— Но он хотел встретиться с Элинором!
Джоконда усмехнулась и покрутила застежку на манжете:
— Ты всерьез думаешь, что ему позволили бы это сделать?!
— Нет, но узнать — кто, почему...
— "Кто, почему" — что? С ним побеседовали. Он заявил, что вопрос с Зилом рассматривался в частном порядке. Зил был передан в услужение Максимилиану Антаресу четыре года назад. Фауст имел на это право: во-первых, разговор шел не о Земле, а об Эсефе; во-вторых, Элинор — "синт", и его продажа не противоречит ни единой статье Конвенции...
Значит, Зил все-таки полуробот... Странно, что он сам не сказал мне об этом сразу.
— Он все-таки открылся тебе? Все-таки проговорился, что является "синтетикой"?
Джоконда согласно опустила глаза:
— Скорее, не стал отпираться.
Ну да, попробуй-ка чего-нибудь скрыть от профессионального пси-агента...
— Нет, ты ошибаешься, Дик, — угадав ход моих мыслей, возразила "эльфийка". — Я не подвергала его никаким воздействиям. Скажу даже больше: он имеет мощную защиту от каких бы то ни было воздействий и сам при желании повлияет на кого хочешь.
— Ты о чем?
— Зил — эмпат. Очень сильный.
Я смотрел на нее некоторое время. Фантастическое явление! Полуробот — эмпат! Эх, где тут мое кресло-медиум, диван-парапсихолог и коврик-телекинетик?!
— Мы ведь с тобой не будем говорить об этом приверженцам спиритологии, дарлинг? — наклоняясь к Джоконде через столик, я слегка погонял маленькой ложечкой кубики льда в чашке с зеленым чаем.
— О, да! — засмеялась моя собеседница. — Это была бы истерика в мире оккультистов: "Синт", имеющий душу!" Мадонна Мия, только этого не хватало для внесения еще большей сумятицы в наш дурацкий мир...
— Если вспомнить самолет и "scutum", от которого по сей день частенько трещит моя голова, то этот "синт" имеет если не душу, то энергополе. Биологического, естественного происхождения энергополе, черт бы меня подрал. А этот аргумент, согласись, ничем не легковесней того, который всплыл бы, научись мы доказывать бытность Души...
— В чем ты подозреваешь твою бывшую подругу?
Я поморщился. Но, как говорили в древности, "написанное пером не вырубишь топором" или "из песни слова не выкинешь". Похоже, моя неосмотрительная связь с "космопыткой" Вайтфилд еще долго будет аукаться мне при каждом удобном случае.
Рассказав обо всех догадках Фаины, я заметил в глазах Джо согласие. Чтобы женщина да не поняла женщину! Тут мне отчего-то вспомнилось "пророчество" моей жены, и я попытался представить себя хотя бы на минуту супругом Джоконды. Нет, это невозможно! Причем не только осуществить, но и представить. Мы слишком разные. Дружба — да. А вот любовь — ни в коем случае!
В глазницах зудело. Я жутко не выспался. Но надо собраться: впереди — целый день, и сделать нужно много.
Не прощаясь (нам еще предстояло сегодня встретиться, и, возможно, не раз), Бароччи выскользнула из кафе. Я допил свой чай и, потирая набрякшие веки, вернулся на рабочее место. Хорошо Фанни, она сейчас спит, наверное...
8. Трансдематериализатор
Нью-Йорк, изолятор КРО, 7 августа 1001 года
— Зил Элинор! Встать!
С этими словами в изолятор вошли охранники из Военного Отдела.
Арестованный одним стремительным движением поднялся с пластикового пола. Молча протянул руки, молча пронаблюдал, как защелкиваются браслеты наручников, оглянулся на скомканную и затолкнутую под подушку черную рясу, молча последовал за одним из конвоиров, сопровождаемый двоими за спиной.
Меры предосторожности были предприняты ими не зря. Элинор числился в списке заключенных как "особо опасный", а в случае агрессивных действий с его стороны охране было предписано стрелять на поражение.
