Мозг послушника нашел лазейку: чувствовать себя не-человеком неприятно, однако же, компенсацией служило то, что у него, фаустянина Зила Элинора, был выбор. Это не означало, будто Зилу понравилась мысль об убийстве. Просто приятно сознавать простую истину: в случае чего ты сможешь выбирать.
* * *
— О, боже мой! Как я сегодня устала! — посетовала Сэндэл, поднимаясь в спальню и на ходу вынимая из ушей изумрудные серьги.
Антарес отложил газету на одеяло и не без интереса уточнил:
— Ну, как тебе наш юный друг?
— Он неглуп. Все схватывает налету...
— А главное, дорогая, главное?!
— Макси, по-моему, ты извращенец!
— О, и еще какой! Кстати, ты совершенно зря ляпнула ему о его происхождении. Это вышибло парня из колеи и подпортило романтичность момента.
— Ты не говорил, что я не должна этого делать.
— Забудь, чепуха. Пусть сразу знает свое место... Так и что? Он тебя заводит? Можешь не отрицать: заводит. Я видел, что с тобой творилось, когда ты им вертела! Ты была готова прыгнуть с ним в постель прямо после этого вашего... т-танца. Гм!
— Снова шпионишь за мной? Ой, и перебью я все твои "Видеоайзы", черт побери!
— Попробуй. И не надо так возмущаться: нам и нужно, чтобы он чувствовал эти твои флюиды. Но только будь добра, помучай его подольше, раззадорь. Он должен прикипеть к тебе...
— Тьфу! Ты говоришь об этом, как о случке двух...
— Да прекрати! Не утрируй, дорогая! Это важно для пользы дела. Кроме того, я твержу не только о физиологической стороне дела. Для мужчины, пусть это даже его первый опыт, пустой секс — ничто. Привари его к себе сердцем и душой, вот тогда ты поймешь, что такое святая преданность неиспорченного дурачка. Любовь, любовь, а не секс — это то, чем твои предшественницы испокон веков управляли нами. Весь мир держится сама знаешь на чем...
Сэндэл набросила на себя полупрозрачный сиреневый пеньюар, вскарабкалась на кровать и села на ноги мужа поверх одеяла:
— Макси! Я уже не могу терпеть! Ну пожалей меня! — она замурлыкала и стала ластиться к Антаресу, шепча всякие глупости и постанывая. — У меня уже в печенках сидят эти разговоры о фаллических культах и прочем дерьме! Я хочу этого в реале! Вспомни древнюю пословицу: соловья баснями не кормят!
— Сэндэл! Немедленно прекрати! Запомни: он чует все! Твой голод — это крючок, на который ты поймаешь его тем скорее и крепче, чем будешь хотеть с ним близости сама. Хотеть искренне! Только тогда он будет готов ради тебя на любое безумие...
— Но я не могу хотеть близости с "синтом"!
— Угу, я видел!
— На это я могу сказать одно: тогда он не "синт"! Я же не извращенка, чтобы меня интересовал мужчина-биоробот!
— Мне еще раз повторить рассказ о мастерстве создателей Зила, или вспомнишь самостоятельно?
— Мне не верится. Ну скажи правду: он не "синтетика"?
— Иди к черту, дорогая, — мило улыбнулся Антарес. — Я хочу спать. Не желаешь присоединиться?
— Иди туда же, дорогой!
— Я куплю тебе обезьянку, чтобы ты не скучала.
Это была их семейная шутка. Когда Максимилиан хотел, чтобы жена оставила его в покое, он обещал купить ей обезьянку.
Антарес ничего не добавил и отошел ко сну. Сэндэл угрюмо посмотрела на немую спину супруга, приказала системе погасить свет и, отодвинувшись, погладила ладонью свою крепкую, идеально слепленную хирургами-пластиками грудь. В памяти возник мальчишка-фаустянин — живой, искренний, настоящий. Не то, что Максимилиан и его фальшивое окружение!
Грудь налилась жаром, истома дрожью покатилась от сердца к животу. Молодая женщина тихонько застонала и прогнулась, слегка раздвигая ноги. Пальцы ее заскользили вниз по телу, догоняя мучительно-сладкую волну. Горячая кожа покрылась испариной...
