятый в отношении Сна закон Конвенции.
До поры до времени все шло гладко. Но однажды, когда группы, сформированные майорами Калиостро и Буш-Яновской уже отбыли в Солнечную систему, случилась беда.
Эфий примчался из леса во все лопатки, взмыленный и перепуганный:
— Тегинантьеста! — вопил он, забыв договоренность общаться знакомыми словами из кванторлингвы. — Там! Там! Тегинантьеста убил кьелофиар... дрюня! Убил совсем — мёртво!
На его крики сбежалось полпоселка медиков, и это еще хорошо, что клеомедянина не понесло в город.
— Поехали, покажешь, — без лишних расспросов приказал Савский, тут же запрыгивая на гравицикл. — Господа, а вы покуда вызовите нам в сопровождение кого-нибудь из военных...
Я тут же нажал горячую кнопку своего ретранслятора и услышал мягко картавящий голос Джо: "Да, Кристиан?"
— Нужна помощь, пришлешь кого-нибудь для сопровождения в лес? Жду в поселке.
— Сейчас будут.
Чезаре, Марчелло и Витторио появились минут через пять, не больше. На гравицикле Марчелло место пустовало, и я запрыгнул сзади него, пристегивая к поясу аптечку.
— Вот это правильно! — одобрил он, оглядываясь через плечо. — Аптечка — самое важное. Ну там... голову пришить на место кому-нибудь...
— Куда едем? — перебил его Чезаре.
— На запад, надо догнать господина Савского с Эфием.
Когда три наших гравицикла уже неслись по узкой лесной тропе, то поднимаясь на холм, то ныряя в низины, Витторио весело прокричал клеомедянину:
— Так что, говоришь, в джунглях завелась дрюня-маньяк?
— Тегинантьеста! — тут же отозвался Эфий. — Там! Мёртво дрюня.
— Злой дух вселился в мертвую дрюню, — похохатывая, "перевел" Марчелло. — Что-то в этом роде я и предполагал. Хей, Порко! Ты проспорил нам с Чезом по пятисотке!
Витторио по-итальянски посоветовал Марчелло приложиться к своей пятой точке, и Чез, не оборачиваясь, легонько съездил ему локтем под дых. Выглядел он сурово и всем своим видом глаголил: "Я ведь вас предупреждал, глупцы!"
Ехать пришлось долго, и мы стали удивляться, как это Эфий пешком успевает уйти так далеко от города, а потом еще и вернуться.
— Я не ходал ногой! — объяснил он, и никто из "эльфов" не понял, что это значит; Савский же обернулся и пристально посмотрел на меня. — Я леж на поляне и спать...
— Тьфу! — Чезаре затормозил так резко, что их с Витторио занесло, а мы с Марчелло едва не въехали в них сбоку. — У этого болвана во сне разыгралось его иммагинационе морбоза*, а мы, как последние буффоне**, помчали проверять бред!
_______________________________
* Больное воображение (искаж. итал.)
** Шуты, дураки (искаж. итал.)
— Нет! Я видеть!
Савский развернул гравицикл и подъехал посоветоваться.
— Господин Ломброни, я вас понимаю, но несмотря на это — надо отработать эту версию.
Чезаре фыркнул, рыкнул что-то непереводимое (отчего Витторио захихикал, а Марчелло воздел очи к небесам и стал похож на одного знакомого монаха, который пел у нас на правом клиросе в Хеала) и снова включил скорость.
— Марчелло, догони, пожалуйста, Савского, — попросил я.
Что люблю в "Черных эльфах" — это отсутствие лишних вопросов. Вильнув, мы обогнали Чеза и Витторио, получили несколько пощечин ветками, и через пару секунд Марчелло оказался коленом к колену с Савским, в своем костюме для путешествий, пробковой шляпе и лихо трепещущем за спиной шейном платке похожим на авантюриста-археолога их старых фильмов.
— Вы же уже поняли, что это может оказаться в другой части географии? — спросил я. — Он забирался туда не в физическом виде...
— Я понял, понял, — отозвался академик. — Но проедем, пока возможно.
— Есть способ проще.
— Да?
— Да. Вернуться, дождаться, когда он успокоится, и попробовать совершить с ним прогулку. Вы понимаете, о чем я...
— Давайте все-таки рискнем, а потом, если ничего не получится, сделаем, как говорите вы.
Я кивнул, и мы вернулись на прежнее место — замыкать нашу кавалькаду.
Вскоре за нами увязался табун дрюнь. Бросив свое занятие — поедание листвы — они помчались за гравициклами, радостно курлыкая и роняя из пастей недожеванную зелень. Неслись они, комично маяча из стороны в сторону, как переполошенные куры, и шлепали раздвоенными культями лап по влажной почве. Некоторые поскальзывались, падали, но тут же нагоняли остальных. И все-таки состязание с техникой оказалось им не под силу. Утомившись, животные прекратили преследование.
