— И постарайся не халтурить, — напоследок посоветовал ему Калиостро.
Первые удары им нанести не удалось, потому что оба они улетели и влипли в стену, даже не успев толком коснуться пленника. Но "Демоница" не дремала и снова применила псионическую пытку. Калиостро зашатался от неимоверной боли, а потом все померкло...
* * *
Клеомед, город Эйнзрог, дом биохимика Палладаса, конец июля 1002 года
— Куда ты, Алан? — встрепенулась ассистентка Леана, заметив, что шеф, только что связывавшийся с кем-то по ретранслятору в кабинете, собирается уезжать.
Палладас и сам еще не совсем четко представлял себе свои будущие действия. Да, связаться с полковником... этим, как его? Лео? Клео? Иллеоклео Вер... нет, не выговоришь... Затем... что затем? Все зацикливается на этом Иллеоклео: он непосредственный куратор проекта, над которым Палладас работает здесь уже без малого два года. Алану, съевшему собаку на разных темных делишках и общении со всевозможными темными людишками, полковник показался честным малым. Хотя он и не был в состоянии полностью выговорить регалии и имя куратора, уважение к Иллеоклео он испытывал немалое и знал, что сейчас единственная возможность спасти зятя и Буш-Яновскую — это серьезно поговорить с полковником эйнзроговского СО. Возможность зыбкая, но не полностью иллюзорная.
— Я скоро, не скучай, детка! — Алан послал мулаточке-колумбянке воздушный поцелуй.
— Алан! Стой! Я сказала, стой!
— Что? — удивился он.
— Ты никуда не поедешь!
— Леана, малышка, а ты, часом, не надышалась ли каким-нибудь веселящим газом, пока мыла пробирки, а?
Ассистентка решительно двинулась к двери:
— Ты остаешься на месте! — прорычала она и заправским жестом извлекла из-за спины плазменник. — Сидеть!
Палладас медленно, с приподнятыми руками, сел на стул.
— Ну, хорошо, сижу.
— Теперь заткнись, я думать буду.
Алан отвернулся и, скорчив мину, процедил в сторону: "Интересно, чем?"
Леана металась по комнате туда-сюда, иногда швыряя в шефа тяжелые взгляды. Ничего положительного это не сулило. Палладас догадался, что в итоге из-за своего скудоумия она может прийти к мысли застрелить его. Потому что, скорее всего, Леана — шпионка из Управления, обученная убивать, но мало что смыслящая в биохимии. Ее подсунули ему, как приманку, а он заглотил крючок, облизнулся, да еще и приблизил ее к себе...
— Слушай, детка. А давай ты положишь на полочку свою пушечку и перестанешь нервничать, а мы поговорим, — с вопросительной интонацией посоветовал Алан. — Мне кажется, что делать две операции одновременно тебе не стоит...
— Я же сказала — заткнись! Заткнись! — колумбянка почти визжала и в ярости бросилась на него.
Палладас оказался чуть ловчее, а Леана не рассчитала сил. Некоторое время они боролись с шефом на полу, затем выстрелил плазменник (и тут же перешел в руки биохимика), Алан же вскочил под истошный вопль девицы. Ассистентка кричала так, словно ее резали по живому, и каталась на стене, ухватившись за левую ногу. Только тут до Палладаса долетел запах паленого мяса и горевшей ткани.
— О, черт! — Алан недоуменно взглянул на ствол плазменника, однако спохватился и снова взял Леану на прицел: девка могла прикидываться.
Однако дымящаяся в полу под мулаткой круглая дырка от входа луча и ее расположение доказывали, что бедро Леаны было прожжено насквозь и что девушка не симулировала. Палладас невольно поморщился, представив на мгновение ту боль, что она испытывала сейчас.
— Лежи. Ты сама нарвалась!
Он побежал в свой кабинет, перебрал несколько флаконов на полке с анестетиками, наполнил инъектор наиболее быстро действующим препаратом и, вернувшись, впрыснул раненой ассистентке наркоз.
