Глава 10. Конец нескончаемой истории.
"Всё что не кончено, возвращается на круги своя".
Козьма Прутков. Из ненаписанного.
Хозяева изумрудов.
По витавшему в комнате напряжению, физически можно было ощущать проскакивающие меж собравшихся невидимые электрические разряды. Невидимые, не значит не ощутимые. По крайней мере для одного из них, для Сидора, как раз ничего не казалось, он эти заряды атмосферного электричества буквально шкурой ощущал, словно шкуру его покалывали остренькие кошачьи коготки.
Однако, вопросы касаемые атмосферного электричества никак не относились к предмету нынешнего обсуждения, поэтому Сидор старательно давил отвлекавшие досужие мысли. Для него главным сейчас был н единственный вопрос — кто будет владельцем изумрудной шахты. Они с Димоном, или...?
Судя же по лицам собравшихся, не всем из присутствующих здесь нравился как бы заранее подразумевавшийся ответ на него. Что наводило на серьёзное беспокойство по итогам будущего голосования. Как ни крути, а интересы у всех были разные, слишком разные.
— "Итак, что имеем?" — Сидор в очередной раз мысленно взялся за перебор возможных вариантов.
Не считая его с Димоном, никогда близко не сходившихся ни с кем из здесь присутствующих, перед ним было четыре различных по преследуемым целям групп бывших товарищей. Теперь уже действительно бывших, а кое-кто и откровенно враждебных друг к другу. Вот уж воистину, жить захочешь — и не от такого богатства откажешься.
Только вот богатства ли, в чём тоже ещё следовало бы разобраться. Хотя, разбирайся не разбирайся, а свой ход он сделал, теперь следовало ждать результата.
— "Итак, первая группа, — Сидор постарался сосредоточиться на важном сейчас, не растекаясь мыслью по древу. — Первая группа всего лишь двое: Виталик да наш незабвенный атаман Бугуруслан, так до конца ещё и не оправившийся после ранения. М-да, загнанная в угол крыса крайне опасна. Вот и наш крысюк как бы сюрприз какой не выкинул напоследок. Может. Этот — может".
Сложившееся вокруг изумрудной шахты положение просто бесило Сидора, но ничего поменять он пока не мог. он был заложник обстоятельств. Ему нужен был полный контроль над шахтой и над всей добычей оттуда. Приходилось изворачиваться самым непотребным образом, выкупая как бы "свою" собственность. Вот уж раз накосячив, приходится потом долго и с большими потерями исправлять собственные же ошибки.
Хорошо уже то, что последнее время у него хоть что-то получаться стало, без явных видимых косяков.
— "И вообще, надо позитивно мыслить. Тогда свои же провалы не столь катастрофичны кажутся", — приободрил он сам себя, мысленно сплюнув на удачу и скрестив за спиной пальцы.
Лежащий на койке у окна атаман неудержимо чем-то притягивал взгляд. Чем — непонятно. Хотя, всё ж, главное здесь действующее лицо. Пока, по крайней мере, пока не передал ему все права на шахту.
— "Да-а, такой человек в тени не останется. Харизма, как ни крути".
Атаман лежал на больничной койке у стены справа от окна, и напряжённым хмурым взглядом внимательно отслеживал поведение бывших своих товарищей. Периодически встречаясь с Сидором глазами, заметно хмурился, с неудовольствием отводя глаза.
Сорок шесть и четыре десятых процента, вспомнил Сидор долю группы атамана в руднике — тринадцать паёв, наибольшее число из всех. Контрольный пакет, дававший им право при возникновении любых спорных вопросов принимать любое выгодное им с Виталиком решение, навязывая свою волю большинству. Чем всегда беззастенчиво оба и пользовались, сведя мнение остальных членов отряда к исчезающе малому значению, что в конечном итоге и привело к расколу ранее крепко сплочённой команды.
