Таков был этот человек — аристократ и патриот Японии, умнейший человек, один из очень немногих, имевших значительное влияние на императора Хирохито. Интересный факт: в мире 'Рассвета', когда маркиз находился в заключении, осужденный Токийским трибуналом, он продолжал давать советы микадо — конечно, через третьих лиц. В мире 'Рассвета' именно он сыграл значительную роль в отставке кабинета Тодзио в 1944, после поражения в битве при Марианских островах — и, именно он, сыграл очень большую роль в том, что японское руководство предпочло капитуляцию стратегии 'битвы до конца'.
Если бы СССР удалось договориться с маркизом, он был бы крайне полезен в качестве переговорщика, выстраивающего систему отношений между Советским Союзом и японскими кланами, готовыми признать доминирование СССР.
Эта парочка, принц и маркиз, стала признанными руководителями группировки 'молодых аристократов', заявившей о себе в 20-е годы.
Эта группировка, будучи изначально наследниками группировки японских атлантистов, руководимых принцем Сайондзи, постепенно эволюционировала к позиции сторонников автократических реформ. Понимая ограниченность возможностей самой Японии, они, в большинстве своем, с интересом относились к идеям генерала фон Хаусхофера о евразийском союзе Германии, России/СССР и Японии, нацеленном на совместном доминировании в Евразии, в противовес англосаксонским державам.
— Это было в мире 'Рассвета' — подумал Сталин — там Кидо немало поспособствовал получению Коноэ одобрения императора на посылку его специальным послом ко мне. Здесь, когда мы находимся в шаге от того, чтобы частично реализовать идеи Хаусхофера о советско-германском союзе — правда, в немного ином соотношении сил в этом союзе — возможно, вскоре мы сможем начать готовить почву и для советско-германско-японского союза. Хаусхофер будет незаменим в этом деле — но, и без Кидо тут будет не обойтись.
-И, наконец, самая интересная для СССР фигура среди японской элиты — адмирал Мицумаса Енаи. Профессиональный разведчик, глубокий знаток России, сумевший найти общий язык с русскими военными во время его пребывания в Петрограде, в 1915-17 годах, что было совсем непростым делом. Сталин мог оценить значение того, что сумел сделать Енаи — если идея союза с Германией была весьма популярна среди русского офицерского корпуса, и, ввиду отсутствия мало-мальски серьезного пересечения интересов двух континентальных Империй, и, ввиду близости военных культур России и Германии; то, к Японии русское офицерство, даже после проигранной войны, относилось с изрядной иронией, отлично понимая, что война была проиграна, в первую очередь, из-за серии грубейших ошибок военно-политического руководства, а, вовсе не потому, что японцы были непреодолимо сильны. В этих условиях, суметь заинтересовать серьезных людей в военном ведомстве и Генеральном Штабе Российской Империи, идеей русско-японского союза против Англии и США было сродни подвигу.
Но этим достижения адмирала далеко не исчерпывались. В 20-е — 30-е годы адмирал работал как проклятый, меняя штабные и строевые должности, занимаясь техникой и боевой подготовкой — чтобы подготовить Императорский Флот к будущей войне. Параллельно он неустанно работал по основной специальности, совмещая теневую дипломатию с созданием агентуры влияния.
Но и это было не все — адмирал проявил себя искусным стратегом, прекрасно знающим разницу между желаниями японской элиты и реальными возможностями Империи Восходящего Солнца. В середине 30-х годов он выступал за ограничение японской экспансии Китаем, объясняя всем, готовым его выслушать, что выбор северного и южного направлений экспансии закончатся для Японии войной с СССР, США и Великобританией — война же на два или три фронта неизбежно приведет Империю к катастрофе. И он не только так говорил — он делал все от него зависящее, в бытность премьер-министром, в 1940 году, чтобы ограничить экспансию на юге взятием под контроль оставшихся бесхозными колоний, Французского Индокитая и Голландской Ост-Индии; в этом случае, у Японии оставался шанс избежать большой войны.
Кроме этого, именно Енаи стоял за протаскиванием весной 1942 года через МИД Японии предложением посредничества в заключении сепаратного мира между СССР и Третьим Рейхом, сделанным Сталину — японский МИД в этой истории был не более, чем благопристойной ширмой, в действительности предложение исходило от высшего руководства Императорского Флота.
— Понятное дело, Енаи в этой истории преследовал интересы Японии — единственной возможностью избежать краха Империи после того, как Япония начала воевать на два фронта, с Китаем и союзниками, а Советский Союз сорвал блицкриг, было изменение стратегического баланса между 'Осью' и антигитлеровской коалицией — подумал Сталин — но, каков талант стратега, черт его побери! Суметь точно просчитать все, не имея полной информации о военно-промышленных и военных потенциалах сторон, суметь найти вариант раздела 'британского наследства', способный устроить и нас, и немцев, и самих японцев — это под силу считанным по пальцам одной руки специалистам в любой из великих держав.