Внимая тихим вздохам и всхлипам, что издавала супруга у него за спиной, "спящий" дипломат ухмыльнулся. Но, конечно, в темноте этого не зафиксирует даже система слежения.
Погасив в подушке последний стон, Сэндэл бессильно уронила руку на матрас, пружинисто отвернулась от Антареса и уснула.
5. Эксперимент
Директор орвиллского института физики, академик Ивен Азмол, завершила свой доклад, как обычно. То есть, залпом выпила приготовленный стакан воды.
— Очень хорошо, — Антарес взглянул на часы. — Значит, через неделю проведем испытание. С моей стороны все готово.
— Вы, господин А-а-антарес, наш-шли добровольца? — воодушевилась госпожа Азмол.
Всегда, стоило директору вот так воодушевиться, у нее появлялось заметное заикание. Во всем остальном она была безупречна. Хотя, к сожалению, очень немолода. Дипломат не желал признаться даже самому себе, что питает к Ивен слабость почти амурного характера. Жаль, опоздал родиться лет на двадцать. А вот мезальянсов Антарес не признавал. Таким образом, Ивен была единственной женщиной, способной устроить привередливого политика во всех отношениях. Да только годилась она ему в матери.
— Да, госпожа Азмол, нашли мы добровольца. Только он еще не знает о том, что он доброволец, — Максимилиану нравилось шутливо подтрунивать над нею: академик начинала так забавно переживать, но никогда на него не обижалась.
На этот раз Азмол нахмурилась. Казалось, даже ее голограмма потускнела и помрачнела:
— Как — не з-знает?! Мы не можем обходиться так д-даже с "с-с-синтами"! Это... негуманно. Он должен знать, на что идет, у него д... — (тут она подавилась воздухом и, по-рыбьи беспомощно открывая рот, долго собиралась с силами, чтобы закончить фразу.) — ...д-должен быть выбор!
Выбор... Антарес усмехнулся. Он прекрасно читал мысли в человеческих глазах, даже если это была трансляция отслеживающей системы. Просматривая три дня назад запись общения жены с будущим "добровольцем", посол угадал настроение Элинора. Узнав о том, что не имеет аннигиляционного гена, мальчишка явно ощутил свое превосходство над "простыми смертными". Великолепная черта! И, кстати, еще одна зацепка.
Главное — подарить тому, кого намереваешься использовать, иллюзию свободы. Повернуть все так, будто тот выбирает сам. Затем у парня включится тщеславие, гордыня, жажда жить красиво, эксплуатируя свои неординарные способности...
Все по плану. С местными этот номер не прошел бы, а вот с наивным фаустянином прокатит как нельзя лучше. Кусок глины — лепи, что хочешь.
— Не беспокойтесь, Ивен. С "синтом" мы разберемся. У вас все?
Азмол пролепетала что-то невразумительное. Расценив это как согласие, Антарес наскоро попрощался и отключил связь.
— Ну-с, полюбуемся!
Он включил записи и с удовольствием расположился в комфортном кресле.
Сэндэл веселилась на всю катушку. Она повсюду таскала за собой своего "телохранителя": на вечеринки, на встречи с почитателями ее книжонок, даже в магазины. Молодец девчонка, поняла все-таки, что брать нахрапом такого, как этот монашек, не стоит. И вела теперь с ним очень тонкую игру. Легкие прикосновения как бы невзначай, смущенные взгляды исподтишка, звонкий чувственный смех... Антарес даже не догадывался, что и ей не чужд лицедейский талант. Охотясь за ним самим, она была более прямолинейна и получила, что хотела. А от посла она хотела чего угодно, только не любви. Что загадала, то и обрела. Только вот расплатиться за удобства он ее заставит, и с большими процентами...
Успехи налицо! Наедине с хозяйкой фаустянин едва сдерживает нормальные человеческие инстинкты. Прошло всего-то три дня, а мальчишка уже теряет голову. Он, конечно, и не подозревает, что красота Сэндэл сродни красоте женщин-"синтов": подаренного природой в ее теле не осталось и десяти процентов. Хотя черт его знает, может, Элинор в точности так же реагировал бы на нее настоящую. Это ведь была первая женщина, которую он увидел в своей жизни...