— Поспи, мне пока некогда заниматься тобой. Ты уж извини, — глядя в ее заволакивающиеся туманом глаза, проговорил Алан, а после ее отключки поднялся с корточек.
Часы неумолимо звали его на помощь Дику и Полине, но бросить раненную ассистентку биохимик тоже не мог. Хоть Леана и дура, но умри она от болевого шока, когда проснется, он себе этого не простит. Даже если курок во время борьбы спущен был не им. А если им, то умрет и он — распылится к чертовой бабушке на миллиарды молекул, и все.
Кое-как, в меру своих умений и познаний в области медицины обработав ожоги на ноге спящей, Палладас забинтовал ее, словно египетскую мумию: сначала — раны, потом — всю ее. На всякий случай, чтобы не сбежала, если очухается и найдет в себе силы. Словом, большую часть бинтов он использовал как веревку.
Алана лихорадило. Он чувствовал, что теряет из-за нее драгоценное время. Живы ли там ребята?
Биохимик снова вызвал Ламбера Перье:
— Ламбер... Тут... тут произошла накладка. Вот, — он перевел камеру на связанную ассистентку.
— Во имя всего... кто это?! — изумился Ламбер, которому тоже пришло сравнение с мумией.
— Э-э-э...то моя лаборантка. Она, видите ли, ранена. Случайно. Вы могли бы ею заняться, пока я...
— Да. Я сейчас подъеду.
— Что нового у ребят? Они еще в Эйнзроге?
— Да. Центральный корпус Управления, скорее всего, в КРО. Точнее сказать не могу. Поспешите, господин Палладас!
— Я не буду запирать квартиру.
— Хорошо.
Алан не помнил, как спустился во двор, как запрыгнул в машину, как связался с полковником СО по экстренному каналу, как назначил встречу.
Он обнаружил себя сидящим в кабинете Иллеоклео, когда с момента их разговора минуло около сорока минут...
* * *
Клеомед, город Эйнзрог, кабинет полковника местного СО, конец июля 1002 года
Полковник был чуть моложе самого Палладаса, с благородной проседью и аристократичной посадкой головы. Поговаривали, будто он в свое время проштрафился перед старухой Лорой Лаунгвальд, и она отправила его в ссылку на эту загаженную планетку. Но, как и подобает гордецу и интеллигенту, Иллеоклео с достоинством принял свою судьбу, а когда Лаунгвальд сместили, не пожелал возвращаться в общество трусов, подхалимов и карьеристов, которые в свое время попустительствовали действиям предательницы Содружества. Впрочем, его отказ был связан еще и с тем, что в эйнзроговском ВПРУ он познакомился с дамой из своего отдела, лейтенантом, и они благополучно поженились; кроме того, здесь он обрел друзей, здесь его ценили. Словом, на Клеомеде нравы были проще, интриг среди управленцев (по крайней мере, до последнего времени) — меньше, а отношения — искреннее.
— Что случилось, господин Палладас? — тревожно спросил полковник: на Алана достаточно было только взглянуть, чтобы вообразить катастрофу вселенских масштабов, а в досье на него значилось, что биохимик отличается невозмутимостью и не слишком склонен к стрессам, потому как всецело поглощен своей работой. В этом Иллеоклео успел убедиться и во время нескольких непродолжительных встреч, случавшихся по поводу обсуждений проекта. И вот перед полковником как будто посадили другого человека.
— Прежде чем объясняться, полковник, я мог бы получить некоторые гаранты вашего ко мне доверия? — переведя дух, уточнил Алан.
— Разумеется! Я как куратор обязан давать вам характеристики перед вышестоящим начальством, и до сих пор, признаюсь, вы заслуживали наивысшей оценки ваших качеств, — несколько витиевато, но ни разу не запнувшись, проговорил управленец.
— Должен сказать, в местном ВПРУ случилось предательство.
Иллеоклео нахмурился. Помолчав, он выдал:
— Это очень ответственное заявление, господин Палладас. Имеются ли у вас доказательства?
— О, да. Видите ли, я направлен работать в нашем с вами проекте проверенными людьми московского... земного ВПРУ. То есть теми, то заинтересован не в шкурной стороне дела, а во благе всего Галактического Содружества, как бы громко это ни звучало...