В мире 'Рассвета' Енаи же добился согласия высшего руководства Флота на обе готовившиеся миссии Коноэ в Советский Союз.
Что еще можно добавить к портрету адмирала, кроме того, уже сказано — потомственный самурай из старого рода, безусловный патриот своей страны и человек чести, считавший своим долгом и выгораживать на Токийском процессе, случившимся в мире 'Рассвета', своих личных врагов, и, в последние годы жизни заниматься социальной реабилитацией офицеров флота, помогая людям, зачастую потерявшим все, найти свое место в новой жизни; и, кстати, человек, даже краешком не причастный к военным преступлениям.
— Нет, — подумал Сталин, вспомнив иные прочитанные им работы, статьи и книги, оказавшиеся на компьютерах членов экипажа 'Воронежа' — другом России Енаи не был — а, вот честным союзником, понимающим действительное положение дел, учитывающим наши интересы, готовым договариваться и добросовестно соблюдать заключенные соглашения, адмирал был готов стать в мире 'Рассвета' — и, есть мнение, товарищи, готов стать здесь. Конечно, к соглашению, наиболее полно учитывающему наши интересы, и его, и других вождей Сацума, надо будет вдумчиво, очень аккуратно, подводить. Но это возможно — в отличие от Тодзио, Койсо, других руководителей клана Тесю, являющихся своеобразными 'романтиками милитаризма', искренне считающими, что опираясь на военную силу, можно завоевать весь мир, адмирал Енаи — стопроцентный прагматик, патентованный реалист. Что же, мы, товарищи, тоже не Троцкий с ранним Бухариным, собиравшиеся устроить мировую революцию — мы, молчаливо признаем справедливым мнение Грамши, высказанное в мире 'Рассвета', о гегемонии; в смысле, что гегемония держится на силе и согласии. Сила у нас есть — сейчас надо будет ее толково применить в нужном месте, в нужное время; что же касается согласия, тут не надо изобретать велосипед — надо, так же, как и с немцами, испанцами, Папой предложить больше, чем смогут предложить англосаксы. Само собой, не в ущерб себе — но, и, не обирая партнера до нитки. Вообще, взаимная выгода, не одноразовая, а долгосрочная — лучший фундамент серьезного союза.
С Енаи Советскому Союзу и надо договариваться — это единственный возможный партнер в японской элите, с которым можно вести серьезные совместные дела.
Красный Император присел, отхлебнул остывшего чая, съел бутерброд с ветчиной.
— Сила у нас есть — продолжал размышлять он — вопрос в том, как подготовиться наилучшим образом — второго такого шанса у нас в ближайшие сто лет у нас не будет, так что упустить этот шанс мы не имеем права.
На суше, в Маньчжурии, Корее, Северном Китае мы точно справимся — справились в мире 'Рассвета', имея куда меньше времени на подготовку и худшие условия для подготовки — справимся и здесь. Это можно доверить Василевскому — он точно не подведет.
А вот на море и в воздухе возможны сбои — нет, можно не сомневаться в том, что Кузнецов и Лазарев, Новиков и Голованов сделают все, зависящее от них. Но хватит ли этого всего — неизвестно.. Надо смотреть правде в глаза — в отличие от американцев, у нас просто нет опыта операций такого масштаба, в таких условиях.
Значит, надо будет подыграть им — полноценную проверку умения Лазарева справляться с задачами такого масштаба придется отложить на будущее, сейчас Советский Союз не может позволить себе роскошь полностью проиграть Японию.
Первостепенный вопрос — ресурсы, выделенные на морскую и воздушную части операции. Лазареву понадобятся все корабли, которые только возможно будет ввести в строй и перебросить на Тихий океан; все транспорты, которые понадобятся для обеспечения десанта; все десантно-высадочные средства, которые смогут произвести немцы, помимо трофеев; и, последнее по счету, но не по значимости — все самолеты, по своим характеристикам удовлетворяющие требованиям тихоокеанского театра.
Следовательно, надо будет провести решение Ставки ВГК, предусматривающее выделение ресурсов на ТОФ вне всякой очереди — заодно, быстро станет ясно, насколько Лазарев может распоряжаться полномочиями такого уровня. Не исключено, что придется его снимать с этой операции — и поручать ее Кузнецову, или, крайний вариант, Головко.
Еще надо будет, чтобы аппарат Яковлева подготовил список серийных и перспективных, тех, которые можно будет быстро запустить в серию, немецких машин, пригодных для Тихоокеанского ТВД — и поставить соответствующие задачи нашей администрации. Параллельно надо будет сравнить этот список с тем, который составит Лазарев — и, с тем, который составил он сам, знакомясь с данными, имевшимися на 'Воронеже'. Кое-что будет ясно уже из сравнения этих списков..
Если он не ошибся, то сохранение производства До-217 и скорейшее развертывание массового производства Хе-277 будет очень большой помощью Лазареву в его переговорах с Головановым; одно дело, когда приходится делить 300-500 'Дорнье' и 300-400 очень ненадежных Хе-177, остро необходимых обоим — и, совсем другое, когда предстоит поделить где-то 900 'Дорнье' и 800-1000 Хе-277. Тут будут совсем другие возможности для достижения устраивающей обоих, моряка и летчика, договоренности.