Вот вчерашняя запись. Сэндэл привела парня в домашнюю библиотеку и завалила книгами, рекомендуя почитать "и это, и то, и еще, пожалуй, вот это". Хм! А мальчишку-то потянуло не на дешевые романчики. Проходя мимо стеллажей с монографиями по естествознанию, он отчетливо косился на литературу по медицине. Сначала Антарес принял его интерес соответственно ситуации: дитятке захотелось узнать, что у девочек между ножек. Но один из вопросов Элинора заставил его сначала усомниться, а потом и вовсе отмести мысль о низменных порывах юнца.
— А где можно найти что-нибудь о Желтом Всаднике? — тихонько, думая, что это не будет зафиксировано сверхчувствительной системой слежения, спросил Элинор.
Сэндэл удивленно оглянулась на него и задвинула вынутую было книгу на место:
— О ком?!
— О Желтом Всаднике. Который убивает медленно, изнутри...
Женщина непонятливо помотала головой. Фаустянин смешался и пробормотал что-то о прививках, которые ему сделали на катере и — повторно — по прилете. Антарес приподнял бровь. Да он, никак, толкует о болезнях! Надо же! Такая образность — да в мозгу этого затурканного малолетнего святоши?!
Сэндэл так и не поняла, о чем ее спросили. Элинор попросил разрешения взять еще несколько книг, которые выбрал уже сам. Не слишком-то довольная, писательница уступила.
Антарес из любопытства просмотрел (о, разумеется, в быстром режиме!) ночную запись в комнате фаустянина. Борясь с собой, юноша послушно прочел то, что ему порекомендовала хозяйка. А читал он, надо сказать, с завидной скоростью, буквально проглатывая страницу за страницей. Далеко пойдет... если выживет.
Отложив последний прочитанный романчик, Элинор с явным облегчением потянулся, немного полежал с закрытыми глазами и схватил том медицинской энциклопедии. Все книги в доме Антареса были отпечатаны на Колумбе, если не считать пары сотен тех, что Сэндэл прихватила сюда с Земли. Энциклопедию издали на Земле.
Фаустянин прочел ее не менее быстро. Но, в отличие от прежних книг, он время от времени возвращался к уже изученному, сверялся, что-то выписывал. Хм! Презабавный экземплярчик. В смысле — Элинор.
И лишь когда в комнате стало светлеть, мальчишка устало повалился на постель и заснул, как убитый. Дипломат покачал головой. Сэндэл не справится с возложенными на нее задачами. За одну ночь фаустянин переплюнул ее в познаниях, не иначе... Еще несколько "уроков" — и юнец уже никогда не будет заглядывать в рот своей хозяйке в надежде получить откровение. Да, продешевила женушка! Если хочешь овладеть душой человека, нельзя ей, этой душе, позволить выйти из потемок! Не говоря уж о разуме. Ну что ж, пусть теперь делит его с наукой. Будем жать на физиологию.
— Знал бы, что ты, гаденыш, таким умным окажешься — настоял бы на этом... как его?.. на лысом, короче.
Посмотрим, как эта дура выкрутится сегодня, когда монашек начнет задавать ей провокационные вопросы, на которые она априори не сможет ответить!
К изумлению посла, Элинор вовсе не стал делиться с Сэндэл впечатлениями о прочитанном в энциклопедии. Он довольно вяло поговорил с нею насчет романов и ушел в себя. Антарес тяжко вздохнул. Как бы не пришлось ставить крест на главном — ради чего, собственно, фаустянин, не имевший гена аннигиляции, и был привезен на Эсеф. Да, недаром в средневековье Земли коллеги Элинора рьяно сжигали книги на кострах! Этих ребят тоже можно понять...
Дипломат уже хотел отключить трансляцию и плюнуть (пусть идет себе, как идет, в следующий раз использовать идиотку не буду, найдем кого поумнее!), как вдруг понял, что жена тоже не промах и решила одним ходом слопать сразу две шашки "противника".