И вот тропа кончилась. Мы снова остановились, а Эфий показывал пальцами на заросли, стеной перегородившие нам путь.
— Так, баста! Парень, это не дело! Покажи-ка нам это место на карте, и мы отправим туда флайер, да и нон це проблема! — сказал Чезаре, разворачивая в воздухе голограмму, от которой Эфий отшатнулся, как от прокаженного, и едва не опрокинул гравицикл с Савским в придачу.
— Жаль уходить ни с чем... — вздохнул академик. — А ведь там и впрямь что-то стоящее внимания!
— Дрюня-людоед? — уточнил Витторио и, пользуясь перерывом, начал торопливо щелкать свои орешки.
— Это вряд ли, — Савский не заметил или не пожелал заметить иронии Малареды. — По морфологии своей дрюни травоядны.
— О-ла, синьор Савский, все это чрезвычайно познавательно, и тем не менее я настаиваю, чтобы парень показал мне точку на карте, а больше тут ничего не нужно говорить!
Мы с Савским принялись уговаривать клеомедянина в меру своих способностей и даже преуспели, потому что через несколько минут он хоть и не без ужаса, но осмелился посмотреть на повисшую у нас над головой полупрозрачную картину леса.
— Смотри, Эфий! — Савский развел руками. — Вот этот лес, вот весь он, находится еще и вот здесь...
— Как так мог?
— Это изобрел он, — быстро ввернул я, показывая на Савского, и Эфий мгновенно проникся к нему глубочайшим почтением.
— Ну так вот, Эфий, — подмигнув мне, продолжал академик, — ты просто посмотри на лес и постарайся вспомнить, где именно ты увидел то, что тебя напугало... этих, как их... тенги...тьенси...
Эфий тяжело вздохнул. Долго и вдумчиво смотрел он на карту, которую Чезаре специально для него то уменьшал, то увеличивал в масштабе, то высвечивал уже проделанный нами путь, а заодно и наше изображение.
— Не мешай! — Марчелло крепко стукнул по рукам Витторио, уставшего от заминки и пожелавшего вмешаться с подсказкой. — Дай ему сосредоточиться!
Поразмышляв, Эфий расстроено отступил.
— Не нашел... — разочарованно прокомментировал Савский.
— Тысяча чертей! — отозвался Чезаре. — Всё, едем в город! Вот идиот клеомедянский!
И мы вернулись назад несолоно хлебавши. Я сразу пошел в больницу и поднялся к себе.
— Доктор Элинор! Хорошо, что я вас встретила! Мне сказали, что вы уехали!
Это была Альмерта Хоуп, психолог, прибывшая на Сон с последней волной переселенцев. В личном деле указывалось, что ей тридцать лет, но по внешности ей трудно было дать больше двадцати, и по поведению тоже. На всех коллег она смотрела снизу вверх — не то из-за небольшого роста, не то из-за большой неуверенности. Одним словом, трудно было представить менее подходящую кандидатуру на роль психоаналитика.
— Мне нужно с вами посоветоваться. Я знаю, что вы эмпат...
Я развел руками. Она так это заявила, что мне оставалось лишь пригласить ее в свой кабинет.
— Доктор Элинор...
— Кристиан.
— О'кей, тогда — Альмерта! — (Мы пожали друг другу руки.) — Кристиан, вчера вечером одна из жительниц привела ко мне на консультацию свою дочь. Девочке восемь с половиной лет, нормальный, здоровый и жизнерадостный ребенок. Мы поговорили, и ничего странного я за нею не заметила. Но мать утверждает, что с недавних пор девочку начали мучить кошмары. Она кричит по ночам, просыпается в холодном поту, а предложения побродить за городом в лесу стали вызывать у нее панику. Я посоветовала им дрюнетерапию...
— Как?
— Дрюнетерапию. Завести дрюню. Эти животные благотворно влияют на психику. Но это не выход. Что-то с ней действительно не в порядке. Девочка не сталкивалась со спекулатами, и родители старались не обсуждать при ней мировые события. Конечно, ей могла попасться на глаза какая-нибудь передача или кто-то из детей...
Она замялась.
— Так что хотите вы? Что я должен сделать?
— М-м-может, вы побеседуете с нею? Я не смею настаивать, но ведь вы не просто хирург...
— Где они живут?
Альмерта включила схему города и показала, где мне искать эту семью.
— Я предупрежу их о вашем приходе.
Я сполоснулся под душем, надел все свежее, а потом, воспользовавшись рабочим гравициклом, поехал в город. По дороге я заглянул к Эфию, чтобы прихватить его с собой к Хаммону.
— Тут-Анн, спроси у него, сможет ли он спокойно рассказать о том, что там видел?
Они обменялись несколькими фразами. Говоря с клеомедянином, Хаммон чаще "попадал" артикуляцией в звуки, чем когда общался с носителями кванторлингвы, но бывали и случаи, когда и на языке Эфия речь уже заканчивалась, а губы Тут-Анна продолжали двигаться. Вот как сейчас.