Распределение паёв внутри этой группы было никому неизвестно, что по большому счёту никого и интересовало. эти двое всегда по всем вопросам выступали единым фронтом и для всех именно это и было определяющим.
Вторая группа — восемь "верных", как их все пока ещё называли. Группа, во всём и всегда стоявшая на стороне атамана, не зависимо от того чтобы тот ни предлагал. Четыре пая в равных долях — четырнадцать и три десятых процента коллективной собственности.
В сумме с атаманом составляет шестьдесят и семь десятых процента, что позволяло атаману всегда настаивать на принятом лично уже им единоличном решении.
И было, было у Сидора серьёзное подозрение, что не просто так эти восемь атаманцев были верные, если не вообще эти проценты полностью не принадлежат самому атаману, а этой группе переданы как бы во временное пользование, для сокрытия слишком уж вызывающе бросающегося в глаза превосходства в процентах лично атамана, что не могло не навевать серьёзных подозрений в истоках их происхождения.
Третья группа — четверо недавно выкупленных Сидором из рабства бывших бугуруслановцев. Признаться, случайно выкупленных, совершенно без участия со стороны атамана. Что было странно. Казалось бы его это люди и тот должен был о них позаботиться. Ан, нет.
Оттого, наверное ныне эта четвёрка так откровенно злобно и посматривала в сторону бывшего своего лидера. За этой группой числилось шесть паёв в равных долях на четверых, или — двадцать один и четыре десятых процента собственности.
Четвёртая — самая непонятная и мутная на взгляд Сидора группа. Никак ранее не приичастные к этому делу люди в какой-то неопределённый момент стали вдруг пайщиками — Кузнец Рим Халаимов и взрывник Марат Баев, представлявших самих себя и других двух пайщиков, отсутствующих здесь на данный момент — Дормидонта и Рима Хабибулина, того самого небезызвестного Травника, необъяснимым образом всегда как-то оказывавшегося в центре очередной заварушки. Вот и здесь он поучаствовал, хотя вроде как и не должен был бы. Как и предыдущая группа, четыре пая, по одному паю на каждого участника — также четырнадцать и три десятых процента собственности.
И, наконец, последняя, пятая группа — в данный момент покупатели шахты, Сидор с Димоном, те, кому данная шахта изначально должна была бы принадлежать, но по собственной нерадивости потерявшие на неё права. И теперь в силу сложившихся обстоятельств вынужденные выкупать её.
Ныне с невозмутимым видом оба сидящие на табуретках у окна, слева от входной двери, владельцы одного жалкого пая на двоих. А если уж совсем точно — владельцы в равных долях одного пая на всю их компанию, включая сюда и профессора, и Машку, и Корнея, и всех, всех, всех, чьими представителями они оба сейчас фактически и являлись — жалкие три и шесть десятых процента на всю их многочисленную компанию.
Больший серпентарий трудно вообразить.
Сидор остановил задумчивый взгляд на Марате.
— Признаться, озадачен, видя тебя здесь. Не знал что ты пайщик, — тихо проговорил он.
— Признаться, до недавнего времени я тоже этого не знал, — чуть заметно склонившись в его сторону прошептал Марат. — Досталось по выморочному наследству. Братишка троюродный подсуропил своей гибелью. Был в банде Бугуруслана, погиб в конце весны, — кивнул он недобрый взгляд в сторону атамана, внимательно прислушивавшегося к всеобщему тихому перешёптыванию в комнате. — Пай — одна доля. Вторая доля — Дормидонта. Есть на то его письменное подтверждение, как и от Травника.
— А?
— У Дормидонта тоже недавнее выморочное наследство, — перебил незаданный вопрос Марат. — Когда я собирался в эти края, он на всякий случай подсуетился с передачей мне права на голос. Вишь, пригодилось.
— Вижу все собрались, давайте начинать, — перебил тихий говорок в комнате глухой голос Бугуруслана.