И, очень интересно — сообразит Лазарев договориться с Новиковым о широкомасштабном применении Ме-262 или нет? Нет, конечно, в отличие от мира 'Рассвета', где всерьез ставился вопрос о принятии Ме-262 на вооружение ВВС СССР, тут такой необходимости нет — можно будет спокойно изучить трофейную технику, уяснив ее 'детские болезни', использовать потенциал послезнания, обойдя неудачные варианты, и, спокойно разработать и принять на вооружение самые удачные машины, соответствующие нынешнему уровню развития авиационной техники. Но, это совершенно не отменяет необходимости уже сейчас нарабатывать опыт боевого применения реактивных машин — благо, этот опыт можно будет наработать с минимальными потерями, практикуясь на японской авиации.
— Да — решил для себя Сталин — даже такая работа, с 'подстеленной соломкой', будет неплохой проверкой для Лазарева — если справится, можно будет поручать работу без подстраховки. Если не справится — что же, будет ясен предел его возможностей, что тоже неплохо.
Размышления генерала Тодзио.
11 мая 1944 года, Токио.
Генерал Тодзио, премьер-министр Империи, сидел в чайном домике, в своем саду — и в одиночестве пил чай.
Строго говоря, это не было обычным чаепитием самурая, отдыхом для души и тела — генерал продолжал работать, анализируя имеющуюся информацию, и, ища выходы из сложившейся ситуации.
Ситуация не радовала верного слугу Тэнно, одного из руководителей клана Тесю. Нет, формально все было очень неплохо — оборонительный периметр Империи был нерушим, промышленность наращивала выпуск вооружения, Армия была по-прежнему сильна, как, впрочем, и Флот.. Все это было так — но генерал понимал, что это не более чем форма, с сутью же все было намного хуже.
Хидэки-сама осторожно отпил глоток чая, покатал горячую жидкость во рту, наслаждаясь ее вкусом — и проглотил.
Генерал, помня уроки, данные ему Учителем, снова просчитывал обстановку — и не находил ошибок.
К середине 20-х имевшийся у Империи 'жирок' был истрачен целиком — а расклады и внутри, и вовне не становились лучше. Для того чтобы не стать подобием Сиама, стране нужно было развивать промышленность — а для этого нужно было дешевое сырье и рынки сбыта, на которых можно было бы продавать свою продукцию по монопольно высокой цене. Это же можно было сформулировать и проще — для того, чтобы выжить, стране Ниппон необходимо было стать новой Британской Империей, процветающей за счет эксплуатации колоний. Альтернативой была или медленная смерть, в том случае, если бы Ниппон сохранялась в тогдашнем состоянии, покупателя дорогого стратегического сырья и продавца дешевого текстиля — или смерть быстрая, в том случае, когда в стране, не имеющей жизненного пространства, но, с быстро растущим населением, вспыхнула бы революция, подобная русской. Между тем, Империя не имела колоний, куда можно было бы переселить миллионы человек избыточного населения — а главный канал эмиграции, США, был перекрыт — в 1921 году Конгресс принял закон, запрещавший свободную иммиграцию.
Единственным выходом из ситуации могло стать только создание экономически самодостаточной Империи, с источниками упомянутого выше дешевого сырья и рынками сбыта дорогостоящей готовой продукции. Но трагедия Империи состояла в том, что мир уже был поделен — и никто не собирался делиться со страной Ямато своим 'рисом'. И единственной возможностью выжить была экспансия в виде военной агрессии.
Именно в силу осознания безвыходности положения, в котором находилась Империя, и был принят 'Меморандум Танака' — высшее военное руководство Империи понимало, что у них нет иного выбора, чем выбор между смертельным риском и верной смертью, экспансией, обеспеченной военной силой и гарантированной национальной катастрофой. Оставалось идти по пути смертельного риска — и надеяться на милость Аматерасу.
Боги были милостивы к Империи Ниппон — легко прошел и захват Маньчжурии, и молчаливое признание этого захвата Западом, и развертывание там резервной промышленной базы Империи. И далее Боги не оставляли нацию Ямато — не было особых проблем в Китае, несмотря на то, что японские войска захватывали собственность англичан и американцев; а соглашение Арита-Крейги и вовсе означало признание Великобританией всех настоящих и будущих захватов в Китае.
Единственной настоящей проблемой Империи в то время была Россия. Бои за сопку Заозерная убедительно продемонстрировали сомневающимся мощь советской артиллерии — но это было сущей мелочью по сравнению с номонханским инцидентом, когда стало ясно, что даже элитная дивизия типа 'А', вместе с частями усиления, не может противостоять советским танковым соединениям. Именно тогда стало очевидно — и в 'мелочах', и в главном — Советский Союз под руководством господина Сталина имеет очень мало общего с Российской Империей царя Николая II.