Однако парень вел себя исключительно смирно, и если бы не его вчерашнее внезапное исчезновение, окончившееся столь же загадочным возвращением в камеру, то о нем вспомнили бы еще не скоро.
Зил уверенно ступил на платформу уже привычного лифта, поднимавшего преступников в камеру для дознаний — в "зеркальный ящик". Едва заметным движением головы отбросил свисающие на лицо волосы. Без интереса уставился на "Видеоайз" под потолком цилиндрической полупрозрачной кабины. А лифт тем временем доставил и его, и конвоиров на нужный этаж, прямо в допросную.
Военный тщательно пристегнул арестанта наручником к столу и даже повторно проверил надежность крепления. Так, будто Элинору предстояло не сидеть, всего лишь отвечая на вопросы следователя, а как минимум быть первым в связке альпинистов.
Зеркало треснуло и разошлось. В темном проеме возникли силуэты женщины и мужчины. Увидев мужчину, арестант слегка улыбнулся. Это была улыбка облегчения.
— Здравствуй, Дик! — первым сказал он и, тут же смутившись, отвел глаза от женщины в черном костюме. — Здравствуйте, госпожа Бароччи.
— Здравствуй-здравствуй...
В отличие от элегантной и строгой Джоконды капитан Калиостро был одет в свободном стиле. Темно-серая футболка и джинсы цвета индиго меняли его облик до неузнаваемости. В управленческой форме тогда, три с лишним месяца назад, он выглядел другим человеком. Да и глаза Дика сейчас казались более усталыми, чем во время прошлой встречи с Элинором.
Джо на приветствие ответила почти незаметным холодным кивком, обошла стол и села по другую сторону от Калиостро. Зил почувствовал, как она медленно "стирает" свое присутствие. С детским любопытством юноша изучал приемы, используемые красавицей-"эльфийкой". Премудрости, коим в Управлении учат не один год, выглядели для Элинора не более чем подробно расписанной схемой. Все или почти все он видел сейчас, как на ладони: зачем один поступил так, для чего другой сделал эдак. Фаустянин ждал допроса и перед его началом нарочно вошел в состояние, когда все скрытые взаимосвязи этого мира вдруг становятся идеально понятными и четкими.
— Ты не знал или не счел нужным сообщить мне тогда о том, что ты "синт", Зил? — без обиняков заговорил Калиостро, пристально глядя своими зеленовато-синими глазами в лицо арестанта.
— А это имеет значение? Разве это как-то повлияло на качество предоставленной мною информации, Дик... капитан?
Невозмутимый с виду конвоир-вэошник за спиной Элинора внутренне передернулся, услышав дерзкие слова юнца.
— На качество информации это не повлияло, — сдержанно произнес спецотделовец. — А на расследование в целом — возможно.
— Госпожа Бароччи знала, кто я.
— Да, но и она узнала об этом только позавчера.
Джоконда слегка покачала головой. Бровь Дика поползла вверх, но уточнять он не стал.
Элинор стал смотреть в зеркало, на галереи отражений их четверых — "эльфийки", капитана, охранника и его самого. Казалось, "зеркальный ящик" набит людьми-близнецами до отказа. Это угнетало...
...Позавчера вечером Джоконда действительно явилась на допрос. Это был первый ее визит к бывшему послушнику. Первый визит лицом к лицу.
— Здравствуйте, — тихо сказала она. — Камеры отключены, и мы с вами можем говорить спокойно.
— Я знаю.
Элинор прислушивался к ее странной речи. Она говорила с приятным акцентом и слегка картавила:
— Капитан Калиостро провел операцию успешно. Скоро он будет в Нью-Йорке. Синьор Элинор, когда вы узнали, что являетесь не совсем человеком? Еще у себя, на Фаусте, или уже у Максимилиана Антареса?