Немного повозившись поудобнее устраиваясь на кровати, атаман слабым голосом продолжил:
— Как инициатор сегодняшнего собрания и как владелец наибольшего числа паёв вести собрание буду я. Надеюсь, никто не возражает? — обвёл он собравшихся внимательным настороженным взглядом. Зацепившись взглядом за Марата, глядевшего на него в упор злыми прищуренными глазами, едва заметно поморщился.
— Раз возражений нет, продолжим, — отвёл он взгляд. — Повестка дня следующая: продажа нашего рудника с изумрудами единственному на сегодняшний день покупателю Сидору Матвеичу Вехтору, барону который. Точнее, его компании, которую он представляет здесь, как и небезызвестный нам всем Димон.
Атаман невольно ухмыльнулся каким-то своим мыслям, но наткнувшись на напряжённые злые взгляды собравшихся, мигом перестроился. Всё же он был хорошим психологом, раз не смотря на все произошедшие за последние пару лет с его отрядом несчастья до сих пор оставался атаманом, и лидерства его никто не оспаривал.
— Повторю ещё раз, для большей ясности и чтобы не было вопросов потом. Поскольку все наши попытки в течение двух лет продать хоть какую-то часть добычи с рудника закончились фактически полным уничтожением большей части нашего отряда, сегодня на повестке дня единственный вопрос — вопрос нашего физического выживания. Для чего требуется немедленная продажа рудника с широким оповещением всех заинтересованных лиц данным свершившимся фактом, чтобы лично нас наконец-то оставили в покое.
— Правильно? — повернулся он в сторону Сидора.
Дождавшись молчаливого согласного кивка, продолжил.
— После чего покупатель в лице нашего дорогого барона берётся за максимально короткое время реализовать всю или по крайней мере большую часть добычи рудника за всё прошедшее время. Комиссионные его составляют треть от продажной цены.
— Заранее согласен со всеми прозвучавшими ранее упрёками что много, но, — замялся он, — так уж договорились. На меньшее барон был не согласен.
— А если кому всё это не нравится? Да и процент комиссионных великоват. Не жирно ли барону будет ни хрена не делавши то, да огрести такие деньжищи?
— Все несогласные в степь, на персональный разговор к нашим преследователям, — жёстко отрезал атаман. — Там желающих добраться до нас в очередь стоят. С ними можно и поспорить о проценте. И, если мне не изменяет память, кое-кто из нас лично успел уже это прочувствовать на собственной шкуре. Тебе конкретно говорю Гнат. Как соберёшься, не забудь напоследок завещание написать, кому доля твоя достанется. А не то мы, уж не обессудь тогда, сами наследство твоё поделим, по-свойски.
Подождав несколько долгих мгновений, и не дождавшись из противоположного угла комнаты отклика на свой злой выпад, с хищным злым выражением на лице Бугуруслан продолжил:
— Нравится это кому-то, не нравится, но на сегодняшний день у нас единственный покупатель нашего проклятущего рудника, и это не ты Гнат, а Сидор Матвеич Вехтор. И других у нас нет. И вы все прекрасно понимаете что и не будет.
— Можно подумать завтра не будет, другого, получше, — перебил его тот же сиплый голос всё из того же угла. — Надо немного подождать. Время идёт, обстоятельства меняются.
— Гнат, заткнись, — поморщился атаман. — Зачем начинать всё по новой? Десятки раз всё обговорено, обо всём договорились, и ты сам признавал необходимость продажи.
— Что опять изменилось?
Не дождавшись ответа от снова замолчавшего угла, раздражённый атаман продолжил.
— Признаться, мне сейчас тяжело даже просто разговаривать, а не то что пререкаться тут с тобой. Так что, давай обойдёмся без твоих тупых замечаний. Обо всём же уже договорились.
— Надо отложить продажу, — раздался всё тот же недовольный голос.
— Да ты достал, — вскинулся атаман. — Заткнись или выйди на середину и скажи нам всем в глаза чего ты хочешь.