Заявив, что намерена отправиться на пляж, Сэндэл сухим тоном приказала своему новому охраннику сопровождать ее. Элинор с готовностью склонил голову.
По дороге они почти не разговаривали. Фаустянин прислушивался к щебету птиц в кронах деревьев и с легким нетерпением глядел вдаль, ожидая вскоре увидеть так поразившее его по прилете море Эсефа. Если он и посматривал на Сэндэл, то лишь через призму своих невысказанных дум. А та все чаще прикусывала губу и многообещающе прищуривала глаз.
— Давай, детка, давай! — пробормотал Антарес так, будто наблюдал не за какой-то банальной парочкой, а болел за любимую команду на трансляции всегалактического футбольного матча.
Прежний (и нужный!) интерес в Элиноре проснулся вновь, когда на пустынном пляже Сэндэл сбросила платье и осталась чуть ли не в костюме прародительницы человеческого рода. Потому как назвать купальником те тряпочки, что слегка прикрывали соски ее аппетитной груди и треугольничек темных волос внизу лобка, было невозможно. Трелистник, на картинах Эпохи Возрождения прячущий причинные места канонизованных перволюдей, в данном случае можно было бы причислить к рангу "целомудреннейшей из одежд".
Ловко сорвав заколку, Сэндэл разметала по спине свои сотню раз перекрашенные, но по-прежнему густые и блестящие (чего не сделают парикмахеры за хорошие деньги?) волосы.
— Пойдем? — спросила она Элинора.
Тот смутился, покачал головой и поспешно сел на краешек шезлонга. Уговаривать мальчишку Сэндэл не стала. Он проводил ее взглядом.
— Ну давай уже, детка, не томи! — почти стонал Максимилиан, потирая руки.
И вот, нырнув, Сэндэл задержалась под водой подольше. Антарес заметил, что парень тут же сделал стойку, будто хороший гончий пес. Ай, молодец! Оба молодцы! И суфлировать не надо, на импровизации выехали!
Голова жены показалась на поверхности. Раздался крик:
— Эл! — (она уже на второй день знакомства стала называть фаустянина Элом.) — Эл! На помощь!
И Сэндэл снова нырнула. Ну, плавает-то она как рыба, хотя сыграно довольно талантливо. Испуг ей удалось сымитировать даже на более тонком уровне.
Элинор не размышлял ни мгновения. Притом зная (как знал и Антарес), что не умеет плавать. Сбросив туфли, он кинулся в воду. На чем он выплыл — на инстинкте, на рефлексе, на страхе — неважно. Однако он смог не только добраться до пускающей пузыри хозяйки, но и выволочь ее на берег.
— Боже мой! — рыдала она, ухватившись за щиколотку, и вдохновенно врала. — Я за что-то зацепилась, Эл! Я повредила ногу! О господи, как больно! А-а-а! Боже мой!
— Сэндэл! Сэндэл! — уговаривал фаустянин, пытаясь остановить ее возню на песке. — Позвольте мне посмотреть вашу ногу.
— Ты что — врач? А-а-а! — и она опять повалилась в обнимку со своей ногой.
На его лице проступили жалость и сострадание. Ага! Ага! Дорогая, ты в дамках! Умница, он уже твой! Только по-настоящему влюбленный может так сочувствовать объекту своей любви.
Хм... И только потенциальный врач может с таким хладнокровием стараться облегчить муки пациента...
— Вы только растянули ее, Сэндэл, — ощупав ее щиколотку, сказал юноша. — Мне кажется, там нет перелома. Но вы порезали ступню, — он протянул руку и показал кровь на пальцах. — Сейчас.
Элинор выхватил из кармана носовой платок, отжал его и приложил к порезу. Сэндэл изумленно наблюдала за его действиями.
— Это ты в книге вычитал? — тихо спросила она, кося глазом в сторону "мухи"-"Видеоайза", которая, как ей было известно, притаилась на стволе ближайшего дерева.
И не надейся, дорогая! При желании я могу включить программу, распознающую слова по губам. Но тут она не требуется, вас слышно великолепно, как на сцене. Лицедействуйте, друзья мои, лицедействуйте!