Зил помолчал, вспоминая события четырехлетней давности. Тогда седых прядей в волосах молодого монаха еще не было, как не было и мыслей о том, какого же рода работу ему придется выполнять для продажного дипломата. Он был счастлив просто от того, что попал в мир, полный теплого солнца и многоцветья природных красок. Фауст привлек бы своей суровостью мрачного художника-графика, в то время как Эсеф — живописца-эксцентрика. Вспомнить хотя бы те же цветы, пэсарты, от вида которых Элинор первое время столбенел, а от запаха — испытывал тошноту.
— О том, что я полуробот, мне сказала... мне сказали в поместье Антареса. Так и узнал, госпожа... госпожа...
— Бароччи, — подсказала Джоконда и с обманчивой ласковостью улыбнулась Зилу.
Фаустянин ощутил, как что-то невидимое, легкое и еле осязаемое скользнуло ветерком от нее к нему. Изумленный, ничего не предпринимая, Элинор сидел и следил за упорными попытками госпожи Бароччи взглянуть на мир его глазами и пристроиться к ходу его мыслей. Он был настолько удивлен ее действиями, что в один затруднительный момент просто взял и помог ей проникнуть сквозь "заслон". Так в недоумении подвигается разбуженный человек и видит, что к нему под бок, толкаясь, залазит малолетний шалун. Залазит, чтобы в следующую минуту, нечаянно истыкав соседа острыми локотками и устроившись поудобнее, потребовать "засыпательную сказку".
Джоконда замерла. Она тоже поняла все.
— Так вы...
Они сверлили друг друга глазами. Наконец скулы бывшего послушника слегка порозовели, и он смущенно потупился.
— Вы эмпат... — прошептала девушка. — Я подозревала пси-способности, но эмпатию... У нас ведь даже среди ведущих врачей всего восемнадцать эмпатов на все Содружество... Но... "синт"... Это какая-то ошибка... нелепица...
Пожалуй, Риккардо Калиостро немало отдал бы за то, чтобы увидеть начальницу "Черных эльфов" в такой растерянности. Потому что было это явлением столь же редким, как пролетающая через Солнечную систему комета Галлея.
Для самой Джоконды все обстояло куда хуже, чем можно себе представить. С трудом протискиваясь в его сознание, она слишком уж раскрыла свое. И Элинор наверняка узнал ее самую сокровенную тайну. В его пасмурно-серых глазах девушка тут же нашла подтверждение своим страхам. Теперь он, презренный "синт", арестант, преступник, которого ждет либо камера в Карцере, либо уничтожение (как вышедшего из строя полуробота), знает о том, что Джоконда Бароччи, пси-агент и лидер группы "Черных эльфов", лучшая, любимейшая ученица Фредерика Лоутона-Калиостро, что она...
— Извините... — "эльфийка" вскочила и покинула изолятор.
Элинор запустил пятерню в растрепанные волосы, спутывая их еще сильнее, а потом скорчился на стуле.
В этот момент он и почувствовал нависшую над Диком опасность. Это было еще хуже, чем во время эпизода перестрелки на катере. Пока перевоплощенный в Фаину Калиостро и Полина Буш-Яновская отбивались от террористов посреди Моря Ожидания на Колумбе, запертый в изоляторе фаустянин метался и умолял охрану принести ему вещи. Те вещи, которые у него отняли при аресте.
Наконец, не выдержав, юноша упал на колени, а затем и вовсе потерял сознание. Когда его увидел конвой, не слишком, впрочем, утруждавший себя наблюдением за арестантом, рубашка Элинора на боку пропиталась кровью — в точности как в первый день задержания. Врач, вызванный из Лаборатории, снова обнаружил у него на ребрах глубокую рану, будто нанесенную каким-то очень острым оружием. Рана выглядела в точности такой же, какой была три месяца назад. Будто разошлась на месте шрама...
Все это случилось за три недели до визита синьорины Бароччи в изолятор ВПРУ.
Чуть позже Джоконда поймет, что этих двух людей, Дика и Зила, как ни парадоксально, объединила "харизма", посланная капитаном и отраженная бывшим послушником. Отныне Калиостро — через боль, через мучения — иногда мог присоединяться к сознанию Элинора. А Элинор, в свою очередь — к сознанию Калиостро.