— Меня и отсюда всем прекрасно слышно, — жёстко отрезал всё тот же голос. — А если у кого-то в ушах серные пробки, могу ещё раз повторить. Надо отложить продажу. Камни барон пусть реализовывает, чёрт с ним, раз такой жлоб и ему обычной десятины за услуги мало. А шахту ему не отдавать. Подождём, глядишь, чего и изменится.
— Скорее рак на горе свиснет чем у нас что-то изменится, — решительно качнул головой атаман. — Нет, откладывать не будем. Вопрос назрел и его надо решать здесь и сейчас. К тому же барон продажу наших камней увязывает с продажей ему шахты. Одно тянет за собой другое и иначе никак. Это его условие.
— Так что давайте голосовать и как большинство решит, так и будет.
— То есть как решишь лично ты, так и будет, — перебил его всё тот же злой голос Гната.
— Нет не так! — взорвался взбешённый атаман. — Именно сейчас, пока мы здесь все в сборе, что вообще можно признать чуть ли не за чудо, мы вправе...
— Не все, — перебил его всё тот же голос, зацепившись за последние слова атамана. — Дормидонта нет, Травника нет....
— За Дормидонта Марат, имеющий собственноручно написанное Дормидонтом разрешение на представительство своих интересов перед нами. А за Травника у нас будет Кузнец Рим, имеющий все необходимые для того расписки. Обычная практика, — издевательски ухмыльнулся атаман окончательно хороня протест несогласных.
— Так что не откладываем. Иначе следующее собрание собирать будет уже не из кого, — вдруг как-то устало и обречённо проговорил атаман. — Время идёт, нашедшие рудник люди гибнут один за другим, и никто никаких доходов с него не имеет.
Ничего кроме смертей эта шахта нам не принесла, поэтому моё мнение — надо от неё решительно избавляться. И к тому сейчас имеется как бы не единственная возможность.
Надо честно признаться, сами камни мы не продадим, потому как наши покупатели если чем и готовы платить так исключительно сталью и нашей кровью.
А деньги нам всем нужны. И желательно чтобы это было ещё при нашей жизни, а не при жизни наших потомков, как некоторые тут хочут.
Меня, как держателя основной части собственности рудника подобное положение категорически не устраивает. Поэтому я считаю, что рудник надо продавать. И настаиваю на продаже.
Кто за продажу поднимите руки.
Замолчав, атаман обвёл собравшихся внимательным оценивающим взглядом. Увидев все руки, кроме одного поднятыми, удовлетворённо хмыкнул.
— Продано!
А ты, Гнат верен себе, ты против. Ну и хрен с тобой, — ухмыльнулся он. — Мнение твоё теперь уже совсем ничего не значит.
Остаётся решить в какой форме нам выплачены будут наши деньги и вопрос с рудником будет окончательно закрыт.
— Как видите, разговор у нас тут идёт откровенный без утайки, — продолжал атаман. — Никто никого обманывать или утаивать какие-либо трудности не собирается. Это честный разговор меж своих.
Сидор поморщился, вот уж атамана, да и большинство из присутствующих здесь членов его банды, пусть и бывших, своими он никак не считал. Впрочем, как и те его с Димоном, то ж не рвались в друганы́.
Остаётся окончательно уточнить вопрос цены, чтоб более к тому не возвращаться.
Цену на сегодняшний день вы все знаете. До всех она была доведена — один пай равен ста тысячам в золотых монетах имперского банка или равен ста десятинам кедровника.
— А если ещё раз и поподробнее? — поинтересовался чей-то голос.
— На сегодняшний день мы имеем двадцать восемь паёв стоимостью два миллиона восемьсот тысяч золотых. Или, равными этой сумме две тысячи восемьсот десятин молодого кедровника. Плюс к тому пять лет ухода со стороны продавца за молодыми посадками.