Алан пристально и оценивающе поглядел в лицо собеседника. Глаза полковника потеплели. Палладас похвалил себя за дипломатичность, ведь ему удалось зацепить главную струнку души патриота-Иллеоклео. Для того фраза о благе Содружества действительно никогда не звучала пафосно: он именно так и жил и бесконечно уважал людей, которые исповедовали его кредо.
— Продолжайте. Вы не хотите чего-нибудь выпить, господин Палладас? Я заметил, что вы очень взволнованы...
— Нет, спасибо. Я продолжу, — Алан безнадежно махнул рукой, мол, выпивкой делу не помочь. — Вы не хуже меня осведомлены о том, как обстоит атомиевая проблема на Клеомеде и сколько вертится вокруг дельцов и игроков-политиков, желающих нагреть руки на получении нового топлива...
Иллеоклео кивнул.
— В частности, в одной из интриг замешана с одной стороны — небезызвестная Эмма Даун-Лаугнвальд, — (Палладас нарочно назвал ее двойной фамилией, рассчитывая хотя бы на подсознательном уровне воздействовать на благородного полковника, некогда пострадавшего из-за незаслуженной опалы Эмминой сестры; но по крайней мере внешне управленец остался невозмутим, он словно даже пропустил это имя мимо ушей.) — а вот с другой — властьпридержащие Клеомеда, в том числе — силовые структуры. То есть инфекция проникла и в Управление. И давно.
— Я тоже буду откровенен. Никогда не отличался самодурством и прекрасно понимаю, что далеко не все мои коллеги, в том числе подчиненные, улыбаясь мне, испытывают симпатию. Отдаю себе отчет, что среди них могут иметься предатели. Но у меня нет доказательств. Я даже лично для себя не могу показать на кого-то и внутренне произнести: "Вот это изменник, видишь, Пауль Иллеоклео? Вот это изменник, хотя у тебя нет вещественных улик, чтобы обвинить его!" Не могу, господин Палладас. У меня под носом ведутся какие-то тайные игры, я чувствую это интуитивно, но мои коллеги, как вы сами понимаете, люди весьма неглупые и очень осторожные. Вы готовы назвать имена и представить доказательства? Если нет — давайте на этом и закончим. Готовы?
Палладас встал, перевел дух, сосчитал про себя до пяти.
— Я могу назвать людей, которые назовут вам имена и представят доказательства.
— Кто же они?
— Фергюссоны, Арч и Матильда.
— Фергюссоны... Фергюссоны... — полковник потянулся было за линзой, чтобы просмотреть их личные дела у себя на компе, но Алан слегка коснулся его локтя, останавливая.
— Уважаемый полковник, это бессмысленно.
— Почему? — недоуменно развел руками Иллеоклео.
— Потому что это совсем не те люди, за которых они себя выдавали. Короче говоря, я не в курсе всех тонкостей, мне выдали только ту часть сведений, которую я должен был знать для выполнения своей миссии и то лишь потому, что мне удобнее связаться с вами, нежели тем, кто в курсе большего. Как говорится, никогда не клади все яйца в одну корзину.
— Тогда кто эти Фергюссоны?
— Офицеры земных спецотделов.
— И как им удалось оказаться здесь незамеченными и даже втереться в доверие к неким изменникам?
— Это очень долго объяснять. Я сделаю это позже, если хотите. Могу даже предоставить формулы и некоторые документы, связанные с моими разработками того вещества, которое позволило офицерам с Земли "мимикрировать" под ваших настоящих сотрудников. Между прочим, честных людей, согласившихся сотрудничать и оставшихся на время операции жить в Москве. Вместо них сюда прибыли другие люди в их обличье. И сейчас эти люди схвачены вашей контрразведкой и находятся где-то здесь.
— Вы не курите? — вымученно, загробным голосом пробормотал Иллеоклео.
— Нет.
— Я же тоже бросил, но... — он заглянул в ящик стола и поморщился. — Но как? Как их раскусили? На Земле ведь готовят элитных управленцев! Как они провалили такое задание?!