Когда девушка вернулась в камеру, Зил уже собрался и выглядел спокойным.
— Мне нужно кое-что из моих вещей, госпожа Бароччи, — он осторожно взял кисть "эльфийки" в одну руку и накрыл ее ладонью другой.
Джоконда не пыталась вырваться и даже не возмутилась некорректным действиям арестанта. Она знала, что шантажировать ее этот человек не будет. Ни грубо, ни завуалированно, по принципу "ты — мне, я — тебе". Да и в его безобидности она была уверена. Дело тут в другом: девушка поняла, чего именно он добивается.
— Расскажите мне, — попросила Бароччи.
И Элинор рассказал.
В тот же вечер по распоряжению майора КРО фаустянину были выданы изъятые у него при аресте личные вещи...
...Зил вынырнул из омута отражений и воспоминаний в день сегодняшний. Капитан Калиостро, кажется, о чем-то спрашивал его. Юноша вопросительно посмотрел на него, на Джоконду и снова на него, словно ожидая подсказки.
— Ты слышал, о чем я спросил тебя? — после долгой паузы осведомился Дик и коснулся пальцами дребезжащего виска. — Нет, ты меня не слышал...
В его тоне сквозило раздражение: капитан чувствовал себя все хуже.
— Каким образом... Ты слушаешь?.. Каким образом ты смог позавчера ночью покинуть запертый, охраняемый надежной системой и дежурными ВО, изолятор? И не только покинуть, но и беспрепятственно вернуться! А также что ты делал в это время на другом полушарии Земли и ты ли это был? Отвечай сразу!
Джоконда внимательно посмотрела на Зила.
Вместо ответа Элинор стал расстегивать браслет наручных часов, которые в числе прочих вещей ему выдали позавчера после ухода Бароччи. Вэошник настороженно дернулся к нему, но "эльфийка" сделала знак не приближаться, и конвоир с видом оскорбленного в лучших чувствах пса замер на месте.
— В том городе... на другом полушарии... был я, — юноша наконец-то освободил запястье от часов. — А выйти из камеры и вернуться обратно я смог вот так...
Слегка подкинув часы в ладони, Элинор протянул их Дику.
КОЛЛАПС
(2 часть)
1. Рапорт Деггенштайна
Эсеф, город Орвилл, резиденция посла Антареса, август 1001 года
Над Орвиллом, столицей единственного государства на единственном материке, вот-вот разразится гроза — явление на солнечном Эсефе довольно редкое.
В одной из комнат большого дома дипломата Максимилиана Антареса сейчас было немногим спокойнее: тревога тяжелым прессом давила на троих собравшихся в кабинете посла.
Писательница Сэндэл Мерле подтачивала пилочкой свои безупречные ногти, слегка при этом гримасничая и сама того не замечая. На ее коленях возилась крошечная обезьянка. Шевеля тяжелыми надбровьями и помаргивая, примат суетливо запихивал что-то в свою пасть, быстро пережевывал и с человеческой неуютной внимательностью рассматривал то Эмму, то Максимилиана.
За окном утробно заворчало. Первый раскат далекого грома...
Порыв ветра взлохматил густые кроны парковых деревьев.
Высокая, дородная Эмма Даун-Лаунгвальд прохаживалась из стороны в сторону. Не обращая внимания на пустой участок голограммы, готовой для приема информации, глава "Подсолнуха" ныряла сквозь бесплотное изображение и выныривала вновь. Лишь время от времени она бросала сердитые взгляды в сторону Сэндэл, увлеченной своим маникюром. Но спросить Антареса, для чего он позволил находиться здесь своей жене-тупице, Эмма посчитала ниже своего достоинства.
Сам посол также не являлся сейчас образцом безмятежности. Хоть Антарес и восседал за своим внушительным столом, размеры которого только подчеркивали тщедушность фигуры хозяина, нога его слегка подрагивала, будто кончик хвоста у раздраженной кошки.
— Дорогой, видимо, связи не будет еще долго! — наконец прервала молчание писательница, и обезьянка закрутила головой. — Пожалуй, мне лучше уйти.