— Говорит, что может, — обернувшись ко мне, подытожил их переговоры Хаммон.
— Спроси, что там было?
— Он уже сказал. Говорит, что было много дрюнь, а потом на поляну вышли громадные чудовища и растерзали целую стаю.
— А как выглядели эти чудовища?
Вместо ответа Эфий закрыл лицо обеими ладонями и сжался. Я выключил запись. Для представления отчета этого, конечно, мало, но все же не ничего.
— Кристи, а что, ваши старшие ошиблись, и тут все-таки живут какие-то опасные твари? — Хаммон удержал меня, схватив за рукав.
— Я не знаю. Просто не ходи в лес в одиночку, да и за Эфием пригляди, а то, похоже, он повадился спать на поляне.
— Ну дела!
Джоконду я застал выходящей из дома. За ней следовал Чезаре. Увидев меня, он потемнел, нахмурился и резко свернул в сторону.
— О, Крис! Добрый вечер! — улыбнулась она. — Чезаре доложил мне о вашей поездке...
— Вот здесь, Джо, я записал кое-что с его слов, — я подал ей информнакопитель. — Передай это господину Калиостро, он...
— Синьор Калиостро отправился вслед за сыном в Солнечную систему...
— А... Ну ладно. Джо, я съезжу сейчас по одному поручению, а потом мы с тобой попробуем добраться до увиденного Эфием нашим проверенным способом. Не возражаешь?
— Это было бы белиссимо. Чез, а Чез...О, и где же он?
Я нарочно не сказал, куда повернул увидевший меня Ломброни. Из принципа. Мне хотелось, чтобы Джоконда посмотрела запись без едких комментариев своего мрачного помощника.
Район, где проживала та семья, располагался в красивой местности. Дома здесь строились сообразно ландшафту, удачно вписываясь в ланшафт. Здания располагались друг за другом ярусами, на возвышенности, и дорога к ним кружила серпантином. Отсюда открывался головокружительно чудесный вид на далекую бухту моря в полуобъятиях зеленеющих гор.
Девочку звали Барбарой. К моему приезду она уже вернулась из школы и ужинала со своими родителями. Запуганной и нервной Барбара не выглядела. Увидев одежду медика, хозяева встретили меня радушно и предложили присоединиться к столу, но я вежливо отказался.
Это была обычная квартира на третьем этаже многоэтажной постройки. Ее обитатели были оптимистами: в надежде на очень скорое возвращение они не стали утруждать себя обстановкой, снабдив помещение лишь самым необходимым и функциональным, и только комната дочери, которая хорошо просматривалась в открытую дверь из общей столовой, выглядела уютной. Там на полу валялись игрушки, в углу висело голографическое изображение бегущей дрюни, а на верхней части кровати-трансформера сидела большая игрушечная собака.
— Могу я подождать Барбару в ее комнате?
— Да, конечно. Она сейчас придет.
Я прошел на детскую половину и увидел, что ошибся: на голограмме была не дрюня, а уменьшенная во много раз стереокопия одной из разновидностей древних ящеров — динозавров. Я плохо разбираюсь в палеонтологии, но моих дилетантских познаний хватило на то, чтобы усвоить одну закономерность: почти все передвигавшиеся на задних лапах динозавры были хищниками, а четвероногие — вегетарианцами. Судя по частоколу острых зубов, динозавр на голограмме являлся плотоядным.
— Теперь у меня есть Джуль! — возникая на пороге, объявила Барбара, русоволосая синеглазая пышка с ярким румянцем во всю щеку.
— Джуль, значит...
— Ах-ха! Собака! — она указала на второй этаж своей кровати. — Как у наших соседей из Нью-Йорка. Только у них Джуль электронный, а у меня — игрушечный. Он сторожит мой сон! Это папа сказал.
— А от кого он сторожит твой сон? — я снял игрушку и подал ей.
— Ни от кого! — лукаво прищурилась девочка.
— Ну не притворяйся. Я ведь поговорил с твоим доктором, и она...
Барбара беззаботно отмахнулась:
— А! Эта доктор Хоуп! Она сама боится всего на свете!
Девочка была не так проста. И ведь с нею не поспоришь: мои ощущения подсказывали то же самое. Из Альмерты Хоуп такой же психолог, как из меня шеф-повар.
— Ну хорошо, Барбара, а кого, на твой взгляд, боюсь я?
— Ты? Ну, не знаю... — она внимательно поглядела мне в глаза. — Может, самого себя?
— Ты почти угадала, — (Барбара прикрыла рот ладошкой и захихикала.) — Но давай для пользы дела будем считать, что я не боюсь даже самого себя? Твоя мама сказала, что тебе снятся страшные сны. Ты знаешь правило?
— Какое правило?