— Вот мы и пришли к тому, что среди ваших коллег есть предатели, и они сейчас выбивают сведения из землян.
— Но если никто из моих коллег не был посвящен в эту операцию...
— Я и не говорю, что они были посвящены. Иначе Фергюссонов повязали бы сразу после прилета или при первом появлении в этом здании. Их оповестили гораздо позже. Сегодня. Сегодня все и случилось.
Полковник сжал ладонями и энергично растер виски. Ему стало почти дурно. Самое ужасное, что он не знал, с какой стороны начать распутывать этот клубок и как отыскать лжеФергюссонов, ведь и надземная часть ВПРУ не мала, а уж говорить о подземной, где классически располагались отделы РО и КРО, и подавно не приходилось. Каким магнитом искать эти две иголки в гигантском стоге сена, именуемом лабиринтами контрразведчиков?
Покрасневшими глазами взглянул он на Палладаса. Биохимик напряженно следил за ним.
— Мне нужно хоть что-то, что укажет путь, господин Палладас. Иначе я бессилен.
— Я записал на свою линзу то, что мне сбросил по видеосвязи посредник. Может быть, вы сможете опознать здесь кого-нибудь из своих подчиненных...
Иллеоклео выхватил линзу у него из рук и погрузился в созерцание.
— Так, это уже лучше. Сейчас идентифицируем... Хорошо, что осталась запись... Плоховата, но сойдет как вещественное. Там по цепочке можно раскрутить...
Алану подумалось, что если бы оказалось нельзя, то в ближайшее же время к орбите Клеомеда подошли боевые корабли-ракетоносцы с Земли, и тут бы такое веселье последовало, что чертям на Блуждающих тошно стало... Генерал Калиостро обид не прощает, а если еще учесть, что Президент Содружества — ее ближайший друг, то такая перспектива конца света на Клеомеде была бы не совсем уж фантастической. Ведь эту планетку до сих пор терпели только из-за соблюдения законов Конвенции, в случае же его нарушения со стороны клеомедян все могло решиться не в ее пользу. Клеомед просто смели бы с лица Галактики.
И тут Палладаса осенило страшной догадкой: если об операции знал только ограниченный круг людей на Земле, значит, в этот круг тоже просочились шпионы. И, возможно, по тому же принципу, что и Калиостро с Буш-Яновской — сюда? Но как? Ведь контейнер с эликсиром полностью уничтожили... или не полностью?.. или не уничтожили? Будь оно все трижды счастливо! Нет, пора уходить от мира. На Фауст! В монастырь!
* * *
Клеомед, город Эйнзрог, следующий после ареста день
Полина лежала на койке в своей камере и глядела в серый потолок. Если ей переломали все пальцы, почти вывернули руки и отбили ребра, то что они могли сделать с Диком? Она боялась думать о том, что его, возможно, уже нет в живых. Ведь вряд ли Калиостро согласился бы выдать хоть какие-то сведения. По крайней мере, изувечен он сейчас до крайности, и если ему не окажут медицинскую помощь — а ее никто здесь не окажет, — он погибнет.
Буш-Яновская старалась не выходить из состояния, когда все душевные силы направлены на угнетение боли. В сознании она была лишь благодаря этому.
Их убьют. Они очень много видели на собраниях "сектантов", они знали пофамильно тех, кто вел двойную игру. Удивительно, что их не убили сразу. Вероятно, они были еще нужны для какого-то дела. Или какие-то сведения от них... Или еще что-то, о чем Полина не догадывалась.
Буш-Яновская перевела взгляд на небрежно перемотанные тряпками запястья. Кровоподтеки шли до самых плеч, а плечи и грудь были вообще одним сплошным кровоподтеком, под которым нещадной болью разрывало перерастянутые во время пыток мышцы. Когда двое громил выворачивают тебе руки, так вот запросто поднимая в воздух за скованные наручниками кисти, словно ты и не весишь ничего, трудно не потерять сознание. В свой облик Полина вернулась после первого же обморока.